Страница 19 из 76
Иногда встречалась настолько болотистая местность, что трудно было даже отыскать сухую площадку для ночлега.
По ночам горизонт алел ярким заревом: это горела трава, зажигаемая для улучшения пастбища, а может быть и для того, чтобы сбивать с пути бродящих индейцев.
В одном месте Дарвин был очевидцем града величиной с маленькое яблоко, побившего множество диких животных. Олени, страусы, не говоря уже об утках, ястребах и куропатках, стали жертвой этого града.
Переправившись через реку Рио-Саладо, Дарвин в изумлении остановился перед роскошным дерном, покрытым яркими цветущими растениями, каких не было на другом берегу. Местные жители помогли ему разгадать причину такой разницы в растительности. На этом берегу, покрытом пышным дерном, долгое время пасли огромные стада рогатого скота, своими экскрементами удобрявшего землю.
По мере приближения к Буэнос-Айресу стали появляться маленькие города, утопающие в садах.
Население встречало путников с подозрением, но слова в паспорте Дарвина: «натуралист Дон-Карлос» возымели магическое действие. Содержатель почтовой станции, грубо отказавший в гостеприимстве, вдруг стал изысканно вежливым, наивно предполагая, что слово «натуралист» означает большой чин.
В полдень 20 сентября Дарвин приехал в Буэнос-Айрес.
Это был хорошо спланированный город. Дома стояли большею частью одноэтажные, с плоскими крышами, где вечерами отдыхали жители. В те времена Буэнос-Айрес еще не был одним из величайших портов мира, каким он стал теперь.
Через неделю Дарвин поехал в Санта-Фе, который лежит почти в трехстах английских милях от Буэнос-Айреса, на берегах Параны.
Дорога пролегала по малонаселенной местности, заросшей невероятно мощным чертополохом. Он заполнил здесь все земли и разрастался так буйно, что даже палы[21] против него были бессильны.
Самое интересное, что нашел Дарвин в этих местах, это многочисленные остатки сухопутных четвероногих — настоящее кладбище всяких вымерших чудовищ.
Гаучосы рассказали Дарвину, что они не раз видели кости гигантских животных вблизи реки Параны. Дарвин не мог удержаться от поисков, и они увенчались успехом. Он нашел костный панцирь какого-то вымершего животного, похожий на большой котел. Потом Дарвину попались кости мастодонтов, зубы токсодонта. К сожалению, некоторые из этих драгоценных костей крошились от прикосновения: тысячелетия пролежали они в наносах реки.
Дарвин испытывал великое наслаждение, собирая и очищая кости от земли, чтобы потом читать по ним прошлое млекопитающих.
Все эти находки останавливали на себе внимание в связи с его возрастающим интересом к проблеме происхождения видов. Как их объяснить, если признавать неизменяемость животных?
Он не мог не задумываться над фактами такого рода, не мог не размышлять над вопросом о происхождении живых существ, и вот почему.
В ноябре 1832 года Дарвин получил от Генсло второй том «Основ геологии» Лайеля. При том восхищении, которое Дарвин питал к этому крупнейшему английскому геологу, он, разумеется, должен был внимательно отнестись к его произведению, тем более, что интерес к геологии у него уже достаточно определился.
Лайель с самого начала обстоятельно разбирает проблему вида. Где границы колебания изменчивости растений и животных, какое отношение имеют вымершие виды к ныне живущим? Как следует рассматривать близость между многими видами, наследование изменений, почему вымирают одни виды и возникают новые?
Вполне естественно, что автор прежде всего подвергает критике две крайних точки зрения по этим вопросам: теорию катастроф Кювье и эволюционную, предложенную Ламарком.
Нет, теорию катастроф он решительно отверг уже первым томом «Основ геологии». Земные перевороты и спокойствие в периоды между ними, как учит Кювье, — с этим Лайель не может согласиться, потому что истинными причинами изменений лика земли он признает никогда не прекращающуюся работу ветра, воды, влияний температуры. Нельзя принять и вторую часть учения знаменитого француза о гибели всего органического мира во время каждой катастрофы и многократном возникновении его. Как ни ясен стиль Кювье, как ни убедительны доказательства и точны факты, Лайель не согласен. Не может органический мир быть создан сразу таким совершенным, каким мы его видим, и он не остается неизменным.
В этом прав Ламарк! Виды изменчивы, и границы между ними трудно установить, — говорит французский эволюционист. Лайель излагает теорию Ламарка и… не соглашается с ним. Что же отпугнуло его? «Ламарк претендует на метаморфоз одних видов в другие». — «Это грезы тех, кто воображает, что орангутанг может превратиться в человеческую расу».
И Лайель дает свой ответ, которым, ему кажется, он избегает ошибок Кювье и бездоказательных, как он полагает, рассуждений Ламарка.
«Виды могут изменяться, — пишет Лайель, — под влиянием внешних условий, но не безгранично, как ошибочно считал Ламарк (в этом его главная беда!), а в известных пределах, через которые они не могут перейти. Отчего же? — Все изменения вида совершаются только в его границах, потому что „каждый вид был наделен во время своего творения признаками организации, которыми он отличается и теперь“.
И когда бог создавал растения и животных, он заранее предвидел все условия среды, в которых назначил жить их потомству, и он даровал им организацию, могущую увековечить вид. Вот почему все изменения вида не выходят за пределы его. Но творец не сразу создал все виды, а постепенно ставил на место вымерших вновь созданные».
Второй том «Основ геологии» сыграл большую роль в формировании мировоззрения Дарвина. Каким же образом? Ведь в нем явно реакционные утверждения. Своей книгой Лайель ввел молодого натуралиста в круг сложных теоретических вопросов проблемы происхождения видов, натолкнул на размышление над ними и над фактами, записями которых все пополнялся «Дневник». Перед Дарвином понемногу стал вырисовываться главный вопрос: изменяемы виды или они постоянны, произошли они друг от друга или созданы творцом?
Этот вопрос не сразу принял четкое выражение. Для этого потребовалось достаточно времени, фактов и размышления…
Кости многих животных, близких к современным формам, встречались массами. Каждый верующий в бога натуралист объяснил бы происхождение этих кладбищ животных результатом потопа.
Но Дарвин, еще недавно веривший каждому слову библии, в том числе и сказке о всемирном потопе, теперь искал естественных причин для объяснения.
Старожилы этих мест, побеседовать с которыми он не упускал случая, рассказали ему о массовой гибели скота во время засух.
В период между 1827–1830 годами здесь была «gran seco» — великая засуха. Пропала трава, даже, чертополох. Скот и дикие животные погибали сотнями тысяч. Засухи в этих местах периодически повторялись. А за засухами нередко следовали периоды дождей, вызывающие наводнения. И тогда трупы животных затягивало песком и илом.
Найденные Дарвином остатки животных по своим размерам не уступали современным слонам. Кости их были очень массивными, особенно кости таза и задних ног. Судя по зубам, эти животные должны были питаться растениями.
Но каким образом они добывали себе пищу? Взобраться на деревья они не могли: срывать растения на земле при такой массивности скелета они также были не в состоянии.
Дарвин не мог найти ответа на этот вопрос. Много позднее он получил его от другого ученого. Эти животные откусывали ветки, сидя на земле и пригибая их к себе передними ногами. Тогда Дарвин понял, чем объясняется особенная прочность и массивность костей задней половины тела найденных им животных.
В глине, в которой были найдены скелеты, он обнаружил зуб ископаемой американской лошади.
Когда-то, и не так давно, полагал Дарвин, в этих местах бродили гигантские четвероногие. Отчего же они вымерли? Почему исчезла дикая лошадь? Дарвин знал, что лошадей в Америку привезли испанцы. Оказывается, что когда-то в Америке водилась дикая лошадь.
21
Палы — от слов «палить», «сжигать». Ими принято в Аргентине истреблять прошлогоднюю траву.