Страница 98 из 112
4
Им переводил худой, невысокий грек с длинным, горбатым носом и чёрными, блестящими глазками, очень близко сидящими друг от друга. Он смешно дёргал головой, когда поворачивался от собеседника к собеседнику. Синяя кисточка на его красной феске летала по воздуху с одной стороны круглого головного убора на другую. Но переводил очень быстро и без малейшей запинки. Его французский был безукоризненным.
Сначала Жак вынул из внутреннего кармана довольно объёмистую плоскую шкатулку и открыл её. Там на малиновом бархате лежала золотая луковица часов. Лучи солнца заиграли на драгоценных камнях, которыми та была сплошь усыпана. Глаза Ахмед-паши сверкнули поярче, чем рубины и алмазы. Это была его страсть — старинные часы. Он уже собрал великолепную коллекцию.
— Разрешите подарить вам эти часы, ими когда-то пользовался один из самых почитаемых монархов Европы — Людовик Четырнадцатый.
Смуглые руки начальника султанской гвардии с наслаждением погладили шедевр ювелирного искусства.
— Это, конечно, не лично мой подарок, — заметил французский дипломат, — сам наш король Луи-Филипп Орлеанский поручил мне вручить вам его в знак глубокой признательности за ваше расположение к интересам Французского королевства.
— Спасибо, — мягко ответил Ахмед-паша. — Передайте Его Величеству Луи-Филиппу, что я и впредь буду способствовать, опираясь на мои пусть и слабые силы, охране интересов Французского королевства в пределах нашей империи.
— Мы очень ценим вашу поддержку, уважаемый паша, — проговорил, льстиво улыбаясь, Жак Варенна. — Тем более, что скоро могут наступить времена испытаний, они потребуют мужественных решений для смелого обновления всей жизни Османской империи. И мы надеемся, что вы встанете на сторону нового, а не станете цепляться за уже давно отжившие предрассудки и лиц, которые себя полностью скомпрометировали.
— Я очень ценю, что ваше правительство поддерживает ветер перемен, он движется к нам под зелёным знаменем пророка, и уверен в том, что очиститься от скверны, в которой мы, к сожалению, прозябаем, нам поможет обращение к нашим здоровым корням, а не бездумные заимствования заморских, чуждых нам обычаев и порядков, — проговорил паша, и его глаза зажглись фанатичным блеском, который отнюдь не понравился собеседнику.
Но дипломат, конечно же, не подал вида и продолжил разговор. Речь зашла о позиции России. Это очень волновало французов.
— К сожалению, русский посол Бутенёв на вчерашней встрече с султаном обещал любую помощь, вплоть до вооружённой, нашему владыке против войск Ибрагим-паши. Император Николай занял жёсткую позицию и отправил к нам своего личного представителя — генерала Муравьёва. После встречи с султаном он поедет в Александрию к Мухаммеду-Али, — не спеша сообщил Ахмед-паша.
— Да что ж вы сразу же не начали с этой новости? — встрепенулся Жак Варенна, он был так взволнован, что вскочил и зашагал по беседке, — Ведь это же меняет весь расклад сил. Сколько войск выделяют русские в экспедиционный корпус? Когда он прибудет? Где место высадки? — посыпались градом вопросы француза.
— Все детали будет обговаривать с султаном генерал Муравьёв. Он, возможно, и возглавит русские силы.
Дипломат взял себя в руки и сел на подушки рядом с пашой.
— Сейчас это самое главное, — проговорил он решительно. — Нам нужно знать всё о миссии Муравьёва. В любое время суток присылайте мне нарочного с новой информацией. И вот вам чек на расходы. Если понадобятся ещё деньги, вы их получите. Но мне надо знать о каждом слове и каждом шаге этого русского генерала, — проговорил деловито французский дипломат и встал с подушек.
— Но это ещё не все плохие новости, — меланхолично проговорил Ахмед-паша.
— Ну, что ещё у вас?
— Наши шпионы подмешали опиум английскому фельдъегерю, который перевозит дипломатическую почту, и сняли копии последнего отчёта британского посланника своему министру иностранных дел.
— Отлично, дайте мне его прочитать, — потёр руки Жак Варенна.
— К сожалению, не могу. У меня его украли, — опять меланхолично, поглаживая свою бородку, произнёс турок.
— Да вы что, с ума сошли? Ведь он там должен был написать о наших общих планах по поддержке Ибрагим-паши и его папаши в Египте и о разграничении сферы влияния наших стран во всём регионе в послевоенное время!
— Да, он там как раз об этом и пишет, — кивнул паша.
— И вы об этом так спокойно говорите? Ведь попади этот документ русским, они смогут настроить против нас и султана, и Мухаммеда-Али. О Боже! Да кто же его украл у вас, беспечных восточных обормотов? — взвыл француз, воздевая руки к небу.
— Я подозреваю одного армянина, Овнаняна, моего парикмахера.
— Вы его поймали?
— Да, он не успел скрыться, но отчёта английского посланника у него не было. Не нашли его и у него дома.
— Так допросите его покрепче!
— Его уже допрашивают. Хотите посмотреть? Прелюбопытное зрелище! Пойдёмте, заодно и развлечёмся, — пригласил своего гостя турок, улыбаясь.
— Мне сейчас не до развлечений, — огрызнулся Варенна. — Надо во что бы то ни стало вернуть эту бумагу. Во что бы то ни стало!
Дипломат вскочил и уставился на турка, спокойно восседающего на подушках.
— Ну, что же вы сидите? Идемте! — выкрикнул экспансивный француз, вконец выведенный из себя флегматичным турецким сибаритом.
5
На стенах подземного коридора, по которому шли французский дипломат и турецкий паша, горели, сильно коптя, факелы. Они спустились в подвал дворца. Слуга почтительно отворил невысокую дверь, обитую ржавым железом. Наклонив голову, Жак Варенна вошёл в просторную подземную залу. Она освещалась, как и коридоры, неровным светом факелов. В углу ярко пылали поленья дров в большом камине. Рядом с ним висел на дыбе какой-то полуголый человек и жалобно стонал.
— Это мой брадобрей, армянин Овнанян, — проговорил любезным тоном, всё так же меланхолично, Ахмед-паша. — Ни в чём не признается, мерзавец.
— На кого же он работал? — спросил заинтересованно дипломат и подошёл к дыбе, внимательно всматриваясь в висевшего человека с вывернутыми назад руками.
— Не говорит, негодяй. Мы уже всё перепробовали, — ответил огромный, бритый наголо турок, одетый прямо на голое тело в распахнутую кожаную безрукавку.
Его волосатая грудь и синие просторные шаровары были забрызганы свежей кровью. Он низко склонился перед Ахмед-пашой. По его бритой голове и могучим голым рукам текли капли пота. В подземелье было душно и жарко. Отвратительно пахло палёными волосами.
— Ну и чёрт с ним, — махнул рукой паша. — Давай-ка, Рахим, покажем нашему гостю старый турецкий способ обращаться со своими врагами. Хочу его позабавить. Вели, чтобы принесли бочку.
Рахим, довольный, что гроза прошла стороной, улыбаясь крикнул в открытую дверь. Вскоре Жак почувствовал миазмы тяжёлого смрада. Он оглянулся. В залу принесли большую бочку, полную нечистот. Француз зажал нос надушенным платком. Палачи содрали с дыбы стонущего армянина и швырнули его в бочку. Из неё виднелась только его голова и поднятые руки. Несчастный умолял о пощаде. Улыбающийся Рахим вынул из ножен кривой ятаган, висевший у него на поясе, и взмахнул им. Сталь, сверкнув в пламени факелов, просвистела над бочкой. Бедный армянин, чтобы не лишиться головы, вынужден был нырнуть в нечистоты с головой. Когда он снова вынырнул, отдуваясь и отплёвываясь, кривой клинок снова провизжал над бочкой. И так продолжалось много раз. Турки во главе с Ахмед-пашой покатывались со смеху.
— Господи, вы как дети малые, — махнул рукой с платком француз, морщась. — Надо же сначала узнать, на кого он работал и где документ, а потом уж забавляться.
— Он уже ничего не скажет, — авторитетно заявил главный палач, Рахим. — Он сошёл с ума и теперь может городить только редкую чушь. Слабак, такое, к сожалению, бывает.