Страница 27 из 92
Слова похвалы продолжали литься, красивые, великодушные и искренние.
— Вы ничего не имеете против ужина, сэр? — добавил Блейн в конце. — У меня есть бутылка, которую мне бы хотелось распить, чтобы отпраздновать ваше возвращение. Nata
mecum consule Buteo[13]. Последняя бутылка, что у меня осталась. Хоть бы оно не скисло.
Вино совсем не скисло —настоящее пристанище благородства — и когда они его пили после порции омлета, фаршированных костей и сыра стильтон, сэр Джозеф постучал пальцем по папке.
— Мистер Джонсон, должно быть, невероятно интересный человек. Эти записи показывают его прогресс от одарённого любителя к профессионалу. Поразительно стремительный прогресс, словно ему и его коллегам удалось за несколько лет усвоитьопыт нескольких поколений. Конечно, его обхитрили французы, но это может случиться с каждым. А своей сетью в Канаде он может гордиться. Что это за человек?
— Довольно молод, в избытке наделен силой ума и жизнерадостностью. Наверное, его можно назвать привлекательным. Конечно же, ему свойственны естественные, благородные, располагающие к себе манеры и хотя я считаю, что любовь к власти можно считать главной его характеристикой, внешне он не производит впечатления амбициозного, доминирующего, своевольного субъекта. Унаследовал весьма значительное состояние. Крепок от природы. Я не хочу сказать, что существует определённая связь между причиной и следствием, но он с трудом терпит противоречия, или что-либо, мешающее его планам. Поскольку он умный, необыкновенно упорный и решительный человек, один из тех, кто может прибегнуть к большим личным средствам, когда надлежащее финансирование недостаточно или несвоевременно, его можно считать весьма опасным соперником. К примеру, я убеждён, что именно Джонсон нанял двух приватиров, чтобы устроить засаду нашему пакетботу: уверен, что он предложил им весьма значительное вознаграждение за наш захват. Они поджидали на пути шлюпа, везущего оригинальные рапорты и дали ему пройти. Нас же преследовали с упорством, которое может быть объяснено лишь возможностью получить огромную прибыль.
Несомненно. В данном деле у Джонсона имелся весьма сильный мотив.
— Вы правы, — сказал сэр Джозеф: осталось не ясным, то ли он имел в виду, что полностью понял мотив Джонсона, то ли это было обычное подходящее в данном случае выражение. Вновь наполнив бокалы и полюбовавшись цветом напитка, поднеся его к пламени свечи, сэр Джозеф усмехнулся.
— Какая удача, боже мой! Какая удача...
— Именно, всего лишь счастливая случайность, — кивнул Стивен. — Не стану отрицать.
Хотя сами обстоятельства подтолкнули меня к этому поступку в большей степени, чем какие-то собственные соображения, мне вовсе не жаль закончить карьеру на этой ноте, пусть и обязанным случаю.
— Закончить, Мэтьюрин? — с испугом вскричал Блейн. — Что вы имеете в виду? — Сэр Джозеф обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы сделать блестящую карьеру шефа разведки, но никогда не мог похвастаться особой жизнерадостностью, а его мрачное и тревожное ремесло подавило то малое, чем изначально он был одарён в этом плане. — Мэтьюрин, Мэтьюрин, разве можно быть таким слабым?
Не поняв, что Стивен говорит легкомысленно, и не устояв перед соблазном приукрасить фразу, Блейн продолжил чрезмерно напыщенно.
— В своем далёком изгнании вы читали наши бюллетени и коммюнике, составленные для нейтралов, в том числе русских, и пришли к заключению, что раз Веллингтон пересёк границы Испании, война практически закончена , Наполеон повержен. И поскольку мы удерживаем вашу бесценную Каталонию, ваши таланты больше не нужны. Но я должен вам сказать, что Испания, особенно в Средиземноморье, как и Каталония, держатся на волоске — несколькими батальонами инвалидов и португальцами — а передвижение французов в том регионе и вторжение с Руссильона в обход правого фланга Веллингтонаможет перерезать его чрезмерно растянутые линии коммуникаций. Нет-нет, даже там ситуация в известной степени рискованная, не говоря уж о положении на севере.
Веллингтону приходится получать припасы морем — господство на воде, это невероятно важный момент. А посмотрите на одну нашу эскадру в Канале! Вот последнее заявление лорда Кейта: «У неприятеля двенадцать линейных кораблей в Жемаппе, полностью готовых выйти в море и пятнадцать фрегатов» — пятнадцать, Мэтьюрин — «не считая меньших судов. В данный момент под моей командой четырнадцать линейных кораблей, восемь фрегатов, шесть шлюпов, два брига, одна шхуна и два наёмных куттера.
Одиннадцать из них в порту или на пути туда для переоснастки». Треть из них бесполезна, а французы полностью готовы к бою. Такое же положение с другими эскадрами. Как видите, успешное наступление французов оставит Веллингтона подвешенным в воздухе и полностью изменит характер войны: даже сейчас мы постоянно получаем его жалобы на недостаточную поддержку с моря и перебои в снабжении. Нет, уверяю вас, Мэтьюрин, война сейчас в самой кульминации. Нам предстоит последний рывок. Резервов не осталось, и если Наполеон добьётся серьезной победы на суше или на море, то я вообще сомневаюсь, что мы сумеем ему чем-то ответить. Вы долго отсутствовали и возможно, не способны полностью оценить то истощение в ресурсах, которое наблюдается с вашего отъезда. Налоги высоки насколько это возможно, а может и чуть выше, но всё равно денег не хватает: мы едва ухитряемся оснащать флот. Доверие к правительству весьма мало. Вы можете оклеить свою комнату казначейскими векселями, их цена поразительно низка. В
торговле застой. Золота не сыщешь днём с огнём — везде бумажные деньги — и Сити весьма подавлен. Сити в печали, Мэтьюрин!
Стивену было совершенно безразлично настроение в Сити, в остальном он разделял чувства сэра Джозефа: не владея таким обилием прямой и очень подробной информации, Мэтьюрин помогал в составлении слишком большого количества поддельных документов, чтобы быть введённым в заблуждение тем, что ему удалось прочесть, и он прекрасно знал, что ситуация была критической, что союз против Бонапарта висит на волоске, и что как не крути, но единственная победа, успешно развитая французами, будет означать катастрофическое завершение войны и воцарение тирании на несколько поколений вперёд. Блейн проповедовал словно для новообращённого и Стивен сожалел об этом: с годами тенденция к занудливому многословию у сэра Джозефа всё больше усиливалась. Сейчас он трындел о бирже.
— Сомневаюсь, что люди о чём-то ещё думают с тем же усердием, заботой, пылким вниманием, как о деньгах, и биржа является безошибочным индикатором их мыслей, отражением коллективного разума большого количества умных, хорошо информированных людей, которые поднаторели в победах и поражениях. Даже эта ваша посланная небом победа и успех войск Веллингтона при Виттории едва ли побудят Сити к чему-то большему, нежели разведение праздничных костров, рукоплескания и пение дифирамбов. Эти джентльмены знают, что дальше так продолжаться не может и с первым провалом союзники нас предадут, как не раз проделывали это и раньше. Нет, сэр: будь я наполовину столь оптимистичен насчет падения Наполеона, как вы, я бы завтра же отправился в Сити и сколотил состояние.
— Как бы вы это провернули, со всем уважением?— Что ж, достаточно приобрести бумаги государственного займа и любые акции, чья стоимость зависит от международной торговли: мне стоит купить их по текущей, крайне низкой цене, и вскоре, как только с Бонапартом покончат или заключат мир, продать их с громадной прибылью. Невероятно громадной, мой дорогой сэр. Любой человек, обладающий даром предвидения, поступил бы так же: любой, располагающий достаточной суммой или способный взять в долг оную, смог бы сколотить состояние. Это все равно как ставить на скачках, заранее зная победителя. Именно так делаются состояния на фондовой бирже, хотя должен признаться, что в наше время немногие интересуются ценными бумагами.
— Вы меня поражаете, — сказал Стивен. — Я полный профан в этих вопросах.