Страница 8 из 12
К счастью, визит подошел к финалу. Взглянув на часы, барышня поняла, что ей пора поторопиться на обед к одной из приятельниц. Когда за Ростоцкой закрылась дверь, я почувствовала облегчение.
Поднявшись с кресла, я едва не вскрикнула, увидев возле двери влажные следы женских ног. След одной ноги был от туфельки, другой – босиком.
Призрак утопленницы следует за Климентией по пятам – мелькнула мысль. Я зажмурилась. Когда открыла глаза, следов на полу не было.
Подойдя к окну, увидела, что в коляску рядом с Ростоцкой садится стройная девушка в мокром плаще. Насторожило, что барышня без шляпки, а мокрые светлые волосы не уложены в прическу. Поначалу приняла ее за служанку, попавшую под дождь. Она стояла ко мне спиной, и рассмотреть лицо не удалось. Потом заметила, что девушка обута лишь в одну туфельку, вторая нога босая.
Вздрогнув, я отвела взгляд, потом снова взглянула на Ростоцкую, испугано озиравшуюся по сторонам. Рядом с ней никого не было.
Неужто почудилось? Нет, мои видения не обманывали меня ни разу. Призрак рядом с Ростоцкой, которая чувствует присутствие утопленницы и боится.
Чтобы унять волнение, я принялась перебирать письма на столике в углу гостиной. Как обычно, несколько писем Константину, и множество посланий в разрисованных конвертах – Ольге от приятельниц. Среди них я с трудом отыскала письма, адресованные мне от двух поклонников.
В свете существует правило, что незамужней барышне не следует адресовать письмо. По светскому этикету поклонник должен писать письмо к ее замужней сестре, и после вежливых обращений и фраз вроде "прошу кланяться" или "прошу передать мое почтение" написать несколько сдержанных строк для барышни.
Несмотря на правило, среди светских молодых людей распространена мода романтических писем. Обычно родственники барышень снисходительно относятся к подобной вольности, но внимательно следят за перепиской, дабы вовремя приструнить чрезмерно настойчивого поклонника.
Не составляло труда предугадать строки писем, явно переписанных из глупых французских романов. Догадываясь о фальши, я почему-то радовалась этим строкам, блаженно улыбаясь. Удивительно, как надоевшие старые комплименты могут окрылить девушку.
Разум подсказывал, что авторы разослали свои пышные фразы нескольким барышням. Радует, что имя и адрес не перепутали.
Я не сразу заметила предназначенное мне письмо без обратного адреса, поэтому распечатала его последним. Автором послания оказался граф Н*…
Какое счастье, что Ольга не видела меня в эту минуту, она бы легко заметила мое смятение. Почему-то сейчас мне не хотелось говорить с сестрой о своих чувствах.
Граф написал мне столь теплое и трогательное письмо. Фразы были просты и, возможно, поэтому казались искренними. Он даже интересовался моими делами, беспокоился – не докучают ли мне злобные призраки. В конце письма граф выражал надежду, что мы увидимся завтра в салоне Софьи Карамзиной.
Забыв остальные письма на столике, я ушла к себе в комнату написать ответ для графа.
Вечером, когда мы собрались в гостиной побеседовать о событиях прошедшего дня, я спросила Константина:
– Когда нашли тело Коко, она была обута только в одну туфельку?
Он давно привык слышать от меня странные вопросы, поэтому не удивился:
– Да, совершенно точно, – ответил Константин, – интересно… туфелька слетела, когда убийца толкнул Коко в воду, или соскользнула в воде? – он задумался.
– Неужто даже столь незначительная деталь может оказаться решающей? – изумилась Ольга.
Сестра не переставала восхищаться умом супруга.
– Никогда не знаешь, что может оказаться важным… Потерянная туфелька не найдена. Либо всему виною течение, либо башмачок забрал убийца?
– Золушка-утопленница, – вздохнула Ольга, – но зачем убийце ее туфелька?
– Зачем… – задумчиво повторил Константин, – возможно, злодей полагал, что тело, унесенное потоком в Неву, никогда не будет обнаружено… А если и выплывет где-то за городом – точное место преступления никто не установит. В таком случае, туфелька, оставленная у Зимней канавки, могла бы дать ненужную подсказку сыщикам о месте убийства…
Ольга понимающе кивнула, гордясь своим мудрым супругом.
Ранним утром я отправилась на прогулку по городу. Коляской, в отличие от Ольги, я правлю плохо, поэтому ехала очень медленно.
Удивительно, но даже после ярких красок Кавказа, я продолжаю любить серый унылый Петербург. В этом таинственном городе каждый уголок хранит свои секреты. В предрассветных лучах можно уловить незримые тени призраков… Кажется, что они приветствуют меня как старую знакомую.
На секунды в первых лучах солнца мне открывается другой Петербург, обитатели которого не живые горожане, а бестелесные духи. Они бродят по улице, сидят в кофейнях, смотрят из окон домов и, кажется, беседуют друг с другом. Звучит немного странно, но это тоже "жизнь", правда, "жизнь" иного Петербурга. Я видела жандарма, булочника, галантерейщицу, мальчика посыльного, бравого гусара, кокетку в окне… В этом "другом Петербурге" тоже есть свои новости, сплетни и, наверняка, скандалы… У нас наступает день, у них – ночь, и призраки исчезают с городских улиц. С наступлением темноты для этого "другого города" наступает день…
Возможно, виною моя фантазия…
Когда я выехала на набережную Невы, солнце уже показалось над рекой. Утро выдалось солнечным – редкость для осеннего Петербурга. Однако прохлада не отступила. К моей удаче, не было ветра с залива, иначе прогулку пришлось бы прекратить.
Я всматривалась в гладь реки, отражение рассветного неба скрыло унылый серый цвет холодных вод. Строгие фасады домов, обрамлявшие набережную, сияли в красках утра. Как прекрасны мгновения между тьмой и светом, ночью и днем.
Проезжая мимо сфинксов Университетской набережной, я увидела фигуру Ростоцкого. Не понимая причины своего внезапного любопытства, решила остановиться.
Серж обернулся и, завидев меня, поднял руку в знак приветствия и сразу направился ко мне. Я спустилась с коляски и пошла к нему навстречу.
Мы обменялись обычными приветствиями. По взгляду Ростоцкого было заметно, что он взволнован и желает посоветоваться со мной, но не знает – как начать разговор.
– Вы любите прогулки по набережной? – задала я бессмысленный вопрос, подойдя к одному из сфинксов.
Красивое гранитное лицо древнего царя бесстрастно смотрело вдаль. Многие боятся сфинксов, а мне они кажутся весьма спокойными и дружелюбными. Их истинное величие завораживает. Неужели им, правда, тысячелетия?
Небо заволокло тучами. Погода менялась быстро.
– Да… люблю прогуляться, – растерянно ответил Ростоцкий, – надеюсь, вы не сочтете меня сумасшедшим? Право, понимаю, вас беспокоит моя сестра… Не хотелось, чтоб вы сочли нас семьей безумцев… Климентина говорит правду, я уверен… У моей сестры никогда не наблюдалось приступов истерии… В роду у нас не было сумасшедших…
– Вы хотите поговорить со мною о вашей сестре? – предположила я.
– Нет-нет… Мне бы хотелось поделиться с вами некоторыми размышлениями. Повторюсь, никогда не страдал безумием…
– Будьте спокойны, в безумии легче обвинить меня, – печально улыбнулась я, всматриваясь в лицо сфинкса.
Ростоцкий провел рукой по надписям на постаменте.
– Странные письмена, – произнес он, – будто какой-то шифр… Знаю, что их переводили ученые. Но все равно мне почему-то кажется, будто иероглифы скрывают иной смысл… Горе, если злодей сумеет познать тайну… Я уверен в своей догадке, но не могу объяснить… Неужто подсказки египетского пра-прадеда?
Он вздрогнул и смущенно отвел взор.
– Я вам верю! – прозвучал мой твердый ответ.
– Знать бы, зачем мне даны эти странные предчувствия, – произнес Серж, рассматривая амулет предка, – неужто злодеи хотят раскрыть древние тайны?