Страница 2 из 6
Но полевой бинокль купленный у скромного, ненастойчивого алкаша за две бутылки портвейна, остался лежать на подоконнике моей скромной комнаты в коммуналке, и разглядывание пуговиц пришлось оставить на потом.
Из лимузина высунулась стройная пара ног в лакированных сапогах (каблуки – сдохнуть можно!), опустилась с небес на землю и прочно стала под колышущейся норковой шубой приятного сиреневого цвета.
Она. Не шуба, конечно, а главная соперница моих грез – мадам Зеро. Я не знала имен жильцов дома наискось от палатки, но за два года вынужденных наблюдений (последние полгода через бинокль) успела каждому из них дать кодовую кличку – мадам Зеро, мадам Мартини, любвеобильный Генрих Восьмой и… Мужчина Моей Мечты, проходящий так же под кличкой Пирс Броснан. Были еще разнообразные некто-с-первого-этажа, мадам Мансарда, Клаудия-Шиффер-подруга-мадам-Зеро, обширный контингент – просто прислуга и прочая, прочая, прочая. Но к Мужчине Моей Мечты непосредственное родственное отношения имели только Зеро, Мартини и Генрих Восьмой. Зеро была его супругой, Мартини матушкой, с Генрихом Восьмым Пирс Броснан породнился через жену, так как появлялся преимущественно в его отсутствие и всегда с цветами.
Поначалу я приняла ловеласа Генриха за нежного супруга какой-нибудь из мадам – раньше был чисто выбрит в любое время суток, сейчас завел ухоженную рыжую бороденку, шикарно одет, всегда с букетом. Кто спрашивается? Для провинциальной девушки, лишь слегка развращенной телевидением, вопрос не стоит – конечно муж! Вернулся с работы, принес хризантемы, а то, что не выбегает регулярно в трениках с помойным ведром, показателем не является. У мужчин с такими манерами на помойку бегает прислуга.
Итак, муж, решила я. И считала так месяцев пять с половиной.
Но прежде чем докладывать о проведенном (случайно) расследовании, стоит сказать, что ларек господина Тушкоева как место временной работы, был выбран мною не случайно. Буквально в ста пятидесяти метрах от ларька стоит дом в котором есть коммуналка, в которой есть моя комната, на подоконнике которой хранится бинокль, купленный у алкаша полгода назад. Дом этот построил не Джек, а купец первой гильдии Иван Артемьевич Колабанов в начале прошлого века. На первом этаже этого дома купец планировал торговать колониальными и скобяными товарами, на втором этаже обустроился сам с семьей, и жили бы Колабановы до сих пор счастливо, не случись в России революция.
Но не все в России дураки, хотя дороги повсеместно отвратительные. Купец Колабанов не стал ждать, пока семью принудительно уплотнят в десятикомнатных апартаментах пролетариатом, продал все, что успел, и мудро махнул с семейством на ПМЖ в Канаду.
О том, что произошло дальше с «Колониальными и скобяными товарами» и апартаментами купца Колабанова, стоит рассказать отдельно, но позже. История и в самом деле вышла поучительная в смысле, прошу простить за тавтологию, истории государства в целом.
Итак, комнатушка в бывшем купеческом гнезде принадлежит теперь Софье Николаевне Ивановой, то есть мне, и единственным своим окном выходит на красивый кирпичный дом, что первым появился на территории Ибрагима Аслановича. Комнатушка моя длинная и узкая, как деревянный пенал первоклассника застойных времен, разгуляться там негде, а зубрить экономические науки я привыкла стоя, желательно в ритме шага. Расхаживая туда-сюда, туда-сюда, я вбиваю науку в упрямую голову мягкими шлепками тапок, дорога от двери проходит мимо вешалки, холодильника «Иней», принявшего на себя телевизор «Рекорд», тумбы, шкафа, кровати и письменного стола с компьютером, заканчивается у окна с видом на приличное жилье. Я кладу на подоконник книгу, упираю ноготь в нужную строчку и тупо гляжу в окно, повторяя тезис. Час за часом, минута за минутой, я девушка упрямая, и денег на мзду преподавателям у меня нет.
Пока дом достраивался, пока жильцы отделывали помещения и завозили мебель, вид за окном не мешал учебному процессу. Я тупо смотрела на грузовики и грузчиков, иногда старалась представить, как будет выглядеть телевизор или холодильник, когда его извлекут из картонной упаковки, и зубрила тезисы.
Постепенно в дом начали стекаться жильцы. На шикарных автомобилях, в шикарных шубах, в сопровождении шикарно вышколенных шоферов, заносящих вслед за ними пакеты с эмблемами самых шикарных магазинов города. Куда денешься, постепенно зрелище начало меня увлекать. Я стала различать жильцов по подъехавшим иномаркам, женщин со спины по шубам, детей и собак – по портфелям и гувернанткам.
Полгода назад какая-то злосчастная звезда навела на мой ларек застенчивого, неопохмеленного алконавта с полевым биноклем. Минуты три алкаш канючил, просовывал оптику через плексигласовое окошко и предлагал равноценный обмен – один бинокль на три ноль семь портвейна «777».
Сошлись на двух. Бинокль мне был на фиг не нужен, но уж больно плохо выглядел бедняга алконавт. Скорее всего, оптика где-то «случайно» прилипла к вороватой распухшей руке, ченч алконвта устроил, и таким образом у меня появился отличный бинокль и новое хобби.
Стыдоба, признаться тошно, но куда ж от правды, опять-таки, денешься – я начала подглядывать. Старательно обходя окулярами окна спален (ей богу, старательно обходя!), я смотрела, как живут Нормальные Люди, и напоминала себе, что так бы могла жить и я. Если б не ушла от мужа, не ушла от денег, влияния и холодильника, в котором не только пачка кефира и четыре яйца, но еще сервелат, карбонат и котлеты, приготовленный умелой домработницей. От прежней жизни у меня остался только гардероб, забитый приличным тряпьем под завязку, сожаления и испуг влюбиться снова. Не исключено, что подглядывать я начала, спасаясь от воспоминаний, леча испуг и убивая время. В двадцать четыре года его кажется так много, что полчаса, потраченные на картинки из чужой жизни, не выглядят потерянными.
Первым признаком выздоровления выступила ревность. Смешная, виртуальная ревность вуайеристки к мадам Зеро. И началось все с шубы.
В конце сентября прошлого года (тогда страсть к подглядыванию только-только наметилась, а бинокля и вовсе не наблюдалось) вдруг грянули холода, и объект Зеро вышел из лимузина в крашеной, стриженой норке – благородного оттенка красные разводы по угольно черному фону. Выглядела мадам Зеро сногсшибательно.
Сначала я чуть в обморок не упала, потом прикусила губу и оглянулась на гардероб, где висела точно такая же черно-красная шубка – подарок мужа к Новому Году.
Больше года я старалась забыть об этой шубе, о муже и существовании приличной одежды. Если кому-то это покажется смешным, прошу представить такой кошмар – как только я надевала что-либо из прошлой жизни и шла, например, гулять до магазина за хлебом, к норковому подолу тут же цеплялось что-то в лучшем случае с бритым затылком и на «мерседесе». В худшем тоже самое, но на джипе, в наихудчайшем – первый попавшийся ловелас, в чьем кармане бренчит мелочь на пиво в баре «Боцман».
Короче, липло все, что ни попадя. А я решила быть гордой, самостоятельной, с дипломом в виде доказательства, что Софья Иванова это вам не гортензия на подоконнике, она способна прожить без подпитки извне. Софья личность самодостаточная, упорная и трудолюбивая. Придет время, достану из гардероба норку и шкуры убитых телят, нацеплю на палец кольцо с сапфиром и явлюсь в какой-нибудь офис с вопросом: «Вам настоящие бухгалтеры нужны?»
А пока табу. Романы, свидания, мужчины и рестораны изгнаны напрочь. Сила воли проявлена поистине фантастическая. Однако накоплен и горький опыт. Ведь самодостаточность вещь обоюдоострая – отсекая от себя людей, ранишь и себя. Иногда все же стоит выплескиваться.
Я выплеснулась через единственное окно моей кельи. Нашла виртуальную соперницу (куда там Эллочке Людоедке с ее Вандербильдихой!) и такой же виртуальный предмет обожания.
Толи со скуки, толи чуть-чуть сошла с ума.
Итак, Генрих Восьмой, крашеная норка и мадам Зеро. Крашеную норку я мадам простила, лимузин цвета вороньего крыла тем более, но измену Мужчине Моей Мечты снести не могла. Первое, что я увидела полгода назад, налаживая наводку полевого бинокля, был смутный силуэт Генриха Восьмого, карабкающегося с букетом по лестнице на третий этаж. «Ага, – подумала я, настраивая резкость на окна лестницы, – сейчас-то мы и узнаем, чей ты муж!»