Чистые струи

— Это он тебе ловит! — пояснила Нахалка, с ласковой серьезностью взглянув на Семена Ивановича. — Хватит ему, поехали!

Максим взял одежду и направился в кусты. Семен Иванович смотрел то на ползущего к берегу сома, то на Нахалку. Ему было и неудобно, и в то же время отчего-то слегка волновалось сердце.

Он провожал мотоцикл задумчивым взглядом, ощущая возникшее вдруг одиночество.

Солнце было еще высоко, в релке продолжалось птичье веселье, недалеко от палатки горел костер, и в котелке крупно бурлила вода. Семен Иванович неторопливо чистил и сразу же опускал в котелок молодую глянцевитую картошку.

— Ну, готова уха?

Семен Иванович выронил картофелину, и она брызнула водой на огонь.

— Я тебе долг принесла, — Нахалка протянула ему скрученную десятку. Маленькая, необъяснимая радость, шевельнувшаяся в сердце Семена Ивановича, моментально испарилась. Появилась досада — злая, как горчица.

— На, на! Я не люблю оставаться в долгу…

— Детский сад… Я тебе и не одалживал вовсе.

— Все равно!

— Слушай…

Нахалка швырнула деньги в палатку и быстро пошла прочь.

Семен Иванович долго не мог успокоиться. Ему расхотелось варить уху, расхотелось рыбачить. Он вспомнил про пачку сигарет, купленных в поезде на всякий случай, и начал искать ее в карманчиках рюкзака.

— А я думал, ты не куришь, Семен Иванович! — Чириков отдувался добродушно и солидно. Одет он был уже не в форму, а в выгоревшую клетчатую рубашку и просторные защитного цвета брюки. — Надоедаем тебе сегодня…

Семен Иванович бросил сигарету в костер. Он обрадовался леснику, словно тот обещал ему что-то очень важное для жизни.

— А я вижу, — Чириков присел у костра, — Нахалка будто побитая. Думаю — нашкодила опять! Что она тут натворила?..

Чириков смотрел ожидающе и с тревогой.

— Да ничего! — Семен Иванович стал расшевеливать костер.

— …Приехала с Максимом, гляжу — круть! Опять исчезла… Максим говорит — рыбу ловили. А куда она — сам не знает… Появляется. Собирались на танцы, а тут заупрямилась. Я-то ее насквозь вижу!

Семен Иванович опускал в котелок рыбу. Он еле сдерживался, чтобы не засмеяться от нахлынувшей вдруг легкости.

— Хотите ухи, Иван Алексеевич?

Чириков нахмурился, но тут же, будто опомнившись, распрямил складки на лбу.

— Пойду я! Ты это, Семен Иванович… Душа у меня что-то не на месте. Отца-то у нее нет, я уж как бы за него… Если что — не скрывай…

— Да что тут скрывать! — Семен Иванович зачерпнул ложкой юшки. — Долг, видите ли, принесла!

Лесник посмотрел на него облегченно, хотя немного и недоверчиво, и расслабленно опустился на прежнее место.

— Тьфу ты! Вот егоза…

Потом они ели уху, и Чириков, блаженно щурясь и смахивая рукавом с лица пот, уже не поминал о Нахалке, а расписывал прелести Кулаковского залива, куда решил свозить Семена Ивановича завтра же. А — Семен Иванович, вспомнив, все хотел спросить у него, каким же образом Самойлов сжег релку, но не решался, и думал, что спросит еще, будет более подходящее время.

А ночью — ранней ли, поздней, он не понял — пошел дождь. Хорошо натянутая палатка глухо зашумела, отбивая крупные, сильные капли. Семен Иванович лежал на спальном мешке лицом кверху, не шевелясь. Он старался вспомнить, что ему снилось, но не мог. Хотя знал — что-то необыкновенно хорошее, сладкое и нежное до слез.

Дождь шел все сильнее… Семен Иванович обратил наконец на него внимание, не удивился, не огорчился, только забрался в мешок, пригрелся и незаметно уснул снова.

— Эй!

Он открыл глаза и увидел, как переливаются разноцветными огоньками крупные капли воды — на палаточных шнурах, на примятой у входа траве, всюду.

— Ты спишь?!

Это был ее голос. Семен Иванович хотел услышать его снова, не отзывался.

— Эй! Ну хватит спать…

— А что случилось?..

Она помолчала.

— К тебе можно?

— Пожалуйста, я же не женщина…

Она помедлила немного и просунула в палатку голову.

— Конечно! Тут можно спать. А я думала, что ты мокрый совсем…

— Ты посмотри-ка! Она обо мне думала.

— Представь себе… Я сначала ночью пошла, но упала. Вся вывозилась…

Семен Иванович сел.

— Пришлось стирать. Я сегодня не спала…

— Ну, знаешь ли… — Семен Иванович не знал, что ему сказать, что сделать. Глупая девчушка с очень милым, усталым женским лицом сидела перед ним потупив взгляд.

— Да ты не воображай, что я в тебя влюбилась… Этого еще мне не хватало… Просто — интересно… Не спать всю ночь. Ты не пробовал?

— Случалось. Когда много работал.

— Хорошо, правда?! Так странно все…

— Мало хорошего! Постареешь быстро.

— Ну и что!..

Она сидела на полу, выставив ноги наружу. Семен Иванович увидел, что кеды ее промокли насквозь.

— Ну-ка, раздевайся, залазь в мешок!

— Зачем?.. — Она вздрогнула и чуть отодвинулась. Он чертыхнулся про себя: ляпнул, не подумав.

— Ты же мокрая вся! — услышал он свой чуточку неестественный голос. — Согрейся и поспи. А я высушу твою одежду.

Семен Иванович вышел на берег, разделся и, разбежавшись, бросился головой в воду. Вода была теплая, густая. Он долго плавал и нырял. Пытался даже поискать на дне рыбу, но рыбы не было.

Потом он подошел к палатке, взял ее брюки и кеды, направился к кострищу. Костер долго не разгорался, но Семен Иванович терпеливо чиркал спичку за спичкой.

Он сушил одежду, испытывая к ней забавную нежность. Несколько раз ему казалось, что в палатке спит его собственная дочь, которой у него никогда не было, и он любит ее больше всех на свете.

Ему захотелось есть, но рюкзак был в палатке. Кеды просохли быстро, от них уже почти не шел пар, подошва была горячая и гладкая.

И все же он не выдержал и осторожно подошел к теремку. Нахалка лежала в мешке, высвободив из него оголенные руки. Он помедлил немного и осторожно прополз через всю палатку. Он вытаскивал рюкзак так, будто обкрадывал человека. Раза два взглянул на Нахалку, усилием воли заставляя себя не задерживать взгляда. Он выпятился из палатки и облегченно вздохнул. Потом поднял рюкзак, повернулся и наткнулся на леденисто-ненавистнические глаза Чирикова.

— Здравствуйте, Иван Алексеевич… — растерянно, почти шепотом поздоровался он. Чириков не шелохнулся. Возле его ног в напряженной позе застыл Макс.

Жуткая догадка пронизала Семена Ивановича. Он почувствовал, что неудержимо краснеет.

Чириков не шевелясь, душно сглотнул. Семен Иванович заставил себя посмотреть в его застывшие от горя и бешенства глаза и пошел к костру. Он знал, что Чириков еще стоит у него за спиной, но не оборачивался. Пока не услышал затихающие шаги.

Семен Иванович вскипятил и очень крепко заварил чай. Он долго пил эту обжигающую жидкость, словно пытался что-то залить в себе. И еще полдня он провел как во сне. А когда выспалась и ушла домой Нахалка, стал не спеша собирать свои вещи.

Он благополучно и как-то незаметно добрался до дома. Не стал ничего объяснять жене, подумавшей, наверное, что ему там просто не понравилось. Не звонил Самойлову, не было на это сил. Сидел дома. А погода стояла отменная. Такая же погода, как там:..

Через неделю прибежал удивленный Самойлов.

— А я и не знал, что ты дома! — негодовал он, потрясая письмом. — На! Я вечером забегу.

Семен Иванович не решался вскрыть конверт, на котором неровным, грубым почерком было выведено: «Передать Семену Ивановичу». Потом вскрыл, прочитал и опустился в кресло. За окном проносились такси, тянула пронзительный гудок электричка. Он ничего не слышал.

«Прости дурака старого. Места себе не нахожу. Жизнь не в радость, Семен Иванович. Приезжай немедля. Деньги я тебе выслал. На Самойлова. А то брошу все, приеду сам. Все тебя ждем…»

Потом он долго разбирал то, — что было тщательно замазано автором письма, лесником Чириковым. Кое-как понял. «А релка наша опять сгорела. От твоего костра, видать, пошла».

Дети галактики

Демкин шел в кирзовых сапогах: берег ноги от ревматизма. Болотники, без которых не обойтись на озере, пристроил под клапаном рюкзака. Перед речушкой переобулся, перебрел по мелководью.