Адмирал Сенявин

Наверх он успел вовремя, к подъему флага. Светило солнце, ветер посвистывал в снастях. Море еще катило седые валы, но качка заметно стихала. Все офицеры в белых кителях во главе со старшим помощником выстроились на шканцах. Из гардемаринов к подъему флага успели только трое, остальные получили позднее взбучку от старшего помощника. Команда в синих рубахах выстроилась вдоль борта.

За несколько минут до восьми часов наверх вышел, как всегда в ослепительно белом кителе, капитан первого ранга Сенявин, поздоровался с офицерами и поднялся на мостик, где находились старший помощник и вахтенный лейтенант.

— Флаг поднять! — раздалась команда вахтенного лейтенанта.

Все обнажили головы. Прозвучали восемь склянок корабельного колокола.

До обеда на корабле проводились артиллерийские учения. Гардемарины стояли на первой артиллерийской палубе рядом с артиллерийским офицером, который объяснял им правила снаряжения и наведения корабельных пушек.

С подъема флага — знамени корабля — начинался судовой день «Преславы», как и всякого другого корабля русского флота. Корабельная жизнь, размеренная и полная трудов, не затихала ни днем, ни ночью. Экипаж — душа корабля — нес свою беспримерную вахту, помогая соединиться сложному корабельному механизму с его естественной средой обитания — морем и ветром. Постичь премудрости вахтенной службы Дмитрию предстояло в следующую кампанию, нынче он постепенно приучался к корабельному ритму жизни, осваивал приемы и навыки содержания корабля в нужном порядке.

Все начиналось с побудки. На заре, лишь только звучали склянки — пять утра, — вахтенный лейтенант командовал с мостика:

— Команду будить!

Боцман выбегал на середину шкафута, останавливался у открытого светового люка, протяжно свистел в дудку и громко кричал:

— Вставать, ребята! Койки вязать! — и бежал на бак, в носовую жилую палубу.

Команда просыпалась не сразу. Матросы потягивались, крестились, перебрасывались прибаутками и шутками, но крепкие боцманские словечки таки поднимали их на ноги. Они вскакивали, быстро одевались, сворачивали и шнуровали постели в парусные чехлы-койки и укладывали их вдоль борта в специальные гнезда.

Умывшись забортной соленой водой и переодевшись в белые робы, матросы выстраивались во фронт на молитву. Сосредоточенно пели молитву, размашисто осеняя себя широкими крестами. Закончив молитву, матросы расходились завтракать. Если погода теплая, без дождя, ели прямо на палубе, расстелив брезент. Артельные матросы разносили приготовленные заранее коками кашу и крепкий чай в бачках. Гардемарины завтракали и обедали в своей гардемаринской каюте.

После завтрака начиналась приборка. Расписанные повсюду матросы чистили и драили корабль от киля до клотика. Разувшись, завернув до колен штаны, вооружившись скребками, камнями, парусиновыми ведрами и швабрами, гардемарины вместе с матросами вылизывали палубу. Терли ее песком и камнями, поливали из брандспойта, швабрили. Дмитрий быстро приноровился черпать воду ведром, то и дело опуская его из раскрытого пушечного порта на веревке за борт. Этому научили его матросы, но нужна была сноровка — на ходу того и гляди ведро могло улететь за борт навсегда. Закончив мокрую приборку, матросы драили до блеска все медяшки и подкрашивали железки. Одновременно с верхней палубой мыли борта, люки, прибирались в жилых палубах и кубриках, в трюмах.

И всюду, где терли, скребли, скоблили и драили, заглядывал неугомонный старший офицер. Следом, как правило, летели крепкие боцманские и унтер-офицерские крылатые словечки. На первых порах нелегко давались Дмитрию азы многотрудного матросского ремесла. Подчас кружилась голова, всю первую неделю ныла поясница, дубела кожа на руках, появились мозоли на ладонях. Иногда на палубе появлялся Иван Федорович, украдкой посматривал на племянника, едва заметно улыбался в пушистые усы.

После трехнедельного плавания, тихим июльским вечером, «Преслава» бросила якорь на Ревельском рейде. Унтер-офицеры объявили матросам, что назавтра капитан разрешил сход на берег, естественно, только части матросов, свободных от вахты и заслуживших это право усердной службой. Старший офицер объявил гардемаринам, что завтра все они пойдут на берег вместе с капитаном корабля. Обычно гардемарин-однокампанцев на берег отпускали с кем-либо из офицеров. На этот раз Иван Федорович взялся сам сопровождать их в Ревель. Он считал своим долгом обучать гардемарин, находящихся на борту его корабля, не только морской практике, но и правилам общежития и особенно поведению на берегу.

После первой беседы с племянником Ивану Федоровичу пришла мысль заняться его воспитанием. «Как-никак мальчонка седьмой годок растет без отеческого внушения», — думал капитан первого ранга. Делал же он это своеобразно, без нудных нравоучений, действуя через начальника Дмитрия — лейтенанта Прозорова, а иногда и боцмана. Да и времени для частого общения с племянником не было. У каждого из них в походе имелись свои обязанности. Дмитрий стоял положенные вахты, а Иван Федорович, как правило, дневал и ночевал на мостике. При плавании в шхерах и в непогоду он по двое-трое суток вовсе не покидал мостика.

Солнечным июльским утром, сопровождаемый неумолкающими криками юрких чаек, то и дело сновавших над зеркальной гладью Ревельской бухты, к берегу направился капитанский катер с гардемаринами.

Поскрипывали уключины, ладные гребцы дружно, без единого всплеска проводили весла вдоль борта. Как и на всех кораблях, для капитанской шлюпки подбирались отменные матросы. Капитан снял фуражку, вытер вспотевший лоб и, повернувшись, сказал:

— Сия бухта от мыса до островка Наргена, — он протянул руку с фуражкой в направлении возвышающегося у входа в залив острова, — почитай седьмой десяток лет, со времен Петра Великого, каждую кампанию служит пристанищем для российского флота.

Ласковый бриз и мягкие лучи солнца приятно обволакивали лица моряков. Иван Федорович продолжал:

— Отсюда создатель флота нашего вел эскадру к первой виктории над шведами у Гангута[13].

Дмитрий прищурился. Солнечные блики, переливаясь на глади бухты, слепили глаза. Он перевел взгляд дальше, к Наргену, неподалеку от которого стояли на якорях купеческие суда. Вдали за островом нагретый воздух, поднимаясь, рябил горизонт и узкую полоску неба над ним, и в этом мареве чудились паруса петровских кораблей.

А прямо по носу в безоблачном голубом небе торчали непривычные для глаза остроконечные шпили городских строений и костелов старинного города.

Впервые ступив на твердую землю после двухмесячного плавания, Дмитрий, да и другие гардемарины чувствовали себя неуверенно, их слегка качало из стороны в сторону, суша казалась зыбкой, ноги не ощущали, как прежде, надежной ее твердости. Переминаясь с ноги на ногу, они удивленно поглядывали друг на друга, смущенно озирались вокруг себя.

С пристани капитан повел гардемарин в крепость. Иван Федорович хорошо знал старинный город. Впервые побывал в нем двадцать лет назад гардемарином, а затем посещал много раз, почти каждую кампанию.

— Ревель старинный город эстов, — рассказывал, поднимаясь на холм, Иван Федорович, — в давние времена новгородцы называли его Колыванью. Прежде Ревель терзали пришлые тевтонские и ливонские рыцари. Храбрым жителям в противоборстве с ними часто помогали русичи из Новгорода и Пскова.

Гардемарины остановились у высокой крепостной стены. Между двумя башнями широкая арка, с воротами и причудливыми барельефами над ними, вела в крепость.

— Морские ворота крепости, — пояснил Сенявин, — ведут в старый город.

Улицы в городе непривычно узкие, непохожие на кронштадтские дома, сплошь каменные. Мощеные мостовые поражали чистотой. Навстречу попадались опрятно одетые горожане, ремесленники. Румяные девушки в белых чепчиках лукаво поглядывали на молодых людей и, отойдя, перешептывались и весело хохотали. Гардемарины смущенно переглядывались и заливались румянцем. Строгий режим в Морском корпусе запрещал какие-либо увольнения в город. Редкие часы, когда кадеты бывали в Кронштадте за минувшие годы, как правило, были заняты служебными делами. Правда, старшие, выпускные гардемарины пользовались правом увольнения, и многие из них уже были знакомы с кронштадтскими трактирами и сомнительными заведениями.

13

Во время Северной войны (1700–1721 гг.) русский галерный флот под командованием Петра I 27 июля 1714 г. разгромил шведскую эскадру и захватил десять вражеских кораблей у Гангута (полуострова Ханко, Финляндия).