Страница 2 из 111
«И хотя намерение отеческое не получило конца своего, — сказано в Предисловии к Морскому уставу Петра I, — однако ж достойное оно есть вечного прославления… от начинания того, аки от доброго семени произошло нынешнее дело морское».
Такова краткая предыстория морского дела на Руси до появления регулярного Военно-морского флота.
Случилось так, что бот, построенный в Дединове[2], заронил в душу молодого царя Петра влечение к морскому делу, которое стало впоследствии страстью и жизненной потребностью до последних дней его бытия.
Осознав значимость морской силы для державы, Пётр I, начав с нуля, создал флот, «вторую руку» военной мощи России.
Мысленно окидывая взором окрестности державы на Балтике и Черном море, Севере, Каспии и Великом океане, чётко представляя себе, что делать: первое — выйти к морям, основать базы флота, другое — строить корабли, последнее, но главное — учить русских людей мореходству.
Увы, Пётр I, создатель флота, был первым, и единственным, из правящей династии Романовых, кто по-настоящему пестовал и ценил Военно-морской флот, знал его возможности и понимал роль для обороны России.
До этого Россия чествовала своих военных предводителей на суше — полководцев.
Адмирал Пётр Романов положил почин замечательной плеяде российских флотоводцев. Примечательно, что с той поры от поколения к поколению на русском флоте не прерывалась преемственность лучших боевых традиций и начинаний российских флотоводцев.
Последующие владельцы российского трона вспоминали о флоте от случая к случаю, лишь как о военном инструменте для успешного ведения внешней политики. Так было при Елизавете, Екатерине II, Павле I, Александре I. Когда же царствующие особы пренебрегали флотом, противники ставили Россию на колени. Так было и Крымскую войну, так случилось после Цусимы.
Но, несмотря на все невзгоды, русские моряки всегда стояли насмерть а схватках с неприятелем, отстаивая честь Родины под Андреевским флагом.
Лучшие флотские боевые традиции, заложенные Петром I, живой нитью связывали его последователей — Апраксина, Спиридова, Ушакова, Сенявина, Лазарева, Корнилова, Нахимова, Бутакова, Макарова.
В последние годы, на волне гласности, в ряду «Самых знаменитых флотоводцев» (изд. «Вече», 2000 г.) вдруг оказались Ф. Лефорт, никогда не командовавший кораблями в море, де Рибас, ни разу не выходивший под парусами в море, принц Нассау-Зиген, позорно проигравший крупное сражение со шведами...
Цель настоящего издания — строго следуя первоисточникам, ознакомить читателей с основными вехами жизненного пути русских флотоводцев, чьи имена наряду с известными полководцами золотыми буквами вписаны в летопись Боевой славы России.
Пётр Великий
лето года 1693 на Руси произошло необычайное — царь, самодержец Всероссийский, Пётр I, двадцати одного года от роду, на построенном в городке Архангельском судне вышел в море Белое и во главе с большим караваном иноземных купеческих шхун двинулся на север, к выходу в океан...
На рассвете 4 августа у пристани тут и там сновали дощаники, шлюпки, карбасы. Заводили буксирные концы, оттаскивали по очереди царскую яхту, голландский фрегат, купеческие суда. Погода стояла ясная, но безветренная. Пётр перешёл на фрегат, всматривался в работу экипажа.
Первым потащили фрегат за нос две голландские шлюпки, разворачивая по течению. Едва отошли от пристани, свистнула боцманская дудка — матросы влезли на ванты, разбежались по реям, распустили паруса. Задрав голову, Пётр смотрел минуту-другую, потом не выдержал. Скинул кафтан, бросился к фок-мачте, вскарабкался по вантам на нижний рей, стал работать рядом с матросами. Капитан фрегата Голголсен только таращил глаза и покачивал головой...
Паруса-то распустили, а ветра не было. Полотнища повисли беспомощно, по концам их тянулись обмякшие шкоты — верёвки для управления парусами.
Впереди каравана шла государева яхта, на ней — архангельский помор за лоцмана. Суда плелись еле-еле, их несло течением реки, и управлять было трудно — суда не слушались руля.
Голголсен поёживался, глядя на корму фрегата. То и дело приходилось перекладывать руль, следуя в кильватере за яхтой. У Березовского устья Голголсен решил отстояться на якоре. Вызвал канонира, что-то приказал.
— В таких случаях, ваше величество, — пояснил он, — надлежит дать сигнал эскадре, чтобы стать на якорь. Мы условились палить из пушек три раза.
Пётр понимающе кивнул, усмехаясь, проговорил:
— Прошу тебя, мин херц, зови меня попросту шкипером.
Голголсен улыбнулся, покачал головой: так нельзя. Борт фрегата изрыгнул огонь, пахнуло порохом. Раздались три выстрела один за другим.
Когда весь караван отдал якоря в безопасных местах, Голголсен пригласил Петра к обеду.
— Сие приятно, но прежде я твой фрегат весь обшарю. Даже глядел поверху, — ответил Пётр, принимая приглашение.
Обед пришлось перенести на два часа, но Пётр теперь убедился окончательно: фрегат, слаженный им на Плещеевом озере запрошлым летом, годился только для потехи.
Обедали вдвоём. Гостеприимный Голголсен, как и всякий настоящий капитан, поклонялся Бахусу, и в его лице царь нашёл себе хорошего товарища. Разговаривали о многом, но Пётр жадно выспрашивал о голландских верфях: где, да что и как. Капитан пояснил:
— Голландия небольшая страна на суше, но великая на море. На наших верфях в Амстердаме, Саардаме, других местах десятки фрегатов и купеческих бригов каждый год поднимают паруса. Наш флот встретишь и в Индии, и в Америке. — Собеседники раскурили трубки, пригубили в очередной раз вино. — Недавно наш храбрый Вильгельм привёл к покорности Англию и занял королевский престол. И всё это потому, что Голландия имеет сильный флот. Наши купцы торгуют по всему миру и дают отличный доход государству.
Несмотря на выпитое вино, Пётр не прерывал собеседника, слушал молча, грыз ногти.
«Хорошо вам, голландцам, с флотом, а нам-то как? С голой задницей? Моря-то нет, разве здесь, в Архангельском?»
— Чтобы иметь такой добрый флот, — продолжал Голголсен, не торопясь, с расстановкой, несколько добродушно, не выказывая перед собеседником своего превосходства, — наши люди многие века воевали с морем. Затем долго-долго строили суда. Сначала неважные, потом добротные.
Голголсен внимательно разглядывал своего гостя. Не каждый день вот так запросто можно беседовать с царской особой. Капитан сразу почувствовал необычность характера царя. Одно безусловно — неравнодушен к морю. Тут они союзники по духу.
Прошло время ужина, солнце коснулось горизонта, сплошь усеянного сосновыми лесами, а в каюте капитана продолжали звенеть бокалы.
Голландец сам проводил высокого гостя на яхту, где, в свою очередь, шкипер-царь потчевал его до полуночи...
Голландский капитан растревожил Петра воспоминаниями о недавнем прошлом. Два дня караван ждал попутного ветра, а царь перебирал в памяти события минувших лет, всколыхнувшие его душу, привязавшие его натуру к «морской утехе».
...Началось всё исподволь, не вдруг. Сколько себя помнил Пётр, сначала его зачаровали кораблики на красочных картинках, расписанных по велению его первого наставника дьяка Никиты Зотова, для познания царевичем российской истории. Манили неизведанные, собранные отцом модели «малых кораблей». Потом жарким летом 1688 года нашли в сарае старый ботик деда, Никиты Ивановича Романова. Пока давно обрусевший старик-голландец Карстен Брант ремонтировал бот, плотники выделывали мачту, а бабы шили парус, Пётр постигал премудрости новой потехи. Ботик спустили на воду. Стояла знойная жара, как назло, безветрило. От зари до зари он старательно перенимал у Бранта навыки работы со снастями, ставил мачту, поднимал и убирал паруса. Когда в один из вечеров поймали, наконец, ветер, ботик медленно, наполняя парус, пошёл против ветра, что-то дрогнуло внутри у царя. Будто расправляя крылья, двинулось судёнышко вперёд, ускоряя ход. Пётр, озираясь, смотрел на уходящие назад берега, взглянул непонимающе на повеселевшего Карстена, недоумевающего «потешного» Федосейку Скляева, примолкшего Сашку Меншикова. Взнуздав ветер, они плыли навстречу ветру. Пётр ласково погладил пузатый парус. Вроде бы обычная тряпица, а сколько силы, видимо, таит в себе. Зачарованный этим волшебством, почувствовал он, как что-то неизъяснимое невольно заполняет всё его существо. Постепенно страх вытесняла радость странного ощущения иной жизни, чем та, что дремала на берегу. Но ботик вдруг ткнулся носом в берег. Пётр растерянно глянул на Карстена. Тот улыбнулся:
2
...бот, построенный в Дединове... — Многие историки утверждают, что «английский ботик» построен в Англии и привезён в Россию из-за заграницы. Но до сих пор нет ни одного документа, подтверждающего эту версию. Напротив, при сооружении первого корабля «Орёл» в Дединове на Оке, в документах неоднократно упоминается о боте. Надзиратель за строением судов «Полуехтов дважды доносил об этом царю: «два и шлюпа и бот сделаны»... и следом «... да два шлюпа и бот сделаны совсем наготове...» Факт постройки ботика в Дединове утверждает и А. Щёкотов в словаре Географическом Российского государства» (М., 1804) «... тогда же в Дединове построенный малый бот, или ботик, который государь Пётр Великий назвал дедом Русского флота. Точку поставил писатель-историк А. Сергеев-Ценский: «Голландцы-плотники построили русскому царю бот, ходивший на парусах. С этого бота и началось строительство Военно-морского флота».