Чистые струи

— Где можно раздобыть бензин? — негромко спросил Коля.

— Если повезет, куплю у рыбаков.

— А если не повезет?

— Пойду в село.

Он сходил за рюкзачком, пошарил в нем, достал пачку сигарет и швырнул в огонь.

— Я принесу вам бензин.

Он решительно пошел по пересохшей черной тропинке. Я догнал его. Крепко взял под локоть и повел к костру. Он не сопротивлялся.

— Ладно. Пока ты украл у меня только один день, и я тебе это прощаю.

Он недоверчиво посмотрел на меня. Я подумал, что перегнул палку. Я сломал его. А ведь, если честно, мне даже немного нравилось его поведение. Просто он был чуточку смелее, чем мне хотелось бы. Нет, даже не смелее. Чуточку не такой, каким был в детстве я.

— Ложись поспи, — я стал стягивать с себя брезентовый костюм. — Тебе надо выспаться. Часа через три начнется клев.

— Я сломал вам спиннинг.

— Нечаянно наступил?

— Нет, через колено.

— Ты думал, что останешься безнаказанным?

— Нет… — Он опустил голову.

— Снимай рюкзак. Тебе надо поспать, иначе прозеваешь клев.

Он снял рюкзак и заплакал. Я натянул на него свой костюм.

— Не возражаешь, если я выпью немного?

— Конечно! Что вы спрашиваете?!

— Но, может, ты бы не хотел, чтобы я сделал это?

— Хочу! — быстро ответил он.

— Почему?..

— Тогда… вы, может быть, поймете…

— Ладно. Я постараюсь понять так. Ложись.

Он свернулся калачиком. У самых моих ног. Он уснул сразу и простуженно забулькал носом.

Все-таки надо было взять с собой спальник.

Часа через полтора я отремонтировал спиннинг, но теперь он не был абсолютно надежен. Странно, но я почти не огорчился.

— Что… там шуршит?! — Коля сидел, вглядываясь а неплотную темноту.

— Еноты.

Он вскочил.

— Они большие?

— Да. Почти с собаку.

— Они не нападут на нас?..

— Нет. Они очень мирные. Это мои друзья. Я складываю для них рыбьи внутренности. Вон там, под кустом.

— Они сейчас едят?

— Да.

— Можно посмотреть?

Сейчас он спросил. А если бы это случилось вечером, не стал бы спрашивать — побежал, и все.

— Нет. Ты их напугаешь.

— А вы можете поймать одного?

— Нет. Я не обижаю друзей.

Он помолчал.

— Вы подумали, что я как маленький? Все спрашиваю и спрашиваю. А я иногда не хочу спрашивать, а язык сам спрашивает. У вас так не бывает?

— Бывает.

— Правда?!

— Да. Когда я дурачусь.

— …А я ведь не дурачусь. Я не специально. Это наследственное.

— Что?!

— Наследственное. Отец как заведется — и спрашивает, и спрашивает.

— У тебя?

— Нет… у мамы.

— Она, наверное, устает ему отвечать.

— Нет, не устает. Она молчит. А он спрашивает, почему она молчит…

— Ну ладно. Хватит об этом!

Кажется, он вздохнул облегченно: почувствовал, что немного занесло.

— У твоего отца столько интересных марок.

— Ага! Я их продаю.

— Он просит продавать?

— Он об этом не знает.

— Куда же ты деваешь деньги?

— Покупаю… Покупал сигареты.

— И тебя не мучает совесть?

— Нет.

— Почему?

— Он за марками людей не видит.

— Ты сделал такой вывод?

— Нет, не я. Мама.

— А по-твоему, она права?

— Да. Что вы на меня так смотрите? Не смейтесь? Вы думаете, что это он отправил меня на рыбалку? Мама! Она хотела, чтобы он купил мотоцикл и везде меня возил. Она говорит, что… Она говорит, что в таких условиях я никогда не стану мужчиной. А он не хочет покупать мотоцикл. Он не хочет ходить за грибами. Мама… Это она купила мне шлем. Хороший, правда?

— Хороший. Рижский. Я тоже куплю себе такой.

— Не надо! Я вам свой отдам.

— Ты разве больше не будешь со мной ездить?

— Со мной вам трудно. У меня мамин характер.

— У тебя нормальный характер. Мне нравится твой характер. Ты незлопамятный.

— А вы?..

— Думаю, что тоже нет. Ты разве этого не понял?

— Понял, но боялся, что ошибаюсь… А мой папа зануда?

— Почему ты так думаешь?

— Я просто спрашиваю.

— Я не хочу отвечать на этот вопрос.

— Вы боитесь обидеть меня?.

— Нет. Просто это ненормально, когда ребенок осуждает своего отца. У него очень сложная и ответственная работа.

— Да. Я знаю. Он часто говорит об этом…

Милый шеф!

— Может быть, только… он чересчур серьезен. Но работать с ним легко. Он никогда не попадает впросак. И нам не приходится краснеть.

— Значит, мама попадает впросак?.. Она часто краснеет.

Вот наказание!

— Ей, наверное, бывает стыдно за тебя.

— Нет, она не тогда краснеет.;

— По-твоему — и я сейчас попал впросак?

Он пристально посмотрел на меня.

— У вас лицо, наверно, от огня покраснело.

— Да. Наверно. У тебя тоже красное лицо. Пойдем умоемся!

И пора уже было умываться: наступал рассвет. Далеко, на той стороне залива, рокотал легкий колесный трактор. Вот и сенокос!

Коля уже без стеснения разделся до плавок и зашел в ясную воду. И опять я подумал, что он чересчур уж худенький. У беззаботных детей такой худобы не бывает.

— Мы будем печь картошку? — Он слегка дрожал и натягивал на себя грязные штаны. Лицо у него светилось, как у новорожденного.

— А как же! — Я чуть было не подхватил его на руки, но вовремя сдержался. — Первым делом будем печь картошку.

— Я тоже научусь печь картошку в костре? — Он натягивал свитерок, и я не видел его лица.

— Обязательно! Ты многому научишься.

— Да. Я знаю! — просунул он светлую голову в вязаную шейку. — Мама тоже так сказала:

— Мне кажется, ты уже кое-чему научился.

Я думал, он спросит: чему? Но он засмеялся. И нагнулся — стал зашнуровывать кеды.

— Вести себя? — спросил он, согнутый в дугу.

Меня так и подмывало слегка шлепнуть его по острому заду.

— Этому сразу не научишься.

— Я и сейчас плохо веду себя? — насторожился он.

— Если бы ты сразу начал так себя вести, мы давно бы уже были друзьями.

— Значит, мы еще не друзья?

— Я сказал — давно.

— Тогда мы друзья?

Он завязал кеды и выпрямился, стараясь сразу же схватить мой взгляд.

— Об этом не спрашивают. Это и так видно.

Он зверьком взлетел на крутой берег. Когда я взобрался следом, он тормошил мой рюкзак.

— Сколько нужно картошки?

— Побольше! Я страшно голоден.

— Я тоже! — воскликнул он. — У меня есть сайра, откроем?

— Ни в коем случае!

— Почему?

— На рыбалку рыбу не берут.

Мы засыпали картошку жаром. Я собрал новый спиннинг и протянул Коле:

— Дарю.

— Вы лучше мне тот подарите.

— Подарки не выбирают.

Я взял отремонтированный спиннинг, и мы пошли вдоль берега. Туда, где не нужно было слишком далеко забрасывать.

— А почему вы не женитесь? — спросил он, обернувшись.

Я споткнулся о свою же ногу.

— Пока не считаю нужным.

— И не пробовали?

— Нет.

— Я пробовал…

— Ну и что из этого получилось?

— Ничего из этого не получилось. Сначала ее старики согласились. Я целый день у них провел. А вечером меня выставили. Сказали — завтра придешь.

— Ну и ты пришел?

— Нет, конечно. Что это за жизнь: днем приходи, вечером уходи…

— А она?

— Маме пожаловалась, что я книжку не отдаю.

— Какую книжку?

— Сберегательную. Мы с ней сделали такую книжку, как кошелек. Складывали туда копейки. Я хотел много накопить, чтобы потом у нас были деньги. На первое время. А она не стала ждать. Прибежала жаловаться.

— Ты отдал?

— А что я, крохобор, что ли! Отдал.

— А свои деньги забрал?

— Нет. Нужно было забрать? — он смотрел на меня изучающе.

— Ни в коем случае! Это не по-мужски!

— Вот видите. Мама тоже так сказала.

— А папа?

— Папа об этом не знает. Вы не скажете ему?

— Ты опять?!

— Извините…

— Давай, Коля, не будем больше извиняться. Это как-то не по-дружески. И давай на ты. Идет?