Страница 7 из 125
Бутурлин победно заулыбался:
— Хочешь не хочешь, а придется, князь, изменить мнение о Румянцеве. Тем более, я собираюсь просить ваше сиятельство взять его с собой в поход на Рейн.
— Румянцева в мой корпус? — удивился Репнин.
— А разве вы против?
— Нет, почему же… Если прикажете…
— Вы еще будете говорить спасибо за такого командира, — не дал ему закончить Бутурлин. Тут он озабоченно посмотрел на наполненные рюмки. — Господа, что же получается: мы спорим, а рюмки стоят? Прошу, господа! Выпьем за поход русской армии в сердце Европы. Виват, господа!
— Виват! — отозвались гости.
Поход в Европу, о котором говорил Бутурлин, был назначен на лето будущего года. Бестужеву-Рюмину, ставшему недавно великим канцлером, пришлось проявить много упорства и хитрости, чтобы взять верх над своими противниками в избрании курса во внешней политике. По его настоянию Россия втянулась-таки в спор о так называемом австрийском наследстве[7], заключила оборонительный договор с Австрией и Англией, обязавшись послать им в помощь на театр действий тридцать тысяч вспомогательного войска. На званом обеде генерал-фельдцейхмейстер князь Репнин представлял сей корпус особой своей, как командующий.
Опорожнив рюмки, гости заговорили о перспективах заграничного похода.
— Не кажется ли вам, господа, что прусский король с каждым днем все более наглеет? — говорил князь Репнин. — Австрия согласилась отдать Силезию, а ему теперь и этого мало, домогается новых уступок. Победы над австрийцами, видимо, вскружили королю голову, и он, думается мне, сейчас не против проглотить всю Европу.
— Если пруссаков не остановить, они могут потом угрожать и нашей империи, — в тон ему заметил Леонтьев.
— Положение Австрии быстро ухудшается, — вмешался в разговор граф Брюс. — Поддержка, которую ей оказывает Англия, не способна что-либо изменить. У Марии Терезии теперь надежда только на нас.
— Сдается мне, — снова заговорил Репнин, — длительная война уже истощила силы противников. Возможно, они согласятся на мир еще до выступления нашего корпуса.
— А как думают на сей счет послы? — обратился Бутурлин к шурину.
Все посмотрели на князя Голицына. До последнего времени князь был полномочным министром в Саксонии и имел о политике государей европейских держав широкие сведения.
Князь отвечал спокойно, с уверенностью человека, знающего предмет спора больше, чем другие. Он считал, что примирить враждующие стороны не так просто, как кажется на первый взгляд. Франция и Испания упорно не признают Прагматическую санкцию[8] Карла Шестого, и изменить их позицию смогут только уступки со стороны Австрии. Так или иначе, Марии Терезии придется расстаться с итальянскими герцогствами.
— Ни в коем случае, — горячо возразил князь Репнин. — Мы заставим испанцев и французов подписать мир без всяких условий. У Марии Терезии великие силы. На ее стороне Англия, Нидерланды, Сардиния, а теперь и мы идем ей на помощь. Испания и Франция ничего не получат.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Голицын.
Когда обед подходил к концу и гости, оставив политику, говорили уже обо всем, что взбредет в голову, лакей объявил о прибытии графа Румянцева. Хозяин дома, порядком захмелевший, но еще крепко стоявший на ногах, сам пошел встречать опоздавшего. Он привел его под руку — высокого, со здоровым румянцем на щеках, внесшего с собой запах снега и солнца.
— Вот, господа, тот самый человек, о котором спорили. Прошу любить и жаловать.
Первым был представлен князь Репнин. Подавая полковнику руку, генерал-фельдцейхмейстер уточнил: Воронежского пехотного полка командир?
— Истинно, Воронежского, — ответил за Румянцева Бутурлин. — Того самого, где готовы ружья обменять на копья, чтобы ловчее было с противником драться.
— Мы учимся не только колоть, но и стрелять тоже, — возразил Румянцев.
— Колоть — дело прошлое, — сказал Репнин, уставившись ему в лицо. — Сейчас, когда есть ружья и пушки, поражать врага лучше на расстоянии.
— Я позволю себе не согласиться с вашим сиятельством, — выдержал его взгляд Румянцев. — При Петре Великом тоже были ружья и пушки, а все ж холодное оружие оставалось в почете. Без холодного оружия нет атаки, а без атаки нет победы.
Князь Репнин с разочарованным видом повернулся к фельдмаршалу: мол, ничего себе, хорошего офицера навязали, когда уже сейчас позволяет себе такое!.. Вслух сказал:
— Я не против штыка. Штык нужен, когда того требует обстановка. Но, смею заметить, граф, сейчас все европейские армии делают ставку на огневой бой. Не научившись тактике огневого боя, мы никогда не сможем побеждать равного по силе противника. Так внушал мне мой учитель принц Евгений. Думаю, такое же мнение и у Александра Борисовича. Не правда ли, граф? — обратился князь к фельдмаршалу.
Бутурлин не был силен в военном деле и, боясь попасть впросак, увильнул от ответа.
— Чем спорить, лучше выпьем, господа.
За столом подхватили:
— Румянцеву штрафного!
После обеда гости уселись за карты. Захмелевший хозяин не играл. Он вис на Румянцеве, видимо, уверенный в том, что этим доставляет ему удовольствие. Таким уж был этот человек — вино делало его добрым до наивности, он забывал о своем высоком положении, как-то весь размягчался, становился болтливым. В состоянии опьянения фельдмаршал чувствовал себя счастливейшим человеком и хотел, чтобы такими же счастливыми были все его окружавшие.
— Я еще не успел представить молодежь, — говорил он Румянцеву. — Такие милейшие люди!.. — Он подвел его к юноше, одиноко стоявшему в сторонке. — Знакомьтесь, отменный юноша! Будущий генерал!
— Князь Николай Репнин, — с достоинством поклонился молодой человек.
— Именно, Николай, — подхватил Бутурлин. — Генерал-фельдцейхмейстера сын. Собирается с отцом на Рейн против пруссаков.
— Я наслышан о вас и буду надеяться на вашу дружбу, — сказал Румянцеву князь Николай с учтивостью хорошо воспитанного кадета. — Знакомство с вами тем более приятно, что вы, как я понял, тоже собираетесь в поход.
Румянцев вопросительно посмотрел на фельдмаршала.
— Да, да, вы тоже… — подтвердил тот. — Генералу угодно взять вас с собой. Извините, — вдруг спохватился он, — я на минуту…
Бутурлин направился к гостям, игравшим в карты, но у столиков остановился, забыв, зачем, собственно, шел сюда. Так и не вспомнив, он вернулся обратно. Румянцева на месте уже не оказалось.
— Ушел?
— Ушел, — вытянулся перед ним молодой князь.
— Даже не простился… — обиженно вздохнул Бутурлин. — А ведь милейший человек!.. Что же теперь прикажете делать? — И он снова пошел к игральным столикам.
Между тем Румянцев и не думал уходить. В то время как хозяин искал, чем себя занять, он находился на втором этаже в обществе княжны Екатерины Михайловны и предлагал ей свою руку и сердце.
Расположившись с полком в Москве, Румянцев уже дважды приезжал в этот гостеприимный дом и каждый раз находил случай побыть с княжной наедине. После смерти матери (она умерла в 1744 году) княжна осталась круглой сиротой и жила теперь у деверя. Ей было приятно проводить время с умным, общительным полковником, которого знала еще мальчишкой, но ей и в голову не приходило, что интересное, ни к чему не обязывающее времяпрепровождение может привести к такой развязке.
Предложение молодого полковника привело княжну, в смущение.
— Не понимаю вас, граф, — лепетала она. — Шутить изволите… Я старше вас на одиннадцать лет. Помните, вы еще меня тетей звали…
— Прекрасно помню. Но что из этого следует? — наступал Румянцев. — Разве кем-то доказано, что брачный союз одногодок счастливей брака с разницей в возрасте?
— Брачные союзы бывают счастливыми при взаимной любви. Подумали ли вы об этом граф?
— Делая предложение, я рассчитываю на доброту ваших чувств.
— Нет, нет, речь совсем не обо мне… — перебила она его. — Я ничего вам сейчас не скажу. Я должна подумать.
7
Война за австрийское наследство (1740–1748) коалиции Франции, Пруссии, Баварии, Саксонии, Испании, Пьемонта и других стран, оспаривавших наследственные права Марии Терезии на владения австрийской короны и стремившихся к их разделу, против Австрии, поддержанной Англией, Голландией и Россией.
8
Закон о престолонаследии, согласно которому наследственное земли австрийских Габсбургов должны были оставаться неразделенными.