Патриарх Гермоген

Порой выходило так, что патриарх с духовенством решал проблемы, с коими царю справиться не удалось. Так, выше уже говорилось о голоде в осажденной тушинцами Москве и о ценах на хлеб, искусственно задранных торговцами. Василий ГУ очень долго не мог освободить дороги, перекрытые неприятелем, для свободного притока продуктов в столицу. Не мог справиться и с непокорными продавцами зерна.

Тогда за дело взялся Гермоген. Как столп Церкви, он начал с проповеди в Успенском соборе, обращенной к народу «всякого чину», специально созванному по такому случаю. Патриарх «много поучая, дабы в любовь и в соединение тех привести и на милосердие превратить». Потом царь молил всех от вельмож и до простых людей, чтобы на торгу всенародном продавали всяко зерно «во едину цену и не возвышали цены и сильнии имением не закупали б на много время и не оскудевали маломощных». В ответ послышалось: «Ни, царю праведный! Ни, владыко святый! Вси не имамы чрез потребу, но токмо на мало время».

Тогда святитель решает действовать с помощью духовенства и подает царю совет обратиться за помощью к монастырским властям. Они призывают к себе келаря Троице-Сергиевой обители (одной из богатейших в России), инока Авраамия Палицына, и дают распоряжение: «Елико убо имаши жит в житницях чудотворцовых, продаждь от сих на купилищи всенародном малейшею ценою». Келарь продает 200 мер зерна по указной цене. Сам он потом будет с иронией вспоминать: «Житопродавцы… зелне гневахуся и оцепеневаху. Слышано бо бысть им, яко вся запасная сокровища великаго чюдотворца распродавати и на долго время прострется обнижение цене и бедам их велик убыток будет. Добрейши же начашя спускати цену…» Мера, придуманная патриархом, имела ошеломляющий, но временный эффект. Впоследствии зерноторговцы опять повышают цены — горше прежнего. Гермоген и Василий IV желают прибегнуть к испытанному средству — распродаже хлеба из закромов Троице-Сергиева монастыря. Но тут келарь принимается возражать: а чем тогда питаться самим инокам? Царь обещает: если цены вырастут даже в десять раз по сравнению с нынешними, он будеть «питать» троицких иноков на казенные средства. На рынок уходит еще 200 мер зерна. «И паки бысть радость миру и болезнь житопродавцем»{159}.

Таким образом, Гермоген вовсе не являлся второстепенной фигурой на доске большой политики. Он имел влияние на дела и проявлял, несмотря на изрядный возраст, большую энергию в решении практических проблем.

Общие слова Хронографа о неприязненных отношениях, установившихся между царем и патриархом, получат развернутое объяснение ниже, в начале следующей главы. Однако прежде стоит задаться вопросом: та «вражда», о которой пишет С.Ф. Платонов, могла, конечно, повлиять на личный авторитет Гермогена и его возможности вмешиваться в крупные политические проблемы, но в каких конфликтах она проявилась на практике? И какие последствия имела для диалога между царем и святителем? Речь идет не о столкновении характеров, а о конкретных действиях, предпринимаемых Василием ГУ и Гермогеном.

Источники донесли до наших дней только одно прямое и ясное известие о конфликте государя с главой Церкви[36]: «Царь… Василий начал советоваться с патриархом Гермогеном и с боярами, как бы ему совокупиться законным браком. Патриарх же молил не сочетаться браком. Царь же Василий взял за себя боярина князя Петра Буйносова дочь царицу Марию»{160}.

В октябре 1607 года закончилась эпопея с осадой Тулы, к концу месяца или, может быть, к началу следующего Василий Иванович вернулся в Москву. Отгремели праздничные пиры, и тогда, очевидно, встал вопрос о браке. Скорее всего, заседание Боярской думы, на котором присутствовал и Гермоген, состоялось не позднее ноября 1607-го.

Для Василия Ивановича брак был исполнением мечты и, кроме того, делом насущно важным для утверждения новой династии. В 1607 году ему исполнилось 55 лет. Первая его супруга, княжна Елена Михайловна Репнина, ушедшая из жизни давно-давно, не оставила мужу наследников. Позднее обзавестись потомством мешал прямой запрет царя Бориса Федоровича, затем — перипетии политической борьбы. Наследником Василия Ивановича являлся его старший брат Дмитрий. Но он, очевидно, не слишком подходил для этой роли. В русскую историю он вошел как антигерой: трус, скверный воевода, проваливший важнейшие военные предприятия. Кроме того, Дмитрий Иванович был женат на крайне худородной дочери Малюты Скуратова — опричного фаворита времен грозненского царствования. Такой преемник, скорее всего, привел бы династию к падению… Царь желал иного: родить собственных детей, дабы им передать престол. Теоретически ничего невозможного в том не было. Доживи он до семидесятилетия, удержи престол, и дети его оказались бы самыми лучшими, самыми очевидными наследниками. Помимо того, брак царя, заключенный сразу после военного триумфа — разгрома болотниковцев, — выглядел уместно. В глазах подданных он как бы продолжал серию успехов государя, выглядел новым его достижением. А рождение сына восприняли бы как еще одно обстоятельство в его пользу…[37]

Всё логично, всё на месте… Но почему же тогда Гермоген выступил против? Неужели он подошел к делу как строгий моралист, осудив брак пожилого человека и юной красавицы? Не увидел надобности совершать брачное таинство ради одних лишь династических удобств?

Вряд ли.

Гермоген по натуре своей, по опыту своему — человек с хорошо развитой практической жилкой. Он видел другое: рано обрадовался царь Василий, победа над повстанцами вышла далеко не полной. Надо бы царю направить освободившиеся полки из-под Тулы на Стародуб, Орел и прочие города, где закрепились приверженцы Лжедмитрия II. И лучше бы сам монарх приглядел за своими воеводами. Лично. Со всей твердостью и требовательностью, на какие он только способен.

А тот вместо нового похода занялся свадебными торжествами…

Свидетельство одного из хронографов XVII века наводит на мысль о беспечности Василия Ивановича, за которую, видимо, и укорял его Гермоген: после взятия Тулы царь «пошел к Москве со своими государевыми бояры… и со всеми московскими людьми, а городы замосковные… и рязанцев велел всех отпустить по домам. И пришел к Москве с радостию великою, что врагов изменников своих победил. И всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице… и московским чюдотворцом Петру и Алексею, и Ионе… хвалу воздал и молебная совершал. А на Москве был в то время святейший Гермоген, патриарх Московский… А Северские городы в те поры были в измене, в воровстве, царю Василию не добили челом… И царь Василий Иванович под те городы — под Путивль и под Брянеск, и под Стародуб не послал, пожалел ратных людей, чтоб ратные люди поопочинули и в домах своих побыли (курсив мой. — Д. В.). И того же 116 году[38] в великий мясоед царь Василий… браку совокупися… Того же году после радости своей царь Василий Иванович послал по зимнему пути на северские города бояр своих и воевод…»{161}. Послал князя Д.И. Шуйского, князя В.В. Голицына, князя Б.М. Лыкова. Стоит запомнить: «после радости своей», то есть после брачных празднеств. А пока они длились, Лжедмитрий II постепенно усиливался.

Прав ли был Гермоген, пеняя царю на его нераспорядительность?

На этот вопрос нет однозначного ответа.

С одной стороны, никто не мог предположить, до какой степени опасным сделается Самозванец, окруженный невеликой компанией других авантюристов. Никто не мог предсказать, что к его бойцам присоединятся весьма значительные подкрепления из Польши, Литвы, с казачьих окраин, превратившие горсть банд в настоящую армию. Лжедмитрий II выглядел не столь уж серьезным врагом, особенно после разгрома страшной болотниковщины. До поры до времени с ним справлялись воеводы, располагавшие относительно небольшими силами. Государевой армии не требовалось. Да и как ее поднять на новое большое дело, если она провела много месяцев в походах и боевых действиях, истратила провизию, утомилась, понесла тяжелые потери? Служилые люди, вышедшие в поле, — не железные. Василий Шуйский, как опытный полководец, прекрасно понимал: заставь усталые, поредевшие полки воевать по осенней мокреди, и они назавтра начнут разбегаться… У государя имелись очень серьезные резоны распустить воинство.

36

В литературе встречаются высказывания, согласно которым Гермоген мог не одобрить обращение царя за помощью к шведам, ибо не желал вмешивать иноземцев в русские дела. См., напр.: Васенко Я. 1611–1613 гг. Патриарх Гермоген. Н. Новгород, 1909. С. 9. Но это всего лишь логические спекуляции: ни один источник не сообщает о каких-либо конфликтах Василия IV и Гермогена на почве договоренностей с Карлом IX. А.П. Богданов считает, что серьезной причиной раздражения Гермогена против царя могла стать неоправданная жестокость последнего при расправе с попавшими в плен болотниковцами (Богданов А.П. Русские патриархи (1589–1700). Т. 1. С. 219). Но и этому мнению не находится подтверждения в источниках.

37

Царица Мария Петровна родила Василию Шуйскому двух девочек — Анастасию и Анну. Обе умерли в младенчестве.

38

Январь 1608-го