Воевода Шеин

   — Всё путём, воевода. А назвали её Катей — так твоя жена захотела. У Измайловых тоже всё по-божески. А большего я не знаю.

   — Ну спасибо тебе, славный Фрол. То-то радость принёс! Елизару поклон от меня. А пока ты отдохни у нас, сейчас трапеза великая свадебная будет. Мне же в путь пора собираться. По какой причине, не ведаешь?

   — Не ведаю, воевода. Да дьяку Вылузгину ты любезен.

   — Выходит, и впрямь по царской воле меня отсылают с насиженного места.

Первое, что пришло Михаилу в голову, была мысль о чьих-то происках. Едва он приготовил крепость к обороне, как его гонят неведомо куда. Но появилось и другое. Михаил знал, что Мценск совсем близко от Польши. «Вот и разгадка: поди, поляки с разбоем лезут. Им и мир не помеха, лишь бы разорить соседа», — решил он.

Шеин и до дома Селезнёвых не успел дойти, как его догнали сотские Никанор и Глеб. Когда сошлись они, Шеин сказал:

   — Идём в поход, други. Вам до полудня завершить сборы, накормить людей и в путь. Да не забудьте харчи взять. Идти нам не меньше семи дней.

Увидев Анисима, Михаил велел ему:

   — И ты собирай всё в путь. А я до храма схожу.

Но, когда Шеин подходил к храму, венчанные Артемий и Анастасия выходили из него. Михаил подошёл к ним.

   — Поздравляю вас, мои славные. — И добавил: — А мне и погулять некогда на вашей свадьбе. Артемий, принимай от меня полк, а я во Мценск ухожу.

Так всё и было. К полудню мимо дома Селезнёвых прошли две сотни ратников. Возле крыльца стояли две бочки браги, и дворянин Селезнёв со своими сыновьями угощали воинов хмельным, желая им удачи. Когда все воины прошли, из дома вынесли поднос с кубками и поднесли сотским Никанору, Глебу и самому воеводе Михаилу. Он взял кубок, поднял его и сказал Артемию и Анастасии:

   — Пью за ваше здравие. Дай Бог вам счастья.

Михаил выпил медовуху, обнял Артемия, прикоснулся губами к щеке Анастасии, поклонился всем Селезнёвым. И вот уже он взметнулся в седло. С Артемием и Анастасией ему довелось увидеться только через несколько лет.

Поспешный отъезд из Пронска воеводы Шеина не остался незамеченным для всех ратников полка, с которым он простоял на рубеже «дикого поля» больше года. Воины полка пришли проводить Шеина и тех, кто уходил с ним. И две конные сотни прощались более чем с тремя тысячами воинов, которые выстроились вдоль обочины дороги до самого моста через речку Кердь.

Глава десятая

ВСТРЕЧА С ШАЛИМАНОМ

Дьяку Елизару Вылузгину, второму главе Разрядного приказа, Михаил Шеин и впрямь был любезен, и перебрасывали воеводу в Мценск не по воле или прихоти дьяка. Была в эту пору в Разрядном приказе хорошая служба лазутчиков. Они-то и приносили в приказ вести, которые заставляли его служилых людей перемещать полки и сотни с одного участка обороны южных рубежей Руси на другой. В Разрядном приказе служил тогда известный лазутчик Лука Паули. Правда, он служил, ещё и патриарху Иову. Но его хватало на обе службы.

Когда и под видом кого побывал Паули в Пронске, никто того не ведал. Может быть, он являлся в Пронск под видом посыльного от князя Тимофея Трубецкого, и было позже доложено дьяку Вылузгину о том, что Пронская крепость благодаря усилиям Михаила Шеина приготовлена к обороне лучше, чем многие другие крепости на юге Руси.

   — Взять тот же Мценск, — докладывал Паули Вылузгину, — по нерадению князя Черкасского — лакомый кусочек для любого князька, имеющего под рукой две тысячи ордынцев.

   — Значит, ты считаешь, что Мценску что-то угрожает? — спросил дьяк Елизар Вылузгин.

   — Как пить дать, летом его разорят ордынцы, — ответил Лука Паули.

Он был потомком итальянского зодчего, который служил среди итальянских мастеров на Руси во времена великого князя Ивана III. Лука Паули не стал зодчим, он любил странствия, приключения и нашёл себе занятие по душе — слыл лучшим лазутчиком. В эту пору ему было уже за сорок лет, но чуть смуглый, с чёрными волосами, жгучими и умными глазами, сухощавый, подвижный, он выглядел лет на десять моложе.

Выслушав Паули, Вылузгин не сделал при нём никаких выводов. У него была встреча с царём Борисом Фёдоровичем. Правда, царь был мрачен и недомогал. Вся Московская земля и многие северные земли были поражены небывалым голодом, который длился уже второй год. Два лета подряд земля не дала урожая ни зерновых, ни овощей. Голод уносил многие тысячи россиян. Царь Борис роздал всю свою казну на покупку хлеба для москвитян и всех, кто в это тяжёлое время добирался до стольного града в поисках спасения от голода.

Царь встретил Вылузгина сухо.

   — Ну, что у тебя? — спросил он.

Дьяк изложил суть своего появления коротко и ясно:

   — Во Мценске бедствие. Князь Димитрий Черкасский за год ничего не сделал, чтобы укрепить город.

   — И что делать теперь? Орда уже подходит к нашим рубежам. Найди разумного воеводу. Как там, в Пронске, Шеин?

   — Он славно исполнил свой долг. Крепость способна стоять против сильного врага.

   — Выходит, Шеин и Мценск может поднять?

   — Да, государь.

   — Воля моя в согласии с тобой. Шли гонца моим именем, — ответил царь Борис и подумал, что, знать, судьбе угодно постоянно сталкивать между собой боярина Шеина и князя Черкасского.

Так решилась судьба Михаила Шеина, и он с двумя сотнями ратников, преодолевая многие версты, шёл из Пронска во Мценск через Рязанскую, Тульскую и Орловскую земли. Тяжким был этот переход. Мучили проливные дожди, приходилось идти по бездорожью от селения к селению, все на запад, на запад. На пятый день пути к дорожным трудностям прибавились другие: кончились запасы пищи. Взяли из Пронска недостаточно, надеясь покупать съестное в торговых сёлах. Но торговля хлебом, мясом, овощами всюду была скупой, а цены недоступными: сказывался голод в Москве и её окрестностях. Пришлось утолять голод орехами, которых из Пронска прихватили вдоволь. Воины, а вместе с ними и воевода Шеин могли только гадать, как их встретит Мценск.

Однако город не думал их встречать. У горожан было полно своих забот. А две тысячи ратников, составлявших гарнизон крепости, собирались отправиться по домам, потому как им обещали смену. Но обещание исходило от князя Черкасского. Это он взбаламутил жизнь ратников, сказав им, что скоро отведёт их в Москву на Ходынское поле.

Появление Михаила Шеина и двухсот воинов и было встречено ратниками Мценска как сигнал уезжать: было же, когда по осени воинов отправляли с «береговой службы» по домам. Не успел Шеин спешиться и дать команду своим ратникам, как воины князя Черкасского заполонили площадь перед палатами воеводы, загудели обеспокоенно: «Домой пора! Веди нас, князь, в Москву!»

   — Я воевода Шеин! — сказал ближним ратникам Михаил и спросил: — А где ваш князь, имя его?

Из толпы вышел крепкий рослый воин лет тридцати.

   — Меня Кузьмой зовут, а князя нашего — Димитрий Черкасский. Но его в крепости нет, он в Каменке, там днюет и ночует.

   — Почему?

   — Не моё это дело, но скажу, — ответил Кузьма, — жёнка у него там... А большего я не знаю.

   — Где ваши тысяцкие, сотские? — спросил Шеин. В душе у него уже бушевал гнев на князя Черкасского: как смел оставить ратников ради какой-то жёнки? — Ну что ты молчишь, Кузьма?

   — Тысяцких у нас нет, а сотские... Так ты их позови, воевода, и спроси.

   — Есть тут сотские? — крикнул Михаил. — Выходите все на свет Божий.

И вскоре двадцать сотских собрались близ Шеина. Он вначале руку поднял, сказал громко:

   — Слушайте, ратники! Нет нам воли царской идти в Москву. Там смертный голод второй год гуляет. И некому идти на смену вам. Потому стоять нам здесь, рубежи защищая.

   — Кто же там наши семьи кормит?

   — Царь печётся, как может. Сами перебиваются посильно. А вы сейчас там не кормильцы, обуза только. Чем вы тут занимаетесь?

   — Штаны протираем, воевода, — ответил за всех воин Кузьма.