Воевода Шеин

Михаил Шеин не мог быть очевидцем смерти Ивана Васильевича, но, день за днём встречаясь с Богданом Бельским, всё глубже познавал его вздорный нрав и пришёл к мысли, что Богдан мог отравить царя Ивана Грозного.

Все эти вельможи, начиная от князя Василия Шуйского и кончая окольничим[7] Богданом Бельским, теперь ждут не дождутся, когда царь Фёдор скончается и откроет дорогу к престолу. Михаил Шеин пытался представить себе, какие меры предпримет Богдан Бельский, чтобы захватить трон Руси. Считал Михаил, что у Богдана хватит дерзости ворваться со своими холопами во дворец и засесть в нём, как в крепости. Конечно же, Михаил не знал всей правды о жизни Богдана Бельского, не ведал, на что тот способен.

И был ещё один вельможа в царском дворце, который мог претендовать на русский трон. А если верить дворцовым слухам, то выходило, что правитель державы Борис Годунов томим жаждой достать корону. Говорили же, что после угличских событий он искал по всей московской земле ведунов и ясновидцев, добивался у них узнать, быть или не быть ему царём. Слышал Шеин, что некие ведуны, оба рыжие, Катерина и Сильвестр, нагадали ему, что царём он будет ровно семь лет. И говорили, что на радостях он закричал, что ему бы хоть семь дней пробыть под короной.

Какими путями, неведомо, но два мнения ещё задолго до кончины царя Фёдора сошлись в одном: после Фёдора быть царём Борису Годунову. Этому мало кто верил. Но если бы кто-то в эту пору проник в душевный мир патриарха всея Руси Иова, то поверил бы, что пущенная в пользу Бориса Годунова молва имеет под собой прочную почву, которую вспахал в своей душе этот патриарх.

Да, Борис Годунов больше, чем кто-либо другой, мог рассчитывать на то, что россияне позовут его всем миром встать на осиротевший престол. Всем россиянам было ведомо, а более всего московским вельможам, что, не будь рядом с царём Фёдором Бориса Годунова, Русь никогда бы не обрела благоденствия и мира на долгие четырнадцать лет царствования Фёдора. Борис правил державой умело и мудро. Царская казна никогда не пустовала, но прирастала капиталом год за годом. Москва обновлялась. Белый город — это было детище Бориса Годунова. Он дал ему жизнь, он пёкся о том, чтобы в нём поднимались палаты, дома, храмы, достойные возвышаться в стольном граде. А главное — народ во время правления Бориса Годунова не голодал, не бедствовал и меньше, чем в иные годы подвергался жестоким набегам крымской орды и опустошительным вторжениям польско-литовских войск.

Подспудные страсти продолжали бушевать в кремлёвских палатах, а царь Фёдор той порой медленно и невозвратно угасал. С амвонов и с папертей кремлёвских храмов ещё возвещали архиереи, что царь Фёдор Иоаннович здравствует, но в самих соборах и церквях уже всё тише хоры пели акафисты[8], всё чаще повторяли молитвы об усопших. Ведуны предсказали час кончины царя Фёдора в богоявленскую ночь. Их предсказания сбылись.

В полдень шестого января 1598 года пришла на Соборную площадь Кремля неизвестная старица, благообразная и чистая, и запела, раз за разом повторяя:

Приставы попытались схватить её и увести, чтобы народ не возмущала. Она же скрылась от приставов в Благовещенском соборе, там и пропала, будто её и не было.

С наступлением богоявленской ночи царь всея Руси Фёдор и преставился. Были долгие проводные плачевные звоны по всей Москве и за её пределами на сотни вёрст. И пролили россияне море слёз. Никто из старожилов не помнил, да и не было подобного со времён Владимира Мономаха, чтобы россияне так печалились после смерти своего благочестивого царя. Он служил народам Руси, отмаливая грехи своего жестокосердного батюшки Ивана Грозного. Набожные и почтительные к справедливому и милосердному престолу русские люди создали из царя Фёдора иконописный образ святого подвижника: взойду на костёр ради Христа, ради ближнего своего. С тем и жили при царе Фёдоре россияне.

Михаил и Маша в день кончины царя Фёдора не покидали Кремля. Маша уже служила во дворце, была при царице Ирине постельничей. Царица полюбила её, и ей нравилось проводить с Машей свободное время. И теперь, в горе, Маша и Михаил пытались как-то облегчить мучения Ирины, но им это не удавалось. Царица Ирина страдала от потери супруга больше, чем народ от потери любимого царя.

Но и горе москвитян было безмерным. В день похорон Михаил Шеин, по просьбе патриарха Иова, сопровождал митрополита Гермогена, прибывшего из Казани, и увидел на Красной площади людское море. Стоял крепкий мороз, но никого из москвитян это не испугало. Похоже, все они покинули дома, вышли на улицы, на площади. Всем хотелось пробиться в Благовещенский собор, проститься с покойным.

Глава четвёртая

БОРЬБА ЗА ТРОН

В Кремле после кончины царя Фёдора, уже на четвёртый день, страсти закипели, как в котле варево. Михаил Шеин, пребывая в палатах дворца с утра и до вечера, видел, что никто из царских вельмож не был склонен признать законной государыней супругу царя Ирину. И хотя царь в присутствии патриарха передал ей в руки державную власть, она для всех осталась бездетной вдовствующей царицей, но не государыней. В первые девять дней Борис Годунов не отходил от сестры ни на шаг. Маша часто слышала, что брат что-то страстно шептал сестре. Ирина отвечала ему сквозь слёзы. Но Маше так и осталось неведомо, о чём шла речь между братом и сестрой. Видела девушка одно: печаль небывалую на лице царицы. У Маши сердце сжималось от жалости при виде её неизбывного горя.

Однако и деятельная жизнь била в Кремле в эти дни ключом. По воле Бориса Годунова и главы Посольского приказа Василия Щелкалова были закрыты границы Руси с западными странами. Из Москвы не выпускали никого из посольских и торговых людей. Патриарх Иов разослал по всей державе гонцов. По его воле созывались из всех епархий митрополиты, архиепископы, архимандриты и епископы, потому что Иов понял раньше других, что на Руси наступит чреватое последствиями междуцарствие.

Оно наступило совершенно неожиданно и непредсказуемо. На десятый день, в ночь на шестнадцатое января, к чёрному крыльцу подкатил крытый возок, запряжённый вороной кобылкой. Из дворца вышла закутанная в чёрный плащ царица Ирина. Она села в возок, кучер погнал лошадь к Предтеченским воротам. Тому были свидетелями стражи у ворот, но кто покинул Кремль, они не ведали.

Одной из первых узнала об исчезновении царицы Ирины Маша Измайлова. Она пришла убирать постель, как всегда, а царицы и след простыл. И в молельне её не было. Девушка растерялась, но смекнула, что надо кого-то уведомить, и побежала к своему жениху. Он ночевал в палатах и встал уже, шёл на молитву в Благовещенский собор. Маша догнала его возле дверей:

   — Беда у нас, сокол мой! — с ходу сказала Маша. — Царица-матушка пропала.

   — Как это пропала? — удивился Михаил.

   — Нет её в покоях. Да и шубы горностаевой — тоже. Коль тепло оделась, то далеко укатила, — ответила сообразительная Маша.

Михаил не растерялся. Он подумал о патриархе Иове, решил в первую голову уведомить его.

   — К патриарху я побегу. А ты поспеши к боярину Борису Годунову, — сказал Михаил и убежал.

Патриарх молился, когда Михаил примчался в его покои. Услужитель отец Николай, увидев взволнованного Шеина, сразу повёл его в молельню. Едва вошли в неё, как патриарх прервал молитву. Михаил всё выложил Иову на одном дыхании:

   — Святейший, в ночь царица Ирина скрылась из дворца, и никто не ведает, куда уехала.

7

Окольничий — один из придворных чинов в Русском государстве XII-XV вв. (следил за исправностью дорог во время поездки князя и выполнял ряд иных функций); с конца XV до начала XVIII в. второй после боярина думный чин.

8

Акафист — одна из форм церковного гимна, посвящён святым и праздникам.