Огненный крест

Мы поднялись в лифте на седьмой этаж. Пара крабов, по инвалидному перебирая и суча клешнями, фланировала уже и здесь на просторной веранде, с которой открывались зелёные дали и синий простор моря. Тоже лифтом добрались? Иль заползли по ступенькам пешеходной лестницы? И чего им тут надо, крабам? И вообще – как это всё понимать?

Но я покорно следовал за Волковым. А он уже «колдовал» с отпиранием хитроумного запора одной из дверей. Отворил. Мы оказались в двухкомнатном с кухонькой «цековском» люксе, обставленном необходимой для отдыха мебелью, с душем, ванной и прочими радостями.

– Располагайся здесь! – сказал хозяин новой для меня «кинты», толкнул дверь, и я из прихожей попал в комнату, добрую половину которой занимал обширный плацдарм «королевской» кровати.

– Несправедливо. Не по старшинству!

– А не возражай, здесь, в спальне, всегда – место для гостей...

Краткий отдых. И Волков зовет ехать «на разведку» в рыбацкую деревеньку Лагуна Токаригуа. Было б сказано! А я как пионер – всегда готов! По дороге все ж выпытываю у Георгия Григорьевича, что прибыли мы вовсе не в «санаторий цековский-политбюровский», а в Клуб (с заглавной буквы), который тоже называется «Золотой остров». И клуб сей типа кооператива, члены его платят за гостиничный номер определенную сумму, содержат так же обслуживающий персонал и охранников.

Что ж, симпатичный поворот дела.

А деревенька Токаригуа тем замечательна, что расположена у мелководной лагуны, которая растянута на пятьдесят километров в заповедной зоне берега Карибского моря. Лагуна – своеобразный и спокойный родильный дом, куда с моря заходит метать икру рыба. И во множестве здесь плодятся креветки, которые, как понял я из частых упоминаний Волковым этих усатых морских моллюсков ему и прибывающим завтра Свистунову и Ольховскому составляют какой-то свой специфический кулинарный интерес.

Основатели рыбацкой деревеньки на берегу лагуны – русские. Два Ивана. И это не легенда, потому как потомки Иванов – сыновья, внуки, что живут здесь. И могут рассказать любопытствующим о своих родителях, что обосновались тут после Великой Отечественной войны, которую вели русские против немецких фашистов. Из каких мест России они приехали сюда, как добрались, Волкову неведомо. По преданию первый поселившийся здесь Иван растолковал местным аборигенам, что он рыбак, и местные помогли ему обосноваться в этом глухом краю. За первой хижиной Ивана возникли другие. И теперь эту рыбацкую деревеньку знают далеко в округе. Даже вот и в Каракасе.

Деревенька, «избы» – привычного для тропических мест вида. Где каменные жилища, а где обычные четыре кола по углам, камышовые или фанерные стены, крыши из тростника или старой жести. В одной из хижин с распахнутыми дверями на топчанах отдыхают черные мужики. Один из мужиков бодрствует, вяжет сеть. В хижине полумрак и, видимо, прохладней, нежели снаружи. Далее взгляд мой скользит по спокойной воде лагуны. По ней как-то лениво бегают моторные лодки, вовсе медленные индейского вида пироги, управляемые шестами. Вёсел не вижу. Лагуна столь неглубока, что белые цапли на своих метровых ногах переходят её вброд. Как пробки выстреливаются из воды утки-нырки, переведя дыхание, ныряют за добычей вновь. Кричат чайки. Азартно носятся над водой большие стаи пеликанов. Их столь много, что они заслоняют собой и лодки промысловиков, и горизонт с синью открытого моря. Ловля рыбы идёт сетями-накидками. Бреднями и неводами рыбачить в заповедной лагуне запрещено. В открытом море пожалуйста, запретов нет. Но там – и волна, и глубина, и ветер, и акулы!

Богатый улов, если случается богатый, большую его часть берёт у рыбаков перекупщик. Его «приемный пункт», именую я на свой манер, с холодильной камерой под примитивным навесом от солнца – тут же, у воды. Главный предмет «пункта» весы-безмен, на которых негр перекупщик отвешивает нам килограмм живых, шевелящих усами креветок...

Тот кто назвал это место «золотым», видимо, прав. Живописный уголок дикой природы. Насельники его – тоже дети природы.

При возвращении в наш «санаторий ЦК» окончательно выясняю, откуда взялся – «остров». Да, остров! И мы, и «санаторий» со служебными постройками находимся на пятачке берега, окруженного системой каналов и прудов, соединенных с морем. Пруды, выходит, тоже полны рыбной живности.

Вечером, обрядившись в шорты, рубашки, отутюженные бабой Катей, до поздних сумерек подсекаем удочками карибскую селёдку и лобастых сомиков. Устроились мы для рыбалки на бетонной набережной одного из культурных прудов. Он огражден металлической сеткой, имеет турникет для входа-выхода, где дежурит могучий негр-детина. На глади пруда, в целом спокойного и какого-то ленивого в своем вечернем спокойствии, вдруг да всплывёт неизвестная мне рыбина гигантских размеров, сверкнет серебристым туловищем, ударит по воде хвостом, утробно выдохнет и вновь уйдёт на глубину, оставив на поверхности разбегающиеся круги потревоженных вод. Вспоминается в этот момент рассказ Хемингуэя «Старик и море». Но нам уж точно никогда не зацепить такой огромной добычи. Так что лучше гнать сии литературные мечтания прочь...

Охранник-негр включает прожектора и в освещенной толще воды видны чуть шевелящие плавниками рыбины помельче, а также наши знакомцы крабы. Но с этой тварью лучше бы не связываться. Те рыбины, что хватают крючки с наживкой, шлепаются на каменный парапет с аппетитным хлюпаньем. У Волкова такие удачи случаются чаще, чем у меня. Но едва ль не каждую вторую рыбу, выхваченную удочкой из воды, успевают тут же «конфисковать» плотоядные мордатые коты, дежурящие поблизости в траве, с урчанием бросающиеся в прыжке за очередной дармовой поживой. И убегают прочь.

Уцелевших от котов рыб Волков отдает черным охранникам. Пробую тут робко заявить протест: «Зачем? Я сварил бы замечательную уху!» В ответ – молчание...

22 мая

Приехали Юрий Львович Ольховский и казак Михаил Георгиевич Свистунов. Привезли свежие газеты, позавтракали с нами, чем бог послал, «полистали» телевизионные программы, не выдержав и десяти минут возле голубого экрана – ничего стоящего, так, музыкальные тусовки, реклама; завалились спать, соблазнив на продолжение ночного сна и Волкова.

На «улицу» лучше не выходить. Пекло.

И все ж к полудню мне надоело валяться на этом «аэродроме» кровати, хоть и с занятной книжкой Георгия Климова «Протоколы красных мудрецов». Надоело прятаться от моря, от шумящего за окном наката волн.

Но к полудню пекло здесь адское. Не в горном Каракасе...

А море – в широком окне «санаторной кинты», едва отодвинешь плотную гардину, все-таки зовет то синью, то бирюзой, то соблазняет вольными криками чаек.

Накатывается на желтый песок пляжа, знойно вздохнув, отступает. И белые сгустки пенного наката волн подхватывает горячий ветер, несколько мгновений катит их по желтому песку, испаряя, превращая в ничто.

Ладно, сухопутники, спите, решаюсь я и бегу на разведку прилегающих к «санаторию» окрестностей. Пора и окунуться в Карибском! Но первым делом взбираюсь накаленной металлической лесенкой на верхотуру вышки бассейна, размахнувшись, прыгаю вниз. Ощущение – будто бросили тебя в котел крутого банного щелока, кипятка. Ну, Иван-царевич, ну! Азартно работая руками- ногами, отпыхиваясь, отфыркиваясь, выплевывая солёную воду, выбираюсь на волю, обжигаюсь теперь о камень бордюра, пританцовываю от ожогов ступней, не решаясь больше повторить столь опрометчивый мореманский «подвиг».

А в море – благодать. Скинул рубашку на песочек и – в накат волны. Она тащит за собой ил, камушки, ракушки, водоросли мелководья. Размашисто плыву на глубину. А с берега крики! Это мои друзья-пенсионеры возникли. Всполошились.

– Не заплывай далеко. Там акулы!

– Выйдешь из воды, сразу рубашку надевай. Сгоришь моментально!

Пляж пуст, если не считать молодой мамаши с дочкой лет четырех-пяти. О-о, оказывается, мы не одни в этом «санатории»! Метрах в пятидесяти от нас мамаша с дочкой шлепают босыми ногами в пенном накате, затем спешат под укрытие развесистых пальм.