Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 114



Благородное происхождение и значительное имущественное богатство родителей, казалось, предначертали княжичу блестящее будущее. Однако непредсказуемая судьба распорядилась по-своему, уготовив Василию с малых лет непростые испытания.

Счастливое, беззаботное детство закончилось довольно быстро. Озорному, подвижному мальчику не исполнилось еще и семи лет, когда из жизни ушла дорогая матушка Евдокия Юрьевна. А спустя два года в новую опалу попал и его отец, проходивший по одному из нашумевших дел, которыми были так богаты насыщенные интригами и заговорами годы царствования императрицы Анны Иоанновны — «Делу Долгоруковых».

После внезапной смерти 14-летнего императора Петра II, последовавшей девятнадцатого января 1730 года, Верховный Тайный Совет, главные роли в котором играли князья Голицыны и Долгоруковы, высказался за избрание на российский трон средней дочери царя Иоанна Алексеевича — курляндской герцогини Анны Иоанновны. Но при этом герцогиня должна была подписать состоящие из восьми пунктов «Кондиции», существенно ограничивавшие ее власть.

Прозябавшая в бедности в Митаве Анна, разумеется, согласилась на столь соблазнительное предложение и двадцать пятого января поставила свою подпись под документом. Однако спустя месяц, приехав в Москву и получив мощную поддержку гвардейских офицеров, потребовавших от Анны быть такою же самодержицей, как и ее предки, разорвала подписанные ранее бумаги. И объявила себя самодержавной императрицей.

В конце 1731 года она переехала из Москвы в Петербург, и с этого времени небывалую силу и влияние набрали бывшие при дворе немцы — ее фаворит обер-камергер Эрнест-Иоганн Бирон, а также кабинет-министр Генрих-Иоганн Остерман и президент Военной коллегии генерал-аншеф Бурхард-Христофор Миних, получивший через несколько месяцев фельдмаршальский жезл. А вскоре, под их нашептывания, злопамятная императрица начала сводить счеты со своими недругами: и с родовитыми князьями, стремившимися ограничить ее самодержавие при избрании на трон, и с чиновными особами, кто промедлил сразу присягнуть новой императрице, и с теми знатными людьми, кто вообще не признавал за ней права на занятие русского престола.

И более всего бед и невзгод обрушилось на князей Долгоруковых.

Княжич Василий по своему малолетству не понимал, в чем обвиняют его батюшку, но хорошо запомнил отцовские слова, сказанные незадолго до ареста:

— Ты, Василий, злых голосов не слушай. Мало ли что тебе люди обо мне наболтают… Знай только, что Долгоруковы на поклон к немцам не пойдут. Поэтому будь готов ко всему…

Князь Михаил Владимирович как в воду смотрел — грозная императрица распространила свою ненависть к Долгорукову и на его детей. По изданному в начале 1736 года ее именному указу 13-летнему Василию категорически запрещалось обучаться любым известным наукам, даже обыкновенному письму и чтению. И еще было велено записать долгоруковского отпрыска в армию, в которой он должен был служить всю свою жизнь в чине рядового.

Княжеская прислуга с плачем и причитаниями стала собирать мальчика в долгую и опасную дорогу. А сестры его Авдотья и Аграфена, грозя пальцами, наставляли старого лакея, отправлявшегося в путь вместе с княжичем:

— Смотри там в оба! Не зевай!.. Сохрани Васеньку в добром здравии, коль жизнь дорога!..

Ехать предстояло далеко, на юг, к загадочному, овеянному таинственными легендами и страшными слухами Крыму, куда уже маршировали полки армии генерал-фельдмаршала Миниха, двинутые против крымских татар.

Находящееся в вассальной зависимости от Турции Крымское ханство испокон веков было, пожалуй, самым опасным соседом России. Частые набеги татар и ногайских орд, с завидным постоянством разорявших южные земли империи, оставлявших после себя сожженные села и нивы, угонявших в рабскую неволю тысячи подданных ее величества, чрезвычайно беспокоили российский двор. Однако предъявляемые им Оттоманской Порте[2] многочисленные жалобы и протесты турецкий султан оставлял без какого-либо внимания и ответа. И тогда в Петербурге решили силой приструнить зловредных соседей.

Собрав у крепости Царичанка 54-тысячную армию, к которой присоединились еще 13 тысяч запорожских казаков, Бурхард Миних десятого апреля 1736 года выступил в Крым.

Поход по маловодным причерноморским степям был делом непростым, и чтобы ускорить движение дивизий, армия шла сразу пятью колоннами, которыми командовали генералы Шпигель, Измайлов, Леонтьев, Тараканов и принц Гессен-Гомбургский. Ближе к Перекопу, опасаясь наскоков татарской конницы хана Каплан-Гирея, колонны снова соединились вместе, построились в одно гигантское каре и, спрятав внутри него в невероятной тесноте все обозы, продолжили марш.

Здесь, на подступах к Перекопу, армию догнала простенькая, потрепанная многоверстными перегонами карета Долгорукова.



Передав в штаб главнокомандующего сопроводительные бумаги, Василий уже на следующий день — семнадцатого мая — был зачислен капралом в Троицкий драгунский полк, находившийся в ведении генерал-фельдцейхмейстера принца Людвига Гессен-Гомбургского.

Высокомерный и сварливый 30-летний принц, относившийся к князьям Долгоруковым с крайней недоброжелательностью, презрительно оглядел вытянувшегося перед ним нового солдата. Потом вызвал командира одного из эскадронов и, небрежно кивнув в сторону мальчика, дрогнул насмешливо уголком рта:

— Ружье дать от больных, но пальбе не обучать! Не ровен час еще пристрелит кого-нибудь… А слугу, что с ним приехал, отправить назад вместе с каретой.

И добавил, зыркнув колючим глазом на Василия:

— Идти будешь в общем строю!.. Пошёл вон!..

Не ожидавший такого злого приема, Василий побледнел, наклонил голову, чтобы принц не увидел вспыхнувший в его глазах огонек ненависти, и, мысленно казня генерала на дыбе, поплелся вслед за офицером к своему эскадрону.

Армия подошла к Перекопу девятнадцатого мая.

Известная по рассказам бывавших тут людей, Перекопская линия представляла собой 7-верстный — от Черного моря до Сиваша — вал высотой до семи сажен, с тремя бастионами и шестью каменными башнями, из бойниц которых торчали десятки пушечных стволов. В середине вал разрезали тесные сводчатые ворота; перед ними пролегал узкий деревянный мост, поднятый турками еще минувшим днем. Вдоль всего вала с северной стороны тянулся широкий и глубокий ров; когда-то, по древним преданиям, он якобы мог заполняться черноморской водой, превращая Крым в неприступный остров. За сотни лет линия сильно обветшала, но все же при умелой обороне оставалась достаточно сложным для штурма препятствием.

Как стало известно от захваченных в плен татар, защищал линию 2-тысячный турецкий гарнизон с мощной артиллерией, насчитывавшей 184 орудия. Кроме того, поблизости от расположенной за линией крепости Ор-Капу стояла в готовности 100-тысячная конница хана Каплан-Гирея.

Понимая, что баталия предстоит серьезная, в полдень девятнадцатого мая Миних лично провел рекогносцировку. Тяжело взгромоздившись на каурую вислоухую лошадку, он в сопровождении генералов и охраны неторопливо проехал вдоль линии, несколько раз останавливался, чтобы осмотреть ее в зрительную трубу и, вернувшись в лагерь, собрал военный совет.

— Из того, что я увидел, — сказал фельдмаршал неприятным скрипучим голосом, — могу судить о заметной слабости левого фланга неприятеля. Там, у Сиваша, и ров местами не столь глубок, и артиллерии для надежной его обороны недостаточно. Потому наиболее разумными шагами мне видятся следующие… Сначала надлежит провести фальшивую атаку на правом фланге, а когда турки поверят, что штурм будет именно там, и передвинут свои силы вместе с татарской конницей к Черному морю, нанести главный удар слева. Отважный и быстрый штурм обеспечит нам безусловную викторию на этом фланге, что и решит исход всей баталии.

Принц Гессен-Гомбургский, еще с Петербурга конфликтовавший с Минихом, не удержался от язвительных замечаний по поводу предлагаемого плана, однако предложения Миниха принял. А затем обсудил вопрос, какие силы следует выделить для диверсии и главного удара. Мнения высказывались разные, но в конце концов властью главнокомандующего Миних назначил на Сивашский фланг 15 пехотных и 11 кавалерийских полков, а также почти всю имевшуюся у него артиллерию.

2

Ведомство турецкого великого визиря называлось «Баб-и-али» («Высокие врата»), по-французски — «La Sublime Porte». Отсюда другие названия Турецкой империи: Высокая Порта, Блистательная Порта (у русских — Порта Оттоманская) или просто Порта.