Страница 29 из 84
Оценив обстановку, Нельсон понял, что вряд ли можно добиться решительной победы при таком способе действий. Вопреки принятому решению главного адмирала он вывел свой корабль из строя и, маневрируя, обогнал головной испанский корабль, где находился командующий. Произведя орудийный залп, он пошёл на абордаж. Неожиданный манёвр внёс сумятицу в операции неприятельской эскадры.
Нельсон возглавил штурмующий отряд моряков, пленил испанского адмирала, а затем с захваченного корабля предпринял абордаж и второго парусника. Такое не предусматривалось никакими морскими уставами и правилами, Нельсон применил его впервые. Это действие впоследствии назвали «мостиком Нельсона».
За это сражение он удостоился рыцарского креста ордена Бани.
Потом ему доверили небольшую группу кораблей и приказали искать суда Наполеона, на которых, как стало известно, французский властелин намеревался высадиться в одном из портов Средиземного моря, чтобы идти на Индию. И Нельсон в поисках французских судов рыскал по волнам огромного моря, чтобы найти врага и не позволить ему осуществить задуманное.
Но и Наполеон прознал о поисках Нельсона и делал всё возможное, чтобы провести операцию внезапно и скрытно. Уйдя от английской эскадры, французский экспедиционный корпус высадился под Александрией и начал победное шествие. Тогда-то Нельсон и обнаружил в бухте Абу-Кире французские суда.
Дело было к вечеру, но адмирал не стал дожидаться утра и приказал начать бой с вечера, чтобы уничтожить неприятельские корабли в ночном сражении. Диспозиция была расписана ещё раньше, и капитаны знали, что делать каждому.
Нельсон с самого начала боя находился на капитанском мостике, наблюдая за происходящим. Вмешаться в дело и повлиять на него он не мог. Пальба пушек и разрывы ядер слились в сплошной гул. И всё поглотила ночная тьма.
Вскоре два французских корабля, получив серьёзные повреждения, загорелись.
— Браво! — коротко сказал Нельсон.
И тут же на мостик, где он стоял, упало пушечное ядро с французского судна. Оно взорвалось, и осколок, угодив адмиралу в голову, сбил его с ног. Кровь залила лицо. Сорванный с головы и лба лоскут кожи залепил глаз.
— Я убит, — прошептал адмирал, теряя сознание. — Сообщите жене...
— Скорей доктора! — скомандовал капитан корабля.
Два дюжих матроса подхватили Нельсона, снесли его вниз, и тут же захлопотал доктор.
— Ничего страшного, — успокоил он. — Сотрясение... Пусть отлежится.
К счастью, осколок задел голову касательно, кости уцелели. Через короткое время раненый пришёл в себя.
— Как сражение? Где капитан корабля?
Тот доложил:
— Французский флагман горит. Победа близка.
Нельсон с забинтованной головой снова появился на мостике. Увидев его, матросы воспрянули:
— Адмирал с нами! Браво непобедимому Нельсону!
Орудия загрохотали с новой силой.
Сражение продолжалось всю ночь, упорное, ожесточённое, с тяжким громом орудий, полыханием пожаров на обречённых кораблях, с сотнями смертей в огне и морских волнах.
Потери французов составили более шести тысяч человек, англичан — тысячи. Состоявшая из тринадцати сильно вооружённых кораблей французская эскадра была разгромлена. Высадившиеся в Египте войска оказались под угрозой неминуемого поражения. Осознавая это и оставив в Египте армию, Бонапарт с ближайшими помощниками тайком покинул берега Африки и на двух судах направился назад, во Францию. Целых полтора месяца добирался морем будущий император, скрываясь от кораблей Нельсона, рыскавших по Средиземному морю.
Памятное письмо Нельсона Суворову вручили 1 января. Он с утра чувствовал недомогание, велел растопить камин.
— Микстуру надобно принять, — осторожно предложил доктор.
— Пустое, само отойдёт.
— Примите, ваша светлость. Незачем терзать натуру.
— Не уговаривай! Я сам знаю, что надобно.
Вошёл Толубеев с пакетом в руке.
— Вам, ваша светлость, письмо. Из Англии. Пишет адмирал Нельсон.
— Нельсон?
— Так точно, Нельсон. С поздравлением-с.
В эти дни с поздравлениями по случаю Нового года и возведения Суворова в чин генералиссимуса писем приходило множество. Из Петербурга, Москвы, дальних российских городов и из заграницы. Писали знакомые, сослуживцы, желали здоровья, успехов, новых деяний во славу государя и отечества.
С преувеличенно торжественным видом Толубеев подал пакет.
— А почему распечатан? — нахмурил брови Александр Васильевич. — Кто изволил сие сделать?
— Извините, ваша светлость, — шаркнул ногой генерал. — Я полагал, чтобы не обременять...
— Вдругорядь не смей! Сам справлюсь.
О Нельсоне Александр Васильевич слышал много. В Петербурге о нём рассказывали разное: и о его победах в морских сражениях, и о необыкновенной судьбе, но более всего о любовной связи с красавицей леди Гамильтон, муж которой — английский посланник — пребывал в Италии. Об интимных отношениях говорили с такими пикантными подробностями, будто были их свидетелями.
Суворов извлёк из пакета письмо и портрет и, прежде чем читать бумагу, вгляделся в него. Адмирал был изображён в парадной форме, с эполетами, орденами и медалями, коими удостоился за боевые успехи. На треуголке бриллиантовая кокарда.
Генералиссимус прочитал выведенную внизу подпись. Хмыкнул. Вопросительно поглядел на Толубеева и спросил:
— Каков?
— Английский адмирал-с! — Толубеев ударил шпорами.
— Я и сам вижу, что адмирал.
Суворов развернул письмо и стал неспешно читать.
— Брат Нельсон? — проговорил он, не выпуская бумагу из рук. — Пусть будет так.
Помолчал, раздумывая о чём-то, потом сказал застывшему Толубееву:
— Велите Прошке принести склянку с чернилами и перо.
— Дозвольте мне за вас отписать!
— Я же сказал, генерал, принести чернил! Я сам отпишу.
Обдумывая каждое слово, поскрипывая пером, он неторопливо начал писать по-французски ответ.
Палаццо английского посланника располагалось на обращённом к морю склоне, поросшем пышными олеандрами и мимозами, стройными кипарисами и пальмами, вдоль ухоженных дорожек буйно рос вечнозелёный кустарник. И само здание выглядело внушительно, привлекало своей красотой и архитектурной оригинальностью.
В его залах находились коллекции бесценных сокровищ древнегреческих и живших некогда на италийских землях этрусских племён. Стены украшали шедевры Леонардо да Винчи, Рубенса, Рембрандта.
Владельцем палаццо и сокровищ был сэр Гамильтон, известный не только как дипломат, но и как опытный антикварий и покровитель изящных искусств древности. Его участие в раскопках Помпеи и Геркуланума, погибших под пеплом Везувия, принесли ему сокровища, достойные знаменитых музеев мира.
Своему увлечению он отдал всего себя, разумеется, не в ущерб не столь обременительным служебным делам. Он даже забыл обзавестись семьёй. Лишь на склоне лет он вспомнил об этом и стал мужем красавицы Эммы.
Случилось это так. Живший в Англии племянник сэра Гамильтона Чарльз Гренвиль прислал ему слёзное письмо, в котором сетовал на бедствие и просил помощи. Только он, дорогой и любимый дядюшка Уильям Гамильтон, может его спасти! И тот не выдержал, поспешил на помощь.
В доме тридцатипятилетнего племянника-холостяка его внимание привлекла одна картина, точнее, женский портрет. Тонкий знаток, он сразу оценил достоинство произведения. Художник передал в красках не только глубину образа, но и красоту и одухотворённость той, с которой писал картину.
— Кто это? — спросил он племянника.
Смутившись, Чарльз начал не очень внятно объяснять, и дядюшка понял, что молодая особа его любовница.
— Непременно познакомь. В ней есть что-то необыкновенное.
— За этим дело не станет.
Вскоре сэр Гамильтон увидел её. Он не ошибся в своём предположении. С первой же встречи она покорила его разговором, манерами, не говоря уже о красоте. Оригинал превосходил висевшие на стенах свои копии.