Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 40



— С каких это пор ты куришь? — интересуюсь я.

Брат пожимает плечами.

— А откуда сигареты? С черного рынка?

— Черный рынок? — Стефан изображает священный ужас. — Как ты можешь так обо мне думать?

— У тебя будут проблемы.

— Братишка, не переживай за меня, — улыбается он.

— А что это за девчонка была с тобой?

— Подруга с мельницы. — Стефан роняет снятую рубашку на пол. — Правда, красавица?

Брат, достав из комода чистую рубашку, сует руки в рукава и начинает мычать под нос.

— Ты чего мычишь? — спрашиваю я, присаживаясь на кровать.

— Песенку одну.

— Никогда не слышал.

— Конечно, не слышал, — отвечает брат, застегивая пуговицы. — Ты же у нас маленький воин фюрера? Ты… а ну-ка, стой! — Стефан вглядывается в меня из-под длинной челки и щурит глаза. — Как же я сразу не заметил. Кто ты такой и куда дел моего брата?

— В смысле? Это же я.

— А где твоя форма? — Стефан делает шаг назад и нарочито меряет меня взглядом с ног до головы. — Что они с тобой сделали? — Он ходит кругами, тыкая меня в спину и бока. Очень щекотно. — Кто же это так обошелся с моим братом?

— Отвали. — Смех так и рвется наружу. Пытаюсь ткнуть его в ответ, но брат слишком быстрый и сильный. В итоге я падаю на кровать. — Все, сдаюсь!

— Скажи, что я победил.

— Ты победил.

— Скажи, что я самый лучший и самый умный.

— Ни за что!

— Говори. — Стефан опять щекочется. — Говори!

— Ладно, ладно. Ты самый лучший и самый умный.

— Именно! — Отпустив меня, брат садится рядом, и на миг воцаряется тишина. Переводим дыхание.

— Ба сказала, мама сегодня не вставала.

— Неа, — качаю головой.

— Может, завтра встанет.

— Может быть, — смотрю я на него.

— Мы забыли открыть твой подарок на день рождения. — Его подбородок нацелен на комод. — Думаю, тебе понравится.

— Я хотел, чтобы сначала мама поправилась, — никну я. — С ней все будет хорошо? Она как будто тает.

— Вот поэтому ты и должен помогать мне быть сильным, — пихает он меня. — Крепким, как сапог, ваши так говорят?

— Что-то я не чувствую себя крепким, как сапог. — Слезы катятся из глаз, и я стираю их ладошкой.

— Давай тогда откроем твой подарок прямо сейчас. — Брат встает, берет сверток с комода и вручает мне.

Все мои возражения разбиваются о его настойчивость. Развязываю шпагат и осторожно разворачиваю оберточную бумагу. Внутри лежит обычная коробка.

Крышка легко снимается, и оттуда летит на пол резаная бумага. В коробке, словно в гнезде, притаился складной нож.

— Где вы его достали? — спрашиваю я, восхищенно изучая коричневую резную рукоять. — Настоящий, солдатский!

Здоровенное лезвие сверкает в лучах солнца.

— У каждого мальчишки должен быть ножик, а твой сломался, — говорит Стефан. — Мы с мамой накопили денег.

Складывая нож, размышляю, достоин ли я такого подарка.

— Мне сегодня дали зарплату, — сообщает брат за ужином, глядя на Ба. — Вы тратитесь на нас, так что я поделюсь.

— Не обязательно…

— Я решил, так будет правильно. — Стефан достает из кармана пригоршню банкнот.

Вместе с ними появляется на свет маленький клочок черной ткани.

У всех на глазах он падает на пол.

Цветок. Желтая серединка. Белые лепестки.



Брат стремительно хватает его и прячет назад, в карман.

— Стефан, осторожнее с такими вещами, — серьезным тоном просит дед.

— А что это за цветок? Что он значит? — спрашиваю я.

В меня впиваются три пары глаз.

— Чего это вы на меня так уставились?

— Сделай так, чтобы это у тебя никогда не видели, — обращается дед к брату и снова переводит взгляд на меня. — А ты, Карл, не смей рассказывать ни единой живой душе.

— Да объясните же, что значит этот цветок? — требую я.

И замолкаю, потому что на память приходят слова Лизы, как дети доносят на родителей. Все становится понятно. Я точно знаю, почему мне не объясняют про цветок. По той же причине, по которой дома не обсуждали, что папа не хотел идти на войну.

— Вы думаете, что я вас выдам, — говорю я, отступая к выходу с кухни. — Вы мне не доверяете.

Бросаюсь наверх, прямиком в спальню, и захлопываю дверь. Меня накрывает злость и тоска, в голове царит настоящая каша. Но в глубине души мне трудно винить родню за такое отношение.

В подвал

В ту ночь меня будит кошмарный звук.

Только что я лежал и размышлял, как убедить Стефана рассказать о цветке, а в следующий миг меня подбрасывает в кровати от жутких сирен воздушной тревоги.

Тело сковано ледяным страхом. Сбросив одеяло, высматриваю Стефана. Увы, в комнате слишком темно, только искры и разводы танцуют перед глазами.

— Ты как? — напряженно спрашивает брат.

— Нормально.

— Здорово. Все будет в порядке. С нами все будет хорошо. Спускаемся в подвал… вместе с мамой, — говорит брат, и я понимаю, о чем идет речь. Маму придется как-то поднять.

Нащупав фонарик, включаю его. Мы ныряем к маме в комнату раньше, чем Ба с дедом выходят к лестнице.

— Мама, пойдем в подвал. — С этими словами брат стягивает с мамы одеяло. — Быстрее. Они летят.

Времени почти нет. Сирены надрываются уже несколько минут, значит, самолеты скоро будут здесь.

Мама кое-как продирает глаза.

— Оскар? Это ты?

— Нет, это мы, Карл со Стефаном.

— Что случилось? — Она садится, смотрит вокруг, и в ее голосе сквозит недоумение. — Что, налет? А… я лучше тут останусь. Не бойтесь за меня.

— Нет, мы тебя тут не бросим.

Мать пытается лечь, но дед приходит на помощь, и они со Стефаном тянут ее за руки.

У меня в голове мелькают образы бомб, падающих с неба. Смертоносный дождь сыплется из летающих чудищ прямо нам на головы, и мы исчезаем в огненном вихре.

— Мама, пожалуйста, — молю я. — Прошу тебя, пойдем с нами.

— Оскар?

— Это Карл. — Я беру маму за руку. — Вставай, пожалуйста.

— Тебе страшно? — спрашивает мама.

— Конечно. Мама, вставай.

— Хорошо, радость моя, встаю.

Мама выбирается из кровати, Стефан подхватывает ее за талию и ведет вниз.

Дед уже возится с люком под лестницей. Тот заклинил, приходится как следует дернуть. Наконец в полу открывается провал.

— Полезайте, — командует дед. — Быстро вниз.

В подвале нас встречает заплесневелая куча всякого хлама и древних сокровищ. Старинный сундучок матроса, оплетенный толстыми железными лентами. Штабель стульев с облупившейся краской. Дряхлый велик и парафиновый обогреватель, от которого пахнет машинным маслом.

В дальнем углу мрачным демоном затаился котел. Сейчас лето, поэтому он дремлет, но зимой дед накормит его сверкающими кусками угля, и в нем оживет ревущее пламя. И тогда мы услышим, как бурчат трубы, лязгает железо и шипят паром батареи.

Мы со Стефаном часто подначивали друг друга спуститься по шатким ступеням и сидеть здесь, в темноте, сколько выдержишь. Раньше в подвале обитали монстры и призраки. Теперь здесь поселилась надежда. Подвал может спасти нам жизнь.

Дед разгреб пятачок под голой лампочкой, разгоняющей тьму, и поставил стулья, чтобы пережидать налет сидя. Еще он сделал полки, где стоят банки гвоздей и шурупчиков, всякие крючочки и проволочки, а Ба организовала продуктовый запас на случай, если мы застрянем тут надолго. И раз в несколько дней мы меняем воду в ведрах, чтобы всегда был свежий запас.

Сирены едва пробиваются через закрытый люк, но когда посыплются бомбы, мы их почувствуем.

Я только раз попадал под авианалет, еще в городе. Та ночь стала самой пугающей и будоражащей в моей жизни. Бомбы падали целую вечность, и земля содрогалась под нами. Мы сбились в кучу в убежище под домом, а когда вылезли, вдалеке что-то горело. На следующий день в школе только и разговоров было, что о разрушениях да о ненавистных врагах.

Сейчас я не чувствую ничего.