Страница 17 из 59
А Ленька той ночью чуть не умер от страха, когда в жуткой тишине темного киоска рядом вдруг раздался звонкий удар, звякнуло стекло — это Кузнецов ни с того ни с сего принялся крушить ломиком бутылки в ящиках, протыкать мешки, коробки! Прямо бешеным сделался, бормотал что-то бессвязное, жутко ругался, закашливаясь…
Полторы тысячи записал Кузнецов после этой ночи на счет Ленькиного долга. А унесли они всего несколько бутылок коньяка, сыр, шоколад, конфет немного, пяток кругов колбасы. Если действительно он взял Ленькин долг на себя и хочет, как говорил, на этом тоже заработать, то почему так барски ведет себя, денег не жалеет? Попортил он в киоске всего, конечно, на большую сумму, но кто ж за это ему платить будет?! Непонятно поведение Кузнецова, подозрительно, и потому еще страшней Леньке за жизнь матери. Назначили пятьдесят тыщ, а за какой-то миг Кузнецов ломиком нагрохал бутылок с вином на добрую половину! Что тогда вообще стоит им человеческая жизнь?! А что еще теперь задумает этот чахоточный, куда позовет Леньку, что делать заставит?
Страшно было парнишке, больно и тяжело, тоскливо, ничего на ум не шло, потому что у страха глаза велики, да ничего не видят.
XIII
В воскресенье по пути на вещевой рынок (барахолкой, толкучкой называли еще это место двуреченцы) Мухачев рассказал Николаю Орешину:
— В областном управлении было большое оперативное совещание, в перерыве ко мне подошел майор, начальник отдела ОУР по особо тяжким преступлениям — поговорили о том о сем. А Желтухин сразу надулся, решив, что меня теперь от него заберут. Чудные старики! Кто виноват, если они подчиняют себя привычкам? Разве в том все дело, чтобы я его устраивал, чтобы он меня устраивал, чтобы мы друг друга устраивали?! А представь работенку у этого майора — это тебе не киоски караулить, не за Слоненком по барахолке гоняться, как сегодня вот предстоит!
Кстати, надо искать Гнилого. Помнишь, как описал его Слоненок? По присланным-то приметам, я говорил, только с рулеткой…
— Лет тридцать, выше среднего роста, сутулый, шрам под подбородком, — перечислил приметы Николай.
— Лупоглазый, веки тяжелые, будто прикрытые, много зубов из желтого металла, — прибавил Мухачев. — Вообще похоже, что этот человек не выдумка Слоненка — понимаешь, на совещании выяснилось, что многие карманные кражи подходят под одну опытную руку. Учти еще, что не каждый потерпевший заявляет. Например, если пропадет небольшая сумма, то и не идут в милицию. И даже не из-за суммы, а потому, что не очень-то верят в то, что мы поймаем и изобличим вора. Так что… Сегодня на рынке будет много оперативных, работников других зон, а также из областного управления, ребята-дружинники из специального оперативного отряда при нашем уголовном розыске — эти будут, понятно, без повязок на руке. Смотри в оба. Слоненка ты видел, приметы Гнилого запомнил… Не забывай про тот фотоаппарат «Киев», где три семерки в номере. Если что, не стесняйся поднять шум, свисток у тебя имеется?
— Имеется.
— Наш пикет будет в кабинете директора рынка — там телефон. Всех задержанных доставляй туда — будем фильтровать. Конечно, по-хорошему и тебе надо бы в гражданское сегодня одетыми, да ладно, может, так и лучше, что всем видно присутствие милиции, не мешкая будут обращаться. Только ходить нам с тобой поврозь придется, сам понимаешь…
Народу на рынке было до неправдоподобного много — прямо море голов, невозможно было пройти, чтоб кого-нибудь не задеть, в глазах рябило от разноцветья вещей на прилавках и в руках продавцов, в сплошной гул сливались приятельские беседы и споры торгующихся, прихваливающих свой товар.
Ветхое деревянное зданьице администрации рынка притулилось к забору недалеко от центрального входа. За столом у телефона сидел Александр Александрович Желтухин, а на стуле у окна какой-то странный дед в немыслимо затрапезной фуражке, натянутой на глаза, в странной рабочей спецовке. «Подозрительный дед», — сразу отметил Орешин, и ему бросилось в глаза, что руки у деда совсем еще молодые, крепкие, нетерпеливо потирающие ладонь о ладонь, и сидел он как-то лихо — забросив ногу на ногу, покачивая коричневой, хорошо начищенной туфлей. Дремучая борода с усами заметно контрастировала со смуглой и неморщинистой кожей лица.
При появлении Орешина и Мухачева дед отвернулся к окну, руки спрятал под мышки.
— Кстати появились! — воскликнул Желтухин. — У меня как раз все в разгоне. Ленька Дятлов какой-то фотоаппарат продает — надо бы проверить. Задержите пацана, он… Да вот дедушка вам покажет, где он стоит сейчас, — кивнул Желтухин в сторону незнакомого гражданина и усмехнулся, поглядывая на Орешина с Мухачевым как-то особенно.
Дед быстро шагал впереди, решительно раздвигая сильными плечами толпу, молодые милиционеры еле поспевали за ним.
— Так ты и не узнал? Это же твой Потапкин сыщика изображает! — шепнул Орешину Мухачев. — Наш Сан Саныч тоже иногда пользуется таким приемом. Ты подольше вида не показывай, что узнал, пусть думает…
— Отсюда его уже видно, сынки, дальше уж сами, — сказал между тем приостановившийся ряженый Потапкин.
Ленька стоял у самого забора с фотоаппаратом в руке, оборванный ремешок на чехле болтался до самой земли. Пока Орешин пробирался в толпе, Дятлова заслонил какой-то мужчина — видно, они быстро договорились, потому что Ленька уже прятал в карман деньги.
— Гражданин, гражданин! — подоспел Орешин. — Погодите минутку!
Ленька еще с фотоаппаратом в руке попытался улизнуть, но Мухачев с другой стороны крепко взял его за плечо:
— Пошли, Дятлов, пошли, дорогой, не трепыхайся! Давай следом покупателя! — крикнул Мухачев Орешину и исчез в толпе, где-то уже далеко покрикивая скороговоркой: — Посторонитесь, граждане, осторожней, посторонитесь, дайте дорогу!..
— Гражданин, — повернулся Орешин к мужчине, передавшему Леньке деньги, но так и не успевшему забрать свою покупку. — Пройдемте, — предложил он и тут же осекся от неожиданности: на него глядели холодные настороженные глаза, будто со сна только что прикрытые набрякшими веками; шею незнакомца до подбородка закрывал высокий ворот белоснежного свитера, а из кармашка черного с отливом бостонового пиджака выглядывал платочек.
«Платочек как у Слоненка! Гнилой!» — промелькнула мысль.
— Да никуда я не пойду, ничего я не покупал! — процедил сквозь зубы из желтого металла незнакомец, делая незаметные попытки отодвинуться в толпу, но тут невесть откуда на его пути возник бородатый Потапкин.
— Тебя же просют, милок, милицию уважать след!
— Деньги свои заберетё и все! — с появлением бывшего бригадмильца обретая спокойствие и уверенность, сказал Орешин.
— Какие деньги?! — удивленно и затравленно озирался незнакомец, стараясь обойти мешающего старика. — Никаких денег не знаю! Ошибочка вышла, гражданин начальник! Ошибочка, дедуля!
— Там разберутся, вы уж идите, раз просют.
— Гражданин, я…
От удара коленом в живот Потапкин охнул, переломился вперед, толпа вокруг ахнула и расступилась — незнакомец побежал! Орешин — за ним. В первый момент он почти нагнал беглеца, но тот юркнул в сторону и потерялся, как растворился. Может, перешел на обычный шаг, а то и остановился где-нибудь у прилавка, изображая покупателя. Вытянувшись, на цыпочках, Орешин до онемения шеи крутил головой во все стороны, но безрезультатно.
«Упустил, упустил, упустил!» — билась одна досадная мысль.
— Не догнали, Николай Трофимович? — спросил подошедший Потапкин, уже не подделываясь под старика, хоть теперь он, сморщенный от еще не прошедшей боли, согнувшийся и державшийся за живот, больше походил на деда, только вот борода у него совсем отклеилась, висела ниже крепкого бритого подбородка. — Эх, язви его душу! Мне надо бы сразу его брать приемом!
А фотоаппарат у Леньки Дятлова был именно тот, разыскиваемый «Киев» с тремя семерками в номере. Так сказал Мухачев в пикете. Еще он сказал Николаю, что дружинники из оперативного отряда почти с поличным задержали на карманной краже Слоненка и теперь Желтухин разбирается с ним в горотделе.