Принц (ЛП)

Руки Кингсли задрожали при упоминании о таком маленьком расстоянии между их кроватями. Он не знал, почему он реагировал на этого молодого человека так, как он реагировал только на красивую девушку. Он не мог перестать пялиться на него, не мог прекратить задаваться вопросом, какие тайны тот хранил, и что он хотел бы услышать те тайны, шепотом через подушку, ночью.

- Как оказалось, что ты спишь так далеко от камина?

- По собственному желанию. Мне и так достаточно тепло. Небольшой совет, - сказал Стернс, поворачиваясь и впиваясь взглядом в Кингсли, - не буди меня ночью.

Кингсли расхохотался.

- Что? Ты убьешь меня?

Стернс развернулся и направился к двери снова.

- Или хуже.

*Устав Святого Бенедикта — книга заповедей, написанных святым Бенедиктом Нурсийским (480-547 гг.), на протяжении полутора тысяч лет своего существования книга стала значительным проводником для западного христианства, жившего в монашеской общине. Суть Устава Святого Бенедикта суммируется в девизе Бенедиктинской Конфедерации: pax («мир») и традиционного ora et labora («молись и трудись»).

Глава 5

Север

Настоящее

Кингсли взял веревку и связал ее скользящим узлом. Девушка с опаской наблюдала за тем, как он надел петлю ей на шею, и позволил узлу свободно покоиться на ее горле.

- Это простая игра, chèrie.

Он сделал виток вокруг ее тела и удовлетворенно кивнул.

Милая девушка. Двадцать девять лет. Голубые глаза. Инструктор по йоге или что-нибудь столь же глупое. Сегодня вечером он согнет ее пополам, и она будет благодарна ему после.

- Один конец веревки вокруг твоей шеи. А другой…

Он постучал ее под коленом, пока она не подняла ногу как хорошо обученный выставочный пони. Взяв ее за голень, он поднял и закрепил петлей вокруг нее другой конец веревки.

- Закрепим là (прим. здесь), на твоей прекрасной, точеной щиколотке. Ты говоришь, что можешь удерживать некоторые позы йоги в течение нескольких часов. Давай посмотрим, как долго ты сможешь держать поднятой свою согнутую ногу, пока я буду трахать тебя в задницу. Нога начинает опускаться… ты начинаешь задыхаться. Просто. Oui?

Ее зрачки расширились, и она громко сглотнула.

- Oui, monsieur, - прошептала она.

- Bon. Теперь позволь я немного затяну вот здесь.

Кингсли привязал ее запястья к столбику кровати перед ней и укоротил веревку, соединяющую ее шею и лодыжку на несколько дюймов. Пока он мог сказать, что ей по-настоящему было чем гордиться. Ее согнутая нога оставалась высоко поднятой, и дыханию ничего не препятствовало. Конечно, как только он начнет ее трахать, она неминуемо потеряет концентрацию. Да, он любил эту игру.

Из тумбочки он вытащил смазку и презерватив. Смесь ее страха и возбуждения была такой сильной, что он мог чувствовать этот запах на расстоянии трех футов. Встав позади нее, он уже начал было расстегивать брюки, как дверь в комнату Кингсли открылась, и внутрь шагнул Сорен, взглянув на них из-под приподнятой брови, перед тем, как сесть в кресло около кровати Кингсли и закинуть свои длинные ноги в обуви на простыни.

- Нам нужно поговорить.

Кингсли направил на Сорена такой взгляд, который вызвал бы у любого нижнего в “Восьмом Круге” приступ паники. Сорен же просто пристально смотрел в ответ, не моргая.

Со вздохом разочарования Кингсли распустил узлы и, хлопнув девушку по заду, быстро и раздраженно произнес:

- Вон.

- Но…, - она взглянула сначала на него, затем на Сорена, который, к счастью, приехал в городской дом Кингсли инкогнито. Без воротничка. Он был одет в черную футболку, черные брюки, держа в руке свой черный мотоциклетный шлем.

- Вон, - повторил Сорен, и на этот раз она послушалась. Быстро подобрав свою одежду с пола, она вылетела из комнаты. Кингсли начал было закрывать за ней двери, как его вторая любимая девочка, Сэди, проскользнула внутрь и села у его ног.

- Ты никогда не слышал о том, что нужно стучать, не так ли? – бросил Кингсли на французском языке.

Он схватил Сэди, его единственную девочку-ротвейлера, за ошейник и повел к кровати. Та проворно вскочила на простыни, удобно устраиваясь.

Сорен улыбнулся и ответил на английском.

- Я слышал сплетни о хороших манерах. Но никогда не верил им.

- У меня были восхитительные планы на вечер.

- Теперь у тебя новые планы. Я звонил. Ответила Ирэна, не Джульетта.

- Джульетта уехала.

Кингсли сел на кровать возле Сэди и почесал ту за ухом.

- Уехала. Куда?

- На Гаити. Сегодня.

Он продолжал почесывать Сэди, отказываясь встречаться взглядом с Сореном.

- Ты никогда не отпускал Джульетту на Гаити одну.

Кингсли вздернул подбородок.

- Особые обстоятельства.

- Насколько особые? - Сорен снял ноги с кровати и поставил их на пол. Одно это движение Сорена сигнализировало о том, что их разговор перестал быть одним из повседневных.

- Я видел призрак.

Сорен поднял руку и неосознанно потер нижнюю губу кончиком пальца. Кингсли прикусил свою нижнюю губу в ответной реакции. Эти губы, одинаково и жестокие и чувственные, которые столько раз ранили его, что он не мог даже сосчитать. И все же он жаждал их сейчас, как и целую жизнь назад.

- Я не верю в привидения, и тебе не стоит, Кингсли.

- Почему нет? Я влюблен в призрак на протяжении тридцати лет.

Кингсли прошелся до кресла и сел на пуфик, стоящий между коленями другого мужчины.

Сузив глаза, Сорен посмотрел на него.

- Тело еще даже не остыло. Элеонор отсутствует всего день, а ты уже пытаешься снова затащить меня в постель?

- Снова? – Кингсли засмеялся, закатив глаза. – Всегда. Ты удивлен?

Сорен пожал плечами.

- Не особо. Расскажи мне о своем призраке.

На тумбочке лежала папка. Почти нехотя поднявшись, Кингсли взял ее в руки и принес.

Сорен на мгновение задержал взгляд на Кингсли, перед тем как взять у него черную папку и открыть ее. Он изучал ее содержимое, прежде чем снова закрыть файл и вновь посмотреть на Кинга.

- Это наша школьная фотография. У Элеонор есть копия. И что с того?

Кингсли взял файл и открыл его. Тридцать лет испарились в этом пространстве между его взглядом и фотографией, на которую он смотрел. Тридцать лет исчезло в мгновении ока.

Кинг по-прежнему помнил тот день, когда было сделано фото. Его ближайший друг из школы Святого Игнатия по имени Кристиан получил на Рождество камеру и решил, что однажды он будет работать на National Geographic*. Первыми животными, на которых он охотился со своим объективом, были его однокурсники. В тот день, день, когда было сделано фото, Кингсли и Сорен исчезли в лесу за школой и повздорили. Под школьной формой тело Кинга было в синяках и рубцах, покрывающих почти каждый дюйм его спины и бедер. Единственными видимыми отметками оказались два небольших синяка, по форме напоминающие отпечатки пальцев, что остались на его шее от акта, которым закончилась стычка.

- У меня тоже есть копия фотографии, - признался Кинг. - Я хранил ее всю свою жизнь.

- И? – Сорен забросил ногу на ногу в ожидании.

- И… -  Кингсли вытащил фото из файла и перевернул его. На обратной стороне кто-то написал свои инициалы. Белизна бумаги выцвела и пожелтела. - Это не моя копия. Это оригинал.

Сорен, прищурившись, взглянул на Кингсли.

– Оригинал?

Кингсли кивнул.

- Я получил ее по почте вчера. Ни записки. Ни письма. Ни обратного адреса на конверте. Фотография в папке и больше ничего.

Сорен какое-то время хранил молчание. Кингсли ждал.

- Почтовый штемпель?

- Нью-Гемпшир - твой дом, милый дом.

Сорен медленно поднялся на ноги и прошел к окну. Раздвинув шторы, он пристально посмотрел на городской пейзаж Манхэттена. Кингсли выписал бы ему чек на миллион долларов прямо здесь, чтобы узнать, о чем он думал. Но он очень хорошо знал Сорена. Деньги ничего не значат для него. Секреты были более ценной валютой.