Страница 4 из 85
Нагловский перешёл к телеграфу, а Гурко прикрыл веки и на короткое время забылся во сне, две последние ночи были бессонными. Сам не заметил, как задремал.
И послышался ему знакомый голос:
— Иосиф!
«Кто меня зовёт?» — подумал Гурко.
Силился вспомнить. Вдруг догадался. Это же мать позвала его. Господи, подумал он. Ведь сорок лет, как говорила она в последний раз с ним...
И снова мысли о далёком детстве. Лесная сторона, небольшая усадьба. Берёзы, лиственницы. Село рядом, избы...
Потом увиденное в дрёме исчезло, и Иосиф Владимирович увидел отца. Тот говорил ему строго:
— Помни, Иосиф, ты рода древнего, наш предок наместником Смоленским был.
Очнулся Гурко, о сне мысли: к чему бы? И подумал, уж ли и там, на том свете, мать вспоминает его? А ведь и я, матушка, не забываю вас... И решил сегодня же послать Василия в церковь, поминальную заказать...
Мысль перебросила его в Санкт-Петербург. С Александриной, женой, расстались холодно. Да они никогда близки и не были. Он всё больше по гарнизонам, она, красавица, жила своими интересами...
Уже здесь, в Бельцах, накануне отъезда в Унгены, уходя в штаб, повстречал хозяйку дома, Софью. Она сказала игриво:
— Генерал, ваш Василий не позволил мне прийти к вам этой ночью. Он встал у двери и сказал: его превосходительство спит.
Софья была молода и привлекательна. Иосиф Владимирович улыбнулся, поцеловал хозяйке руку.
— Милая Софья, Василий пожалел мои старые, бренные мощи.
— Так ли уж, генерал? Побойтесь Бога и не отриньте меня вдругорядь...
В аппаратной застучал телеграф, и Гурко отправился знакомиться с новой телефонограммой.
Начало марта 1877 года. Час войны неумолимо близился. Не одну бессонную ночь провёл министр иностранных дел России князь Александр Михайлович Горчаков[5] в здании своего министерства, что у Певческого моста на Мойке.
Вот и это утро он встретил на своём рабочем месте. Тихо в кабинете, только мягко постукивали большие напольные часы в футляре из красного дерева. Весь пол просторного кабинета укрыт скрадывающим шаги пушистым ковром. Потолки и карнизы высокие, лепные. У стен строгие шкафы, полные книг. Кожаные, с золотым тиснением переплёты за чистыми стёклами.
Скрестив натруди руки, Горчаков неподвижно смотрел в зашторенное окно. Пасмурное небо над Санкт-Петербургом, тяжело падает сырой снег с дождём. Дуют порывистые ветры с Балтики, раскачивают фонари. В брезентовых венцератках мокнут извозчики, торопливо снуют пешеходы. Подняв воротник шинели, на противоположной стороне улицы укрылся в подворотне жандарм.
Ненастная погода — и неспокойно на душе у российского канцлера князя Александра Михайловича Горчакова. Хитро плетёт интриги бывший прусский канцлер, ныне рейхсканцлер германский Бисмарк[6]. Заручившись его поддержкой, нагло ведёт себя империя Габсбургов, её территориальные аппетиты непомерны, в предстоящей войне дорого обойдётся России Австро-Венгерский нейтралитет. Подстрекаемый лордом Биконсфилдом, турецкий султан Абдул-Хамид настроен к России непримиримо.
Горчаков вернулся к столу, уселся в жёсткое кресло. Старческие руки с синими прожилками легли на резные подлокотники. Чисто выбритое лицо с пышными седыми бакенбардами, чуть выдающийся подбородок и плотно сжатые губы выражали строгость, а стоячий воротник белоснежной сорочки и тёмный фрак придавали российскому канцлеру вид официальный.
Стар князь и хвор ногами. К восьмому десятку подбираются годы, но мудрость и ясность ума не покидает его. Более шестидесяти лет служит Горчаков в Министерстве иностранных дел. Довелось быть послом в Лондоне и Риме, Берлине и Вене. Дипломатию с азов познавал, преданность и честность России делами выказывая; Душой князь Горчаков не кривил и перед министром иностранных дел графом Нессельроде не угодничал. Не гнулся даже перед всесильным начальником Третьего отделения Бенкендорфом и за то долгое время в немилости был, слыл в официальных кругах либералом.
Однако сам канцлер таковым себя не считал. О том история судит. Когда 18 марта 1871 года революционный Париж впервые создал правительство пролетарской диктатуры, прусское командование в тот же час поспешило выразить готовность помочь правительству Тьера подавить выступление парижского пролетариата. Бисмарк разрешил Тьеру увеличить армию для расправы над коммунарами. У русского царя диктатура пролетариата вызвала гнев, а канцлер Горчаков выразился при этом совершенно определённо: «Парижская коммуна угрожает всему европейскому обществу». И немедленно рекомендовал версальскому правительству быстрее заключить мир с Германией, дабы покончить с парижским пролетариатом.
Министром иностранных дел Горчаков стал после неудачной Крымской войны[7]. Тогда прежний министр иностранных дел Нессельроде заявил о никчёмности российского Министерства иностранных дел. Впрочем, немец Нессельроде на данном посту никогда честно не служил России[8].
Вступая в новую должность, Александр Михайлович Горчаков в присутствии близких друзей, поэта Тютчева и дипломата Жомини, выразил свою политическую линию вполне определённо: «Отныне №1 положим конец немецкой дипломатии графа Нессельроде... Мою внешнюю политику будут определять интересы России, и только России».
Прошло короткое время и о российской дипломатии заговорили с почтением. С ней начали считаться. В кабинетах и салонах Европы с уст не сходила доктрина горчаковской циркулярной депеши, в коей русский канцлер наметил чёткую программу действий, отражавших определённый этап в истории внешней политики России после Крымской войны...
К отмене унизительного Парижского трактата Горчаков готовил российскую дипломатию пятнадцать лет. И едва смолкли пушки пруссаков, а французские дипломаты, смирив гордыню, покорно подписали мирный договор, означавший конец Франко-прусской войны 1870 года, как канцлер Горчаков объявил всему миру, что Россия более не считает себя связанной Парижским трактатом, ограничивающим её суверенитет на Черном море, и будет строить корабли Черноморского флота, а Севастополь будет военно-морской базой...
Поверженная пруссаками Франция вынужденно промолчала, Британия и Османская Порта — смирились...
Горчаков снял очки в золотой оправе, мягкой замшей протёр стёкла. Неожиданно мысли унесли его в далёкие юношеские годы... Лицей... Первый набор... Друзья-лицеисты — Пушкин, Дельвиг, Пущин...
Он, Александр Горчаков, баловень науки, пример прилежания, безуспешно подражающий Александру Пушкину в пиитстве... Припомнились пушкинские строки, к нему, Горчакову, обращённые:
«Провидец был дорогой друг Пушкин», — промолвил сам себе князь. Память донесла другое пушкинское послание:
— Любезную супругу, — прошептал князь.
Сжало сердце. Четверть века, как умерла красавица-жена Мария Александровна Урусова. Пятнадцать лет всего-то прожил с ней, а иной теперь и не надо...
Явился советник посольства барон Жомини с неизменной папкой синего сафьяна. Тот самый Жомини, который с приходом Горчакова на пост министра иностранных дел воскликнул: «Наконец-то Россия приобрела министра, какой будет стоять на страже интересов этого достойного государства».
5
Горчаков Александр Михайлович (1798-1883) — князь, дипломат; лицейский однокашник A.С. Пушкина. В 1856-1882 гг. — министр иностранных дел. Благодаря его дипломатическим усилиям был обеспечен нейтралитет европейских держав в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.
6
Хитро плетёт интриги бывший прусский канцлер, ныне рейхсканцлер германский Бисмарк. — Бисмарк (Отто фон Шенхаузен, 1815-1898) — князь, первый рейхсканцлер германской империи (1871—1890). Организатор Тройственного Союза (1882), направленного против Франции и России.
7
...после неудачной Крымской войны. — Имеется в виду Крымская война 1853-1856 гг., завершившаяся Парижским миром (1856).
8
Нессельроде… никогда честно не служил России. — Нессельроде Карл Васильевич (Карл Роберт, 1780-1862) — граф, государственный деятель, канцлер с 1845 г., министр иностранных дел (1816-1856). Главный виновник изоляции России во время Крымской войны. Сторонник Священного союза.
9
Тебе рукой Фортуны своенравной... — Строки из стихотворения А.С. Пушкина «Князю А. М. Горчакову», 1817 г.
10
Что должен я, скажи, в сей час / Желать от чиста сердца другу — А.С. Пушкин «Князю A.M. Горчакову», 1814 г.