Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 96



Наташа вроде бы успокоилась, но потом вспомнила, как писала она письмо за раненого лейтенанта, не владевшего правой рукой, какие тёплые слова находил Николай для своей любимой девушки. И ей захотелось, чтобы именно такие слова были сказаны и ей. Конечно, раньше, когда девушка ещё училась в школе, а потом на курсах медицинских сестёр, не обходили её вниманием. Восхищались стройной фигурой, хорошеньким личиком. Говорили всякие нежности: «Какая у тебя милая улыбка!» или «Какие выразительные, умные глаза!». Но она обычно не обращала на подобные комплименты никакого внимания. Но сейчас многое изменилось. Прежде, когда Паршин лежал в этой палате, она обращалась к нему как ко всем, поступавшим на излечение: просто «больной». А теперь, возвращаясь в мыслях к тому времени, называла его Коленькой. И это казалось ей совершенно естественным. Ведь называл же он её Наташенькой или сестричкой. Что ж плохого в том, что она тоже сейчас обращается к нему ласково. Ведь никто, даже он, об этом не узнает.

Изо дня в день занималась Наташа своей обычной работой: делала перевязки, кормила с ложечки тех, кто сам не мог есть, сидела по ночам около тяжелораненых, успокаивала и облегчала своим присутствием их страдания. Больные частенько заглядывались на неё, произнося ласковые слова: «Сестрёнка, какая ты молоденькая да пригожая! И посмотреть на тебя приятно, и побеседовать с тобой радостно...» Она не возражала, не запрещала им так говорить, а молча слушала, посерьёзнев, как бы давая понять, что ей не до всяких там сантиментов, у неё серьёзное дело: вместе с врачами ставить на ноги и возвращать солдат здоровыми на фронт. Иногда же, под настроение, она улыбалась и отвечала: «Скажете тоже!» Но сейчас эти искренние признания немощных людей стали ей особенно приятны. Может быть, потому, что, как ей казалось, говорят их не эти раненые, которые лежат сейчас в палате, а тот, кто уже давно уехал на фронт, — он, Коленька...

Когда Наташа впервые мысленно произнесла «Коленька», то просто испугалась и даже огляделась по сторонам: не услышал ли кто? Слава Богу, никто не услышал. Но почему она не может сказать так? Это её раненый, это её больной, которого она выходила, поставила на ноги и проводила снова на фронт. Её Коля, Коленька! Всё чаще девушка думала о том, где же он теперь и что с ним. Что делают на фронте и как там всё происходит — знала довольно точно по многочисленным рассказам раненых, по их исповедям, слышала, как многие её подопечные в бреду, в горячке кричали: «Вперёд, за мной! Ура-а!» Или: «Орудие! Огонь!» Коля, поскольку он артиллерист, наверное, тоже подаёт такие команды. Он рассказывал ей, что чаще всего ему приходилось отражать атаки вражеских танков. Как это, наверное, страшно! Она представляла себе огромный, изрыгающий огонь фашистский «тигр» и противостоящую ему маленькую, юркую пушечку, как любовно называл своё противотанковое орудие лейтенант, и приходила в ужас. Наташа в такие минуты молила Бога, чтобы на взвод лейтенанта Паршина шло поменьше бронированных чудовищ...

Так где же её Коленька сейчас? Наташа откинула прядь русых волос, и на лбу обозначилась морщинка — так сильно вскинулись от раздумий брови. И тут вспомнила: когда Паршин диктовал письмо Гале, то советовал следить, где будет Конев. Значит, он воюет там, где Конев.

Наташа каждый день стала с особым вниманием прослушивать сообщения Совинформбюро. Это нужно было не только ей самой, но и раненым, которые часто по утрам спрашивали, что нового на фронтах, просили её пересказать сводку. Почти ежедневно передавались приказы Верховного Главнокомандующего войскам того или иного фронта. Наши части штурмом взяли Севастополь, овладели городом и крепостью Выборг, форсировали реку Свирь. Приказы адресовались Василевскому и Толбухину, Говорову и Мерецкову. Но имя маршала Конева не называлось.

Так где же Конев? На каком фронте? И где Николай? Ведь он же ясно говорил: «Буду там, где Конев». Наташа смотрела на большую географическую карту, вывешенную у них в ординаторской, и силилась найти ту малюсенькую точку, возле которой могла стоять противотанковая батарея лейтенанта Паршина. Везде идут бои, и везде имеются раненые. Так, может, её место не здесь, в тиши госпитальных коридоров, а там, на поле боя, где падают сражённые вражескими пулями бойцы? Сколько раз слышала она от врачей, пытавшихся спасти раненых, что и ногу и руку можно было бы сохранить, если бы бойцу квалифицированно была оказана первая помощь непосредственно на поле боя. Но ведь она, опытная медицинская сестра, могла бы оказывать раненым помощь со знанием дела. Сколько бы Наташа спасла жизней! Да и там, на фронте, найти полк, в котором воевал Паршин, куда легче, чем гадать об этом здесь, в госпитале, находящемся в глубоком тылу.



Наташа всё больше убеждалась, что ей непременно надо попасть на фронт. Медсестра знала, что были случаи, когда девушки просились на передовую и их отпускали. Почему же не попроситься и ей? Ведь на фронте нужны умелые медики!

Решение проситься на фронт ещё более окрепло в связи с постигшим семью большим горем. Её отец, Ефим Николаевич Круглов, главный инженер небольшого чугунолитейного завода в Кусе, ушёл в армию добровольцем на второй неделе войны. Мать, Екатерина Ивановна, отправилась вслед за ним санитаркой в роту. Она погибла первой. Именно тогда, получив известие о смерти матери, устроилась Наташа на курсы медицинских сестёр. Более двух лет проработала в госпитале. И всё это время беда как-то обходила её стороной. Потом ушёл на фронт и брат Степан. И от обоих — отца и брата — получала Наташа время от времени письма-треугольники, местами вымаранные цензурой. Наверное, они хотели сообщить ей, в какой местности воюют, но названия эти старательно зачёркивались, чтобы, как понимала Наташа, не раскрыть дислокацию и перемещение воинских соединений. Так Наташа и не ведала, где же сражаются с врагом её родные. Не знала до тех пор, пока не получила печальное извещение о том, что её отец, проявив геройство, пал смертью храбрых в боях под Корсунь-Шевченковским и похоронен в этом городе в братской могиле.

Ещё не утихло горе, вызванное потерей отца, ещё не успела сообщить о его гибели брату, как вмести ожидаемого письма от Степана пришла похоронка и на него. Командир роты извещал, что старший сержант Степан Ефимович Круглов в боях с немецко-фашистскими захватчиками, защищая Родину, пал смертью храбрых 12 февраля 1944 года и похоронен в селе Шендеровка. Наташа проплакала всю ночь, наутро разыскала карту и увидела, что населённый пункт Шендеровка расположен неподалёку от знаменитого теперь Корсунь-Шевченковского. Так получилось, что отец и брат находились на одном фронте, даже не подозревая об этом, а значит, оба они участвовали в Корсунь-Шевченковском сражении, которым, как она помнит, руководил Конев.

Когда Наташа пришла в себя, обрела способность спокойно думать и. сопоставлять факты, то вспомнила: ведь Николай Паршин рассказывал, что получил ранение тоже в корсунь-шевченковских боях. А может, так велено судьбой, что теперь, когда у неё нет близких и родных, именно Николай должен заменить всех их. И поэтому во что бы то ни стало надо найти его адрес, узнать, где он находится. Может, она и вовсе извела бы себя грустными мыслями, но неожиданно пришло от Николая письмо. Самое обыкновенное. Написанное по самому простому поводу. Николай сообщал, что не получил от своей любимой девушки никакой весточки после того, как они из госпиталя ответили ей. А теперь и вовсе нечего ждать, потому что адрес его переменился. О ней, Наташе, в письме, собственно, не было ничего сказано, кроме привета и наилучших пожеланий. Не поинтересовался лейтенант ни её жизнью, ни работой, настроением. Как у всякого влюблённого, одно только было у него на уме, об одном он думал и мечтал — о Гале.

Наташе было, конечно, обидно. Но она умела здраво рассуждать. В конце концов, кто они друг другу? Но девушка близко к сердцу принимала тревогу, беспокойство любимого человека. И вдруг развила энергичную деятельность. Вновь написала Гале, уже от себя, рассказав ей о том, как в её палате лежал раненый лейтенант, как оказался утерянным её адрес и как сокрушался по этому поводу Николай, как тосковал по Гале, как вспоминал о ней, возвращаясь мысленно то к школьным годам, то к тому времени, когда они оба были уже взрослыми, учились и работали. Запечатав письмо в конверт и написав на нём всё тот же неопределённый адрес, по которому однажды уже посылала Гале письмо, Наташа сделала приписку, предназначенную для почтовых работников. «Дорогие товарищи почтовики! Будьте добры, доставьте по назначению это письмо фронтовика. Он лечился у нас в госпитале, а точный адрес девушки во время тяжёлого ранения был утерян».