9 ноября (ЛП)

И она даже понятия не имеет: Фэллон не знает, что, подняв взгляд, она посмотрела в глаза парню, который разрушил ее жизнь. Она не знает, что я готов отдать все, чтобы прикоснуться губами к ее щеке, чтобы расцеловать шрамы, которые нанес ей, сказать, как мне безумно жаль.

Она не знает, что я на грани истерики, просто глядя на ее лицо, потому что оно в равной степени и изысканное и пропитанное муками. Я боюсь, что если не улыбнусь ей прямо сейчас, то расплачусь.

И когда это происходит, у меня в груди становится тесно. Я боюсь, что единственное чем мы обменялись, это лишь крошечная улыбка, и это больше никогда не повторится. А я не могу понять, почему меня это так беспокоит, ведь до сегодняшнего дня, я даже не был уверен, что когда-либо хотел увидеть Фэллон.

Но теперь, когда я увидел ее, не уверен, что хочу остановиться на этом. И тот факт, что ее отец, прямо сейчас подавляет ее и говорит, что она недостаточно красива, чтобы продолжать играть на сцене, вызывает во мне желание перепрыгнуть через кабинку и придушить его. Или по крайней мере перелезь в их кабинку и защитить ее.

И именно в этот момент официант приносит мне еду. Я пытаюсь есть. Правда пытаюсь, но меня все равно трясет от тона, с которым ее отец разговаривает с ней. Медленно я жую картофель фри, слушая, как ее отец все больше и больше лицемерит. Сначала, я успокаиваюсь, когда слышу, что она планирует переехать.

Какая молодец, думаю я.

Теперь, когда я знаю, что у нее достаточно смелости, чтобы переехать в другой конец страны и снова попробовать стать актрисой, я уважаю ее больше, чем уважал кого бы то ни было в своей жизни. Но когда слышу, как ее отец без остановки пытается внушить ей, что у нее нет шансов, я чувствую такое отвращение, которое никогда ни к кому не испытывал.

Слышу, как ее отец прочищает горло.

- Ты знаешь, я не это имел ввиду. Я не говорю, что ты растрачиваешь себя на аудиокниги. Я лишь стараюсь донести, что ты способна построить успешную карьеру в чем-то другом, раз уж играть ты больше не можешь. Аудиокниги низко оплачиваются. Как и Бродвей, собственно говоря.

Я не слышу, что она отвечает на это, потому что у меня перед глазами появляется красная пелена. Не могу поверить, что этот мужчина - отец, который вместо того чтобы защитить и помочь собственной дочери преодолеть тяжелые испытания, говорит ей такое. Может быть, он проявляет жестокость из лучших побуждений, но эта девушка достаточно натерпелась.

Разговор останавливается. Достаточно надолго, чтобы ее отец попросил наполнить стакан водой. Достаточно надолго, чтобы официант наполнил и мой стакан, и достаточно, чтобы я встал и пошел в туалет, в попытке успокоиться, а потом вернуться на свое место уже без желания придушить мужчину, сидящего за моей спиной.

- Из-за тебя мне хочется навсегда поставить крест на всех мужчинах, - говорит она.

Черт, из-за ее отца, мне самому хочется, чтобы она поставила крест на всех мужчинах. Если все мужчины действительно такие недалекие, как этот, то все женщины должны отречься от мужчин навсегда.

- Это не должно стать проблемой, - отвечает ее отец. - Насколько мне известно, ты сходила только на одно свидание, и то больше двух лет назад.

И в этот момент, все мое благоразумие вылетает в окно.

Неужели он забыл, какой сегодня день? Неужели он не имеет чертова понятия, что его дочь пережила за последние два года? Уверен, она провела отличный год восстановления, и благодаря секундному взгляду в ее глаза, я могу сказать, что у нее нет ни капли самоуверенности. И после этого, он напоминает ей о том, что у нее не было свидания после несчастного случая?

От злости у меня трясутся руки. Думаю, сейчас я даже злее, чем в ту ночь, когда поджег его машину.

- Да, папочка, - отвечает она с напряжением в голосе. - Я действительно не получаю такого же внимания от парней, какое привыкла получать раньше.

Я выскальзываю из своей кабинки, не в силах остановиться. Но будь я проклят, если позволю этой девушке провести еще хоть одну секунду без надлежащей поддержки.

Я сажусь рядом с ней:

- Извини, детка, опоздал, - говорю я, и обнимаю ее за плечи.

Фэллон напрягается под моей рукой, но я продолжаю. Прижимаюсь губами к ее виску, невольно вдыхая аромат ее цветочного шампуня.

- Чертовы калифорнийские пробки, - бормочу я.

Протягиваю руку ее отцу, и прежде чем представиться, жду, узнает ли он меня, раз он был знаком с моей матерью. Через несколько лет после смерти отца, мама вернула себе девичью фамилию, так что он может и не знать, кто я. Надеюсь.

- Я Бен. Бентон Джеймс Кесслер. Парень вашей дочери.

В выражении его лица нет ни единого намека, на то что он узнал меня. Он понятия не имеет, кто я.

Ее отец пожимает мне руку и мне хочется притянуть его к себе и двинуть ему по зубам. Наверняка бы сделал это, если бы не почувствовал нарастающее напряжение рядом. Я откидываюсь на спинку и притягиваю ее к себе, шепча в ухо:

- Просто подыграй мне.

И в этот момент в ее голове словно загорается лампочка, потому что замешательство на лице Фэллон сменяется восторгом. Она с любовью улыбается мне и, прислонившись ближе, говорит:

- Не думала, что ты приедешь.

"Да" - хочу сказать я в ответ.

«Я тоже не думал, что буду сидеть здесь. Но поскольку, я не смогу сделать твою жизнь еще хуже в этот день, меньшее, что я могу, это попытаться сделать его чуточку лучше». 

Фэллон

Я складываю прочтенные страницы в отдельную стопку и в недоумении смотрю на рукопись. Знаю, я должна злиться за то, что он так долго лгал мне, но читая его мысли, я каким-то образом оправдываю его поступки. Но не только его, я так же оправдываю поступки своего отца.

Бен прав: теперь, возвращаясь к тому дню, я могу понять, что мой отец не виноват. Он высказывал свое собственное мнение по поводу моей карьеры, и на это имеет право каждый родитель. Кроме того, я сразу набросилась на отца, как только он сел в кабинку: он перешел в режим обороны, я – в режим нападения, поэтому все сразу пошло наперекосяк.

Мне нужно помнить, что люди демонстрируют свою любовь разными способами. И несмотря на то, что наши способы полностью противоположны, это все равно любовь.

Перехожу к следующей главе, но из страниц, между пятой и шестой главой, выпадает несколько листков. Откладываю рукопись и беру письмо. Это еще одна записка от Бена.

Фэллон,

Все что описано в рукописи после этого момента ты и так знаешь. Здесь все. Каждый день, что мы провели вместе и даже несколько дней, что провели врозь. Каждая мысль, которая приходила мне в голову, когда ты была рядом... ну или почти каждая.

По только что прочитанной главе, ты можешь понять, что, когда мы познакомились, я пребывал в глубокой депрессии. Два года моей жизни после пожара были настоящим адом, и я делал все что мог, чтобы заглушить чувство вины. Но тот первый день, который я провел с тобой, был первым днем за очень долгое время, когда я почувствовал счастье. И мне показалось, что я сделал и тебя счастливой, а это то, на что я никогда не надеялся. Несмотря на то, что ты переезжала, я знал, что, если бы у нас был повод с нетерпением ожидать девятое ноября, это могло бы коренным образом изменить наши жизни. Поэтому я поклялся себе, что позволю себе наслаждаться проведенными с тобой днями. И не буду думать о пожаре, не буду думать, что я сотворил с тобой. Один день в каждом году, я хотел быть парнем, который влюбился в девушку, потому что ты полностью пленила меня. Я знал, что если позволю своему прошлому поглотить себя, когда ты будешь рядом, то смогу как-нибудь проколоться. Что ты узнаешь, что я сделал с тобой. Знал, что, если ты когда-нибудь узнаешь правду, ты ни за что на свете не простишь меня.

И хоть я и должен чувствовать огромную вину, я не жалею ни минуты, проведенной с тобой. Конечно же, я хотел, чтобы все произошло по-другому. Может, если бы я подошел к тебе и твоему отцу в тот день и просто рассказал всю правду я бы уберег тебя от всех этих страданий. Но я не смог долго думать над вариантами, как поступить иначе, когда для меня это была наша судьба. Нас притягивало друг к другу. Мы сделали друг друга счастливыми. И я знаю без сомнений, что во время последних нескольких лет пару раз мы были безумно влюблены друг в друга. Не каждому дано испытать подобное, Фэллон, и я бы солгал если сказал, что жалею об этом.

Но больше всего я боюсь, что ты прожила последний год, предполагая, что я солгал тебе больше чем один раз, но это не так. Единственная ложь, которую я когда-либо говорил тебе, это то, когда я опустил часть своей жизни, в которой был виновен в пожаре. Каждое слово, которое выходило из моего рта в твоем присутствии было абсолютной правдой. Когда я сказал, что ты красивая, я имел ввиду именно это.

Если ты зацепишься за что-то одно в этой рукописи, пусть это будет именно этот отрывок. Впитай эти слова. Хочу, чтобы они оставили след в твоей душе, потому что эти слова самые важные. Я в ужасе, что из-за моей лжи я потеряю твое доверие, которое зарабатывал, пока мы были вместе. Потому что, пусть и скрывал от тебя правду, единственное, в чем я не мог быть наиболее честным это — твоя красота. Да, у тебя есть шрамы. Но любой, кто сначала видит твои шрамы, и только потом тебя, не заслуживает тебя. Надеюсь, ты помнишь об этом и веришь в это. Тело — это просто упаковка, скрывающая настоящий подарок внутри. И ты полна подарков. Твоя самоотверженность, доброта, сострадание. Это единственное что имеет значение.

Молодость и красота увядает. А добропорядочность нет.

Знаю, в предыдущем письме я говорил, что пишу это не ради твоего прощения, и это правда. Я не собираюсь притворяться, что не молюсь на коленях о твоем прощении, надеясь на чудо. И не собираюсь делать вид, что не буду сидеть в ресторане до его закрытия, в надежде что ты войдешь в ту дверь. Потому что я буду именно там. И если ты не придешь сегодня, я буду там в следующем году. И в следующем. Каждое девятое ноября я буду ждать тебя и надеяться, что в один прекрасный день ты сможешь найти достаточно прощения чтобы снова полюбить меня. Но если этого не случится, и ты никогда не придешь, я все равно буду благодарен тебе до конца своей жизни.

В день нашего знакомства, ты спасла меня, Фэллон. Знаю, мне было всего восемнадцать, но моя жизнь сложилась бы совсем иначе, не проведи мы все это время вместе. В ту первую ночь, когда мы попрощались с тобой, я поехал прямо домой и начал писать эту книгу. Это стало новой целью моей жизни. Моей новой страстью. Я серьезнее взялся за учебу в колледже. Начал серьезнее относиться к жизни. И благодаря тебе и твоему влиянию на мою жизнь, я провел с Кайлом замечательные последние два года. Когда он умер, он был горд мною. И это значит для меня больше, чем ты сможешь когда-либо понять.

И если ты хотя бы на чуточку будешь способна простить меня, ты знаешь где меня искать. Сегодня, через год, и в следующем, и так до бесконечности.

Выбор за тобой. Ты можешь продолжать читать эту рукопись и надеюсь это поможет тебе найти решение. Или ты можешь перестать читать и приехать ко мне с прощением.

Бен