9 ноября (ЛП)

Фэллон указывает на меня пальцем.

– Вот, – восклицает она. – Именно это. Та самая фигня, о которой я говорила.

Не уверен, что знаю, о какой именно фигне она говорит, поэтому с осторожностью продолжаю.

– Думаешь, я притворяюсь и флиртую с тобой, чтобы заставить тебя почувствовать себя лучше?

– А разве не так?

Неужели она действительно так думает? Неужели парни не флиртуют с ней? Это из-за ее шрамов или из-за неуверенности, которую она чувствует из-за своих шрамов? Конечно же, парни не могут быть такими поверхностными, как она считает. Если это так, то мне стыдно за всех мужчин. Потому что эта девушка должна отбиваться от флиртующих с ней парней, а не сомневаться в их мотивах.

Я пытаюсь расслабить сжатые челюсти, и прикрываю свой рот рукой, раздумывая над тем как ей лучше ответить. Естественно, вечером, когда я буду вспоминать этот момент, я придумаю самые разнообразные великолепные ответы. Но прямо сейчас… Я не могу придумать идеальный ответ, чтобы спасти свою жизнь.

Полагаю, что просто буду честным. Скажу не все, но честно во всяком случае. По-моему, это самый лучший вариант, так как эта девушка видит насквозь любое вранье.

Теперь я выпускаю тяжелый вздох.

– Хочешь узнать, что я подумал, когда впервые увидел тебя?

Фэллон склоняет голову.

– Когда ты увидел меня впервые? Ты имеешь в виду аж целый час назад?

Я игнорирую ее сарказм, и продолжаю.

– Первый раз, когда ты прошла мимо меня, до того, как я прервал твою встречу с отцом. Я пялился на твою задницу все время, пока ты не исчезла из виду. И мне было очень интересно, какие сегодня на тебе трусики. Это все, о чем я думал все время, пока ты была в туалете. Все гадал, носишь ли ты стринги? Или ходишь без трусов? Потому что я не увидел контуров на твоих джинсах, которые намекали бы, что ты носишь обычные трусы.

До того, как ты вернулась из уборной, в моем животе начало зарождаться чувство паники, потому что я засомневался, что хочу увидеть твое лицо. Я слышал твой разговор с отцом, и уже знал, что меня притягивает твоя личность. Но что насчет лица? Люди говорят, нельзя судить о книге по ее обложке, но что если ты каким-то образом уже прочел ее содержимое, не взглянув на обложку? И что если тебе действительно понравилось то, что было внутри этой книги? Конечно же, когда ты собираешься закрыть эту книгу и вот-вот увидеть обложку впервые, ты надеешься, что это будет нечто, что ты найдешь привлекательным. Ну кому захочется положить на свою полку невероятно интересную книгу, если придется каждый раз смотреть на дерьмовую обложку?

Фэллон быстро опускает взгляд на свои колени, но я продолжаю.

– Когда ты вышла из туалета, первое, что я заметил, были твои волосы. Они мне напомнили девушку, которую я в первый раз поцеловал. Ее зовут Абита. У нее были восхитительные волосы, которые всегда пахли кокосом, поэтому я пожелал узнать, пахнут ли твои волосы так же. Потом мне стало интересно, целуешься ли ты так же как Абита, потому что, несмотря на то, что она была первой девушкой, которую я поцеловал, тот поцелуй все еще остается единственным, который я помню до самых мелких деталей. Так или иначе, после того, как я закончил любоваться волосами, я сразу же обратил внимание на твои глаза. Ты была все еще в нескольких метрах от моего столика, но смотрела прямо на меня, словно не могла понять, почему я уставился на тебя.

И тогда мне действительно стало неловко, отчего я заерзал на месте, потому что, как ты уже указала, я не видел себя в зеркале с утра. Я не знал, что ты видела в тот момент, когда смотрела на меня, и даже не имел понятия, нравилось ли тебе то, что ты видишь. Мои ладони вспотели, потому что это первое впечатление, которое у тебя сложиться обо мне, и я не знал, будет ли оно достаточно хорошим.

Ты была почти у моего столика, когда мой взгляд упал на твою щеку. Твою шею. Я увидел шрамы в первый раз и как только я заметил их, ты опустила взгляд и позволила своим волосам прикрыть бόльшую часть своего лица. И знаешь, о чем я подумал в тот момент, Фэллон?

Фэллон смотрит мне в глаза, и я понимаю, что она не хочет, чтобы я продолжал. Она думает, что точно знает, о чем я подумал в тот момент, но она не имеет и малейшего понятия.

– Я почувствовал такое облегчение, – говорю я ей. – Потому что по одному этому простому жесту, сразу ясно как на самом деле ты сомневаешься в себе. И тогда я осознал, что раз уж ты и понятия не имеешь о том, насколько ты чертовски красива, то значит, у меня может быть шанс с тобой. А потом я улыбнулся. Потому что понадеялся, что если использую правильную тактику, то точно смогу узнать какие трусики под этими джинсами.

В этот момент мир словно замирает в тишине. Ни одна машина не проезжает мимо. Ни одна птичка не чирикает. Дорожка вокруг нас абсолютно безлюдна. Эти десять секунд в ожидании ее ответа самые длинные в моей жизни. Настолько длинные, что этих десяти секунд оказывается достаточным количеством времени, чтобы захотеть забрать свои слова обратно. Достаточным количеством времени для того, чтобы я пожалел о том, что не удержал свой язык за зубами, а выложил все начистоту.

Фэллон прочищает горло, и отводит взгляд в сторону, а затем поднимается со скамейки.

Я не двигаюсь. Просто наблюдаю за ней, гадая, не выбрала ли она этот момент чтобы, наконец, понарошку «бросить» меня.

Она глубоко вдыхает, и выдыхает как раз в тот момент, когда смотрит прямо мне в глаза.

– Мне все еще нужно упаковать кучу вещей сегодня, – говорит она. – И знаешь ли, предложить свою помощь будет очень вежливо с твоей стороны, будучи моим «парнем».

– Тебе помочь упаковать вещи? – выпаливаю я.

Фэллон беспечно дергает плечом.

– Ну ладно. 

Фэллон

Моя мама - мой герой. Мой образец для подражания. Женщина, какой я мечтаю стать. Она терпела моего отца семь лет. А любой, кто смог осилить такой длинный срок заслуживает почетную медаль.

Когда в четырнадцать лет мне предложили главную роль в сериале "Сыщик", мама встала перед выбором, разрешать мне сниматься или нет. Она презирала профессию моего отца за то, что он стал таким популярным. Точнее, ненавидела человека, в которого превратился папа. По её рассказам, до того, как он стал известным человеком, отец был чудесным и очаровательным мужчиной, но как только он осознал свою славу, мама не смогла находиться рядом. Она говорила, что тысяча девятьсот девяносто третий, был годом развала их брака, роста популярности отца и годом рождения их первого и единственного ребенка. Меня.

Конечно, именно поэтому, когда я начала сниматься, мама сделала все, что было в её силах, дабы я избежала такой же участи. Представьте себе восходящую актрису Лос-Анджелеса в переходном возрасте. В этот период очень легко потерять голову, и я видела, как это произошло со многими моими друзьями.

Но мама меня уберегла от этого. Как только режиссёр заканчивал съемку, я возвращалась домой к списку повседневных дел и неизменных правил. Не скажу, что мама была слишком строгой, просто, для неё я была обычной дочерью, в независимости от роста моей популярности.

Кроме того, мама запрещала мне с кем-либо встречаться до шестнадцати лет. Поэтому, в первые несколько месяцев после моего шестнадцатилетия, я встречалась одновременно с тремя парнями. И этот было весело. Двое парней были моими коллегами, с которыми я успела пару раз поцеловаться в гримерке на съемочной площадке. Один из них был братом моей подруги. Но независимо от того, с кем я ходила на свидания, и были ли они веселыми или нет, каждый раз, когда я возвращалась домой, мама заводила со мной разговор о важности не влюбляться, пока я не дорасту до того возраста, когда смогу по-настоящему понимать, чего я хочу от жизни на самом деле. Она до сих пор мне это повторяет, хотя сейчас я ни с кем не встречаюсь.

После развода с отцом, мама обратилась за помощью к книгам, чтобы бросить пить. Она прочла все книги о правильном воспитании, браке и о том, как найти себя как женщину. Прочитав все это, она пришла к выводу, что основные изменения с девушками происходят чаще всего в возрасте от шестнадцати до двадцати трёх лет. И для неё очень важно чтобы я прожила эти годы без влюбленности в парня, потому что иначе я никогда не узнаю, что такое полюбить себя.