Первозимок

Петька, уже понявший, что здесь произошло, смотрел на тот же волчий труп, потому что он оказался ближе других от машины.

Шофер, ничего не сказав мальчишкам, захлопнул за собой дверцу кабины и повел женщину с чемоданчиком к сараю, откуда навстречу им выглянули незнакомый, в городском пальто мужчина и помощник дяденьки Савелия Егор с неизменным кнутом под мышкой.

И на городского мужчину в пальто, и на Егора мальчишки взглянули мельком, потому что сразу невольно двинулись от машины к волку, чтобы рассмотреть его поближе, и только тут сообразили, что кроме волчьего языка не менее ярко выделялась на изморозной площади кровавая лужа под волком и что замерзших, а потому словно бы почерневших кровавых следов на земле было вообще немало...

И Петьку на полпути к волку будто приковал к земле другой труп, лежавший в отдалении.

Теперь уже ледяной холод страха на какие-то доли мгновения вдруг сковал Петьку, чего он в жизни своей, кажется, еще не испытывал...

А в следующий миг и он, и Сережка уже бросились, позабыв обо всем остальном, к лежащему к ним спиной Расхвату.

Почему-то не решаясь приблизиться вплотную, мальчишки обошли Расхвата, выдерживая дистанцию между ним и собой, словно бы нельзя, нечестно было прикасаться к нему, когда он сам не мог встать и прыгнуть навстречу... А может, где-то еще теплилась в душе неправдоподобная горькая надежда, что все это обман, что все это не наяву, а приснилось... Надо только напрячься и сбросить или оттолкнуть от себя этот кошмарный сон...

- Расхват... - тихонечко позвал Петька, когда они с Сережкой остановились перед собакой, и, облизнув пересохшие губы, спросил: - Кто это тебя?.. - нелепо, глупо спросил, будто Расхват мог ответить ему.

Челюсти Расхвата были крепко сжаты, сквозь щелочки едва приоткрытых век нельзя было рассмотреть глаз, а из распоротой груди и шеи как будто еще сочилась кровь...

- Волки его... - услышали они за спиной дрожащий голос Егора и оглянулись.

Рядом с Егором, возвышаясь над ними, стоял тот незнакомый, в пальто мужчина, который встречал женщину с чемоданчиком.

А сама она вместе с шофером и какими-то женщинами была в другом конце площадки и, наклонившись к одной из туш, затем присев на корточки, стала что-то быстро объяснять остальным.

- Как же это?.. - тоже нелепо и тоже невпопад спросил Сережка.

Но Егор виновато поглядел на мужчину, и тот успокаивающе положил ему руку на плечо.

Волки напали на кошару ночью, когда Егор уже крепко спал...

Разбудил его, одернув с лежанки, дяденька Савелий:

«Беги в деревню! За подмогой!.. Вол-ки!»

И Егор пустился, не видя дороги, в ночь.

А вокруг кошары: где волки, где овцы, где собаки - уже не разобрать...

И дяденька Савелий, в отчаянной суматохе прихватив лишь свой дрючок, бросился в эту круговерть.

Овцы заметались и в панике начали давить друг друга, чего всегда в таких случаях и добиваются волки. Перерезали бы всю отару, потому что, судя по результатам ночи - по следам и трупам, стая была немалочисленной.

Если бы не собаки. Правда, в бой с волками, защищая сотни овец, вступили только Расхват да еще одна полудворняжка-полуовчарка по кличке Ласка. Она тоже погибла в этой схватке.

Остальные собаки только шумно лаяли, но боялись попасть на волчьи клыки. Да и не по силам для них такая неравная борьба, как объяснил мужчина, оказавшийся работником райисполкома, случайно заночевавшим в здешнем колхозе.

Волки отступили, все-таки утащив с собой три овцы...

Часть овец оказалась израненными, одних покалечили волки, другие - сами себя в этой ночной катавасии.

Женщина с чемоданчиком, оказавшаяся ветеринарным врачом, смазывала лекарствами, зашивала или перебинтовывала раны пострадавшим животным. Потом принялась составлять документ - актом называется - о том, что произошло здесь ночью...

- А где ж дядя Савелий?.. - тревожно спросил Сережка.

- Его на лошади увезли в больницу, - объяснил ему мужчина из райисполкома. - Кстати, - заметил мужчина, - ведь это он нам подсказал, чтобы заехали по пути за вами - привезли проститься с вашим другом. А от себя и от всех колхозников, от всех, кому дорого народное добро, - заключил он, - говорю вам огромное спасибо за то, что воспитали и выучили эту великолепную собаку: умную, смелую, сильную... Ведь это благодаря вам она стала такой...

Мальчишки переглянулись. Радости от похвалы ни тот, ни другой впервые не испытали.

Мужчина понял их и вздохнул.

- Машина сейчас пойдет назад... Так что вас подвезут обратно. А Расхвата вашего... - Он помедлил, огляделся. - Расхвата мы похороним вот под этой ивой. - Он показал. - Вместе с Лаской. Они дружили, вместе охраняли народное добро, вместе бросились защищать отару... За хозяина останется на кошаре пока вот Егор... Итак, пойдемте, ребята...

Шофер уже возился около полуторки, рядом с женщиной появились еще люди, и мальчишки, подчиняясь районному начальству, в каком-то оцепенении машинально двинулись было к заурчавшей, зафыркавшей полуторке...

Но, сделав лишь несколько шагов и будто вспомнив о чем-то, Петька вдруг круто повернул назад и бросился к Расхвату.

Упав перед ним на колени, он уже протянул было руки, чтобы в последний раз обнять своего друга, как тут же испуганно отдернул их назад, потому что думал - ему померещилось это: будто бы полоска шерсти на спине Расхвата, как от ветра, шевельнулась... Потом очнулся: нет! Это не померещилось ему! НЕ ПОМЕРЕЩИЛОСЬ! И заорал:

- Он жи-во-ой! - Петька заорал, не обращая внимания на брызнувшие из глаз слезы, не стесняясь их, потому что это были слезы радости, слезы счастья: - Жи-вой! Живо-ой о-он!

- Не может быть! - заторопился к Расхвату райисполкомовец.

Женщина с красным крестом на чемоданчике уже каким-то образом опередила его и тоже упала на колени рядом с Петькой:

- Да ведь он даже не замерз! Как мы не заметили этого! - горестно воскликнула она, упрекая словно бы самое себя, а не кого-нибудь, хотя сама была ни в чем не виновата. И она принялась торопливо осматривать Расхвата, перебирая своими быстрыми, тонкими пальцами по его окровавленной шерсти. - Две рваные раны - продольная и поперечная... Одна очень глубокая Клыком... - бормотала она. И, оглянувшись через плечо сообщила районному представителю: - раны опасные! И собака в очень тяжелом состоянии. Но больше - от потери крови. Она жива! А организм у нее сильный! Иван Ильич! - обратилась ветврач к подошедшему шоферу. - Собаку надо срочно в ветлечебницу! Готовьте носилки! - потребовала она. И тут же уточнила: - Хоть дерюжку какую-нибудь! А я пока ему инъекцию сделаю... - Она распахнула прямо на земле свой чемоданчик и, быстро выхватывая из него какие-то коробочки, потом ампулки, шприц, все повторяла: - Удивительно! Прямо-таки удивительно!

Когда она делала укол, Петька и Сережка невольно отвернулись.

...До ветлечебницы Расхвата довезли живого - шофер не жалел бензина и гнал полуторку на полной скорости.

- А тут ему издохнуть не дадут! Будьте спокойны,- радостно заверил он мальчишек, усадив их рядом с собой в кабине, чтобы отвезти в деревню.

Зима ударила по-настоящему только к середине декабря. Она будто копила, копила, собирала воедино все свои зимние причуды и силы, чтобы обрушить их на землю сразу - так, что уж никому не приходило бы в голову искать в небе или даже припоминать незлобивые, ласковые приметы других времен года: шибанула морозами, хлестанула метелями, придавила землю непроглядной мешаниной серости - то ли облаком одним, то ли тучей такой - из края в край, от горизонта до горизонта и разразилась непрерывными снегопадами, так что уже через несколько дней за сугробами стало почти не видно изб, и только по дорогам да в поле свистела, завывала, и укрывая, и оголяя их одновременно, секучая, лютая поземка...

День вовсе сжался: встают люди - темно, на работу выходят в темь, идут с работы - снова темно, и спать укладываются при свете коптилок...