Похитители разума

Аудитория зааплодировала. Боно Рито, оскалив желтые зубы, поднялся и поклонился. Когда стихли последние хлопки, Кребс произнес установочную речь, начавшуюся с отдельных, наводящих пунктов.

— Никто так не знает интимной жизни человека, как он сам знает себя, со всеми личными — чистыми и тайными, порою и грязными сторонами своей жизни. У каждого представителя высшей расы есть и что то свое, особенное, разнящееся от других, передаваемое от родителей по наследству и являющееся следствием воспитания или образования, полученного в школе. Окружение накладывает характерные черты на поведение, психику, характер. Люди высшей расы разны и не похожи друг на друга своим характером, умственными способностями так же, как не подобны отпечатки их пальцев. Кровь же представителей высшей расы, а также деяния и энергичная потенциальность и стремления нации — одно. Мы ставим своей целью культивировать прекрасные качества, являющиеся колоссальным духовным достоянием представителей высшей расы… Однако, мы не можем себе позволить такой роскоши по отношению к ним — унтерменшам, представителям низших рас, — указал он презрительно, пророческим жестом на восток.

— Правильно! Правильно! — послышались одобрительные реплики.

— Унтерменш, то есть представитель низшей расы в нашем широком понимании, после проведения в жизнь огромнейшей программы — это домашний прирученный раб, как и в период расцвета Римской Империи, или домашнее животное, вскармливаемое своим хозяином для насущных нужд и потребностей в рабочей силе.

Вспомним историю. Еще в средние века в германских княжествах и герцогствах, пойманные или захваченные в бою неприятельские воины и мирное население исполняло у нас роль домашних рабов.

Они жили в хлевах рядом с животными и выполняли вместе с ними всю тяжелую работу, — так писал один германский историк. Однако, вернемся к нашей теме: приручить завоеванных и покоренных рабов — такова воля наших государственных мужей.

Мы должны создать прообраз идеального раба XX века! Здорового физически, способного неутомимо и плодотворно трудиться, неприхотливого в быту, привыкшего к лишениям. Раб-унтерменш должен жить в казарменных условиях, одеваться в простую, но удобную для труда одежду, питаться грубыми кормами из дробленых жмыхов, зерна, овощей с весьма мизерным добавлением низкокачественного жира. Раб не курит, не пьет, не имеет никаких потребностей — поэтому дешев в эксплуатации. Желательно, чтобы он не буянил, не отлынивал от труда и не был склонен к протесту. У него должно быть выхолощено, атрофировано понятие о воле, индивидуальности, государственности в понятии нашем, т. е. оберменшей.

Унтерменши — раса продуцентов, производящих в изобилии сырье и товары, которые распределяются среди потребителей высшей арийской расы — граждан новой Европы!

Вот схема. Долги и извилисты пути исканий, но в принципе мы стоим на верном пути и никогда не откажемся от своих идей. Успех нашей необычной работы зависит от многого, и в первую очередь от полной преданности и самопожертвования каждого из нас. Каждый сотрудник нашего института должен терпеливо выполнять то или иное задание, полученное из единого руководящего центра. Я кончил. Может быть, выступит господин шеф? — спросил Кребс у Боно Рито. Японец поднялся и, поклонившись, ответил:

— Я сделаю завершающий доклад, а пока просил бы каждого из уважаемых коллег высказать свои предложения и теории по вопросу, довольно ясно высказанному доктором Кребсом и являющегося стержневым заданием работы нашего исследовательского института.

Предложение, высказанное японцем на чистейшем немецком, культурном языке, вызвало заметную заинтересованность его персоной.

— Прошу коллег высказываться, — произнес Кребс.

Первым выступил необыкновенно неряшливый и несимпатичный субъект с безусым лицом оскопленного евнуха, похожим на недопеченное, красное яблоко. Из кармана пиджака неопределенного цвета торчал грязный платок. Правый локоть засаленного рукава сильно испачкан мелом; его вид заметно выделял его из среды хорошо одетых, чистеньких коллег. Ученый недоразвито-тонким, срывающимся голоском подростка, начал злобную речь. Начало ее попахивало очень скверной политикой, но постепенно он подошел к своей научной концепции.

— Наблюдали ли вы, господа, стадо быков? Да, да, да — настоящих бугаев? Видели ли вы, как они работают?

После короткой паузы, с видом победителя, он ответил на свой же вопрос.

— Часто согнанные в стадо строптивые животные, испуганные куском красной тряпки, или увидевшие корову, мечутся, ревут. Их глаза наливаются кровью и полыхают огнем необузданной, дикой страсти. Они неспособны тогда работать. Горе работнику, пытающемуся одеть ярмо на возбужденных животных или запрячь их в плуг и повозку. Они бодают, лягают, они похожи на бешеных. Так зачастую бывает и с людьми у полудиких племен, населяющих необъятные просторы восточной Европы и Азии.

Но видели ли вы, как мирно, терпеливо и добросовестно работают обыкновенные волы? Да, да, да — волы?

Евнух победоносно поднял палец.

Боно Рито снял свои массивные очки и, протерев платком, внимательно рассматривал злобного, не понравившегося ему скопца. Японец тушевым карандашом чертил в крохотной памятной книжечке затейливую вязь таинственного письма.

— Мое предложение стерилизовать будущих рабов XX века. Да! Да! Да! Стерилизовать!

Несколько жидких хлопков покрыли речь евнуха. Коллеги неохотно поддержали заядлого стерилизатора.

Началась оживленная дискуссия. Первым возразил Кребс.

— Стерилизацию мы широко применим к второстепенным политическим врагам. Это вполне ясно, но мы не должны забывать, что нашему потомству тоже потребуется и потомство рабов. Мы живем не только сегодняшним днем, а глядим далеко вперед, — не переключаться же нашим детям и внукам на грязный, тяжелый и неблагородный труд. Как ни блестяще мы организуем промышленность и технику в будущем, но сельское хозяйство довольно консервативно. Там не везде поставишь конвейер и не внедришь полную механизацию. И именно в сельском хозяйстве нашей страны и, самое главное, в завоеванных колониях, труд раба найдет самое широчайшее применение. Поэтому я решительно высказываюсь против стерилизации рабов.

На кафедре появился известный бородатый расист.

— Наказание раба так же полезно, как и битье строптивого животного… В вечном страхе перед наказанием, его душа огрубеет, а тело покроется ранами, зарубцуется и будет целиком отдано на службу нам.

Последним выступил Боно Рито.

— Уважаемые коллеги! Я выслушал много предложений, и все они требуют внимательного и критического изучения.

Перед нами задача — создать новый, эталонный образец работоспособного, свободного от мысли о бунте и протесте и каких бы то ни было идей, современного раба — «живого робота». Я склонен уважать долголетние искания и труды моих германских коллег, но должен сказать, что пути исканий чрезвычайно неясны и туманны. Каждый из них обладает каким-либо существенным недостатком. Стерилизация имеет свои положительные, но и свои отрицательные стороны. Учтите, какое возмущение может возникнуть во всем мире, так как факт стерилизации невозможно сохранить в тайне. Стерилизация, к тому же, почти прекращает институт живых роботов.

Я имею в виду произвести нечто более глубокое, более существенное. Мой метод условно можем назвать стерилизацией разума! Стерилизацией человеческого мышления. Оскопить, стерилизовать то, что является самым существенным различием между обыкновенным животным и разумным существом — человеком… Итак, необходимо вырвать мышление и высший разум.

Механическое и бездушное битье рабов, ставящее целью выбить дух непокорности, в особенности у такой упорной расы, как славянская — недостойно серьезного рассмотрения. Тело битого раба зарубцуется, а дух сопротивления и естественная мысль о мщении будет расти и культивироваться у порабощенных пропорционально применяющимся к ним мерам порабощения, вплоть до наступления сильной реакции — взрыва.