Страница 131 из 150
— Вот как! — воскликнул Сталин. — Ладно, господа военачальники, мы ещё подумаем... — Он взглянул на Василевского: — Подготовьте директиву Ставки о том, что двадцать второго февраля сорок пятого года на вас как члена Ставки и заместителя наркома обороны возлагается руководство боевыми действиями 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Когда сможете отправиться на фронт?
— Завтра с утра, если не возражаете.
Сталин шевельнул усами, о чём-то задумался.
— Нет, не завтра, — возразил он. — Разрешаю вам два дня побыть дома с семьёй, сходить в театр, а вечером перед отъездом зайдёте ко мне.
Во дворе Генштаба, садясь в машину, Василевский невольно вспомнил: откуда вождь узнал о том, что он идёт в театр?
Позже, когда Василевский вернулся в Москву, ему стало известно, что и Берия в тот день заказывал билеты на премьеру в Большом театре. Директор театра сказал ему, что на премьеру придёт чета Василевских. «Идёт война, льётся кровь, на фронтах гибнут наши бойцы, а поповский сынок развлекается театром, — с неприязнью подумал о Василевском Берия. — Интересно, знает ли об этом Коба?»
Он вышел во двор, сел в «эмку» и покатил в Кремль. Но его ожидал нелюбезный приём.
— Что у тебя, Лаврентий? — спросил Сталин. — Вошёл в кабинет без стука... Ты что себе позволяешь? Разве тебе не сказал Поскрёбышев, что у меня члены Политбюро?
Берия зыркнул глазами вдоль стола. За ним сидели Молотов и Каганович.
— Я, товарищ Сталин, зря к вам не приду. — Он поправил на носу очки. — Кое-что хотел сообщить об одном военачальнике...
— Кто он и о чём идёт речь? — Сталин смотрел на Берия не мигая.
— Наверное, кого-то надо посадить, — бросил реплику Молотов.
Берия, однако, это ничуть не смутило.
— Я принёс список военных, которые ещё находятся в лагерях. — И он раскрыл папку.
— Читать не буду!! — Сталин повёл бровью. — Скажи, в лагерях есть такие военные, как Мерецков, Рокоссовский? Ты упрятал их в тюрьму, а я по просьбе Будённого и Жукова освободил их, и не зря: оба лихо бьют врага.
— Когда лес рубят, Коба, щепки летят, — сказал Берия.
Лицо у Сталина помрачнело, глаза сверкнули.
— Какой я тебе Коба? — зарычал он. — Ты что, белены объелся? Да и кто ты такой? Козявка, глазастый таракан! Стоит мне шевельнуть пальцем, и ты получишь семь граммов свинца. — Он с минуту помолчал, как бы размышляя, что ещё сказать. — Ишь ты, Коба! Для тебя я не Коба, а товарищ Сталин! Заруби у себя на носу! Ясно?
— Виноват, товарищ Сталин, — покорно произнёс Берия.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Сталин прошёл в комнату отдыха, налил в стакан «Боржоми».
— Будешь? — предложил он Берия.
— Я только что пообедал...
— Видишь, ты уже набил своё брюхо, а товарищ Сталин пьёт водичку, — упрекнул его вождь. — Ну ладно, что у тебя ещё? — примирительно добавил он.
Берия подошёл к столу, раскрыл свою папку.
— Кое-кто работает в Ставке не в полную силу, ведёт себя как на отдыхе, — заговорил он не без иронии. — Я хотел жене взять билет в Большой театр, позвонил директору, а он сказал, что последние два билета в партер отдал...
— Кому? — насторожился Сталин.
— Василевскому, — раздражённо произнёс Берия. — Нашёл время бегать по театрам! Вы, товарищ Сталин, сидите в Кремле до глубокой ночи, а иные военачальники развлекаются в театре. И кто? Начальник Генштаба, член Ставки!..
«Хороша ищейка! — подумал Сталин о Берия. — Пожалуй, мне некем будет его заменить».
— Это я разрешил маршалу сходить в Большой театр с женой, — сказал Сталин. — Через два дня Василевский улетает на фронт в Восточную Пруссию. А там, Лаврентий, не соловьи поют, а свистят пули и осколки... Но ты молодец, что доложил. У тебя нюх ищейки.
Слово «ищейка» покоробило Берия, но вида он не подал, хотя в душе обиделся. «Сам ты, рябой пёс, ищейка!» — ругнулся он про себя.
Утро выдалось холодным. Дул северный ветер, а после полудня крупными хлопьями пошёл снег. Василевский выглянул в окно. Вокруг всё белым-бело, и лишь на западе сквозь мглистые тучи проклюнулось солнце, снег заискрился, стал слепить глаза. «У нас тут морозно, а в Прибалтике вчера шёл дождь», — подумал Александр Михайлович.
Позвонил Оскар Кальвин.
— Доброе утро, Саша! Можно к тебе зайти?
— Приходи!..
И вот он, Кальвин. С мороза его лицо раскраснелось, глаза живо поблескивали.
— Тебе идёт военная форма, Оскар! — улыбнулся Василевский.
— Тебе она лучше идёт, — возразил Оскар. — Я кто? Полковник. А ты — маршал!
— Где ты был? На 1-м Белорусском?
— Да. Там сейчас горячо. Два дня провёл в штабе Жукова. Потом он направил меня в 5-ю Ударную армию генерала Берзарина, она сражалась на захваченном плацдарме у реки Одер. Бои шли там ожесточённые, мне тоже пришлось принять участие в атаке, думал, что не вернусь в редакцию. Попал в самое пекло! Берзарин даже меня отругал. «Ты что, — говорит, — лезешь в огонь?»
— Как твой Пётр? Он ещё не вернулся в Морскую академию? — спросил Василевский.
— Где там Морская академия! — с грустью воскликнул Оскар. — Он всё ещё на подводной лодке. Письмо мне прислал. — Он вынул из кармана конверт и отдал его Василевскому. — Прочти...
«Привет, батя! — читал про себя Александр Михайлович. — Наверное, ты сердишься, что я пишу редко? Ну а когда мне писать, если днями и ночами в море, то дозор, то крейсерство у вражеских берегов, то свободный поиск и атака кораблей противника. Куда уж тут до писем, если дел под самую завязку!
Я знаю, что тебя волнует, отец. Академия! Вернусь я туда после того, как на море утихнут орудийные залпы. Я очень тяжело перенёс смерть мамы. Как ты мог отпустить её на фронт — ума не приложу. Скажи, ты случайно с ней не повздорил?.. Теперь о Даше. То, что ты взял её в жёны, — дело лично твоё, и я не имею морального права в чём-либо тебя упрекнуть. Если ты любишь её, чего же мне возражать? А вот я женюсь не скоро. Сам же говоришь, что мне надо продолжить учёбу.
Недавно был у Азара на корабле. Ты бы видел, как любят его краснофлотцы! Они готовы идти с ним хоть в огонь, хоть в воду. Настя работает в школе, а сына Павлика отводит в детсад, там же, рядом с домом... У меня всё хорошо, так что не волнуйся. До свидания, батя! Целую. Пётр».
Василевский вернул письмо.
— Я уверен, что из Петра выйдет отличный морской офицер!
— Хотелось бы! — вздохнул Оскар.
— О Мерецкове ты написал очерк? — поинтересовался Василевский.
— Да, но неясно с его арестом. Мне рассказывали, что с началом войны Мерецкова назначили советником при Ставке Главного Командования. А через несколько дней его арестовали как немецкого шпиона! Вождь якобы в его вине засомневался и поручил Берия лично его допросить. Мерецкова доставили к нему в кабинет, и, когда Лаврентий Павлович спросил генерала армии, зачем и почему он себя оговорил, Мерецков вдруг заплакал. «Я не шпион, — сказал Кирилл Афанасьевич сквозь слёзы, — я русский и горячо люблю свою Родину». Его выпустили из тюрьмы и вернули звание генерала армии. А в начале сентября сорок первого Мерецков в качестве представителя Ставки уже вылетел на Северо-Западный фронт вместе с Булганиным и Мехлисом.
— Кто тебе об этом рассказал?
— Жуков, когда я был у него на фронте.
— Это правда, Оскар, но надо ли об этом писать? Я бы не советовал. Военный цензор всё равно зарубит этот факт. Ты покажи его как полководца. О нём можно написать целую повесть!
Дверь скрипнула, и в кабинет вошёл генерал армии Антонов. Поздоровавшись с Оскаром, он проговорил:
— Александр Михайлович, людей я собрал. Ждём вас. — Он вышел.
— Оскар, нам тут надо обсудить обстановку на Берлинском направлении, так что я ухожу. — Василевский встал. — Ты куда теперь, на какой фронт?
— Мне надо дня три побыть в Москве, чтобы отписаться, а там видно будет.