Эйзенхауэр

Но даже после этого президент, как опытный и хитрый политик, продолжал действовать, по выражению историка Фреда Гринстейна, с помощью тактики «спрятанной руки», то есть различными закулисными ходами, вместо того чтобы бить в лоб.

Не бить в лоб было чрезвычайно трудно, так как Маккарти, уверенный в своей безнаказанности, в середине мая 1954 года заявил, что предполагает послать повестки с вызовом в свой подкомитет некоторым лицам из персонала Белого дома. Обсудив этот вопрос со своими советниками, в частности с пресс-секретарем Хагерти, Эйзенхауэр решил, что можно будет послать одного из своих помощников, который, назвав свою фамилию и должность, откажется отвечать на вопросы, ссылаясь на инструкцию президента{687}.

Однако через несколько дней Эйзенхауэр ужесточил позицию. 17 мая на встрече с руководителями партийных фракций Конгресса он заявил, что каждый сотрудник аппарата Белого дома, «кто даст показания о том, какие советы он мне давал, в тот же день будет уволен с работы»: «Я не разрешу, чтобы люди, работающие со мной, вызывались повестками как свидетели, и хочу, чтобы эта моя позиция была ясна вам». Лидер республиканцев Ноуленд пытался протестовать: президент, мол, не должен оспаривать права Конгресса. Эйзенхауэр повторил: «Я не позволю, чтобы моим людям посылались повестки»{688}.

Перед своим штатом президент был вполне откровенен. Д. Хагерти записал в дневнике: «Это его армия, и ему совсем не нравится тактика Маккарти». По словам пресс-секретаря, Эйзенхауэр поклялся: «Этот парень Маккарти попадет со всей своей историей в серьезные неприятности. Я не хочу относиться к этому делу спустя рукава. Он полон амбиций. Он хочет стать президентом. Но на этом месте он никогда не окажется, если мои слова имеют какое-то значение»{689}.

Замаскированную атаку на Маккарти президент начал со встречи с республиканскими сенаторами Карлом Мундтом и Эвереттом Дерксеном, призвав их разъяснить коллеге, что тот встретит энергичный отпор со стороны президента, если не начнет вести себя прилично. Это была первая «черная метка», посланная Маккарти. Вслед за этим Эйзенхауэр попросил министра юстиции Браунелла подготовить для него памятную записку со ссылками на законоположения и юридические прецеденты, доказывающие, что служащие исполнительной власти имеют право не являться на вызовы в комитеты и подкомитеты Конгресса в случае, если их явка может поставить под угрозу государственную безопасность или суверенитет{690}. Браунелл, сам не терпевший Маккарти, поработал со своими помощниками на славу. Уже на следующий день, 3 марта, Эйзенхауэр на пресс-конференции зачитал заявление, в котором говорилось: «Противодействуя коммунизму, мы причиним вред самим себе, если будем использовать методы, которые не соответствуют свойственному американцам чувству справедливости». Чтобы, не называя Маккарти по имени, дать понять, о ком именно идет речь, в заявлении было сказано, что процедуры Конгресса «должны быть правильными и справедливыми», а «армия лояльна и предана американскому народу»{691}.

В тот же день Маккарти сам объявил, что осуждающие слова Эйзенхауэра звучали в его адрес, но истолковал их совершенно неожиданным образом, заявив: «Президент и я согласны с необходимостью избавиться от коммунизма»{692}.

Оказалось, тактика «спрятанной руки» была более эффективной, чем прямая атака на Маккарти, к которой непрерывно призывали Эйзенхауэра некоторые члены кабинета, ответственные сотрудники Белого дома и друзья. На призывы публично пригвоздить сенатора к стене резкими или даже оскорбительными замечаниями он отвечал, что это недостойно президента Соединенных Штатов. Например, предпринимателю и филантропу Полу Хелмсу{693} из Калифорнии Дуайт писал вскоре после того как отдохнул несколько дней в его имении: «Следует избегать любого упоминания фамилии человека, за исключением таких случаев, когда это делается с добрыми намерениями… Всю критику надо приберечь для частных собраний, а на публике говорить о людях только хорошее»{694}.

Конечно, в этих словах было немало политической игры и даже лицемерия, но какой политик не прибегает к таким довольно простым трюкам? Так что воспринимать сказанное буквально, только как проявление лояльности Эйзенхауэра к окружающим{695}, нет оснований. Он стал политиком до мозга костей, что проявлялось в расчетливом поведении, без которого он не смог бы добиться умиротворения американского общества и обеспечения мирного развития при сохранении и расширении глобального влияния США. Тлетворное воздействие Маккарти надо было парализовать, но не любой, а сравнительно малой ценой.

В результате закулисных ходов президента, которые и поныне известны лишь в самых общих чертах (он принимал в Белом доме одну группу республиканских сенаторов за другой, и в разговорах каждый раз содержались намеки, что Маккарти сильно портит репутацию партии), Эйзенхауэр добился, что в апреле 1954 года было начато сенатское следствие по делу самого Маккарти в связи с его столкновениями с Пентагоном и другими воинскими учреждениями. Следствие выявило, что один из советников в подкомитете Маккарти Рой Кон использовал служебное положение, чтобы выбить привилегии для своего бывшего партнера, призванного в армию.

Разумеется, это была мелочь, но такая, которая вызвала явное недовольство сенаторов. К тому же Маккарти, нарушая сложившуюся традицию, заявил, что примет участие в голосовании по собственному делу. В результате на пресс-конференции, отвечая на один из вопросов, Эйзенхауэр, опять-таки не называя Маккарти, сказал: «В Америке человек, являющийся прямой или косвенной стороной в споре, не может выступать как судья по собственному делу, и я считаю, что никто из тех, кто руководит страной, не может избежать ответственности, если эта традиция будет нарушена»{696}. В результате Маккарти вынужден был заявить, что отказывается голосовать по этому вопросу, а сенаторы приняли решение указать коллеге на необходимость внимательнее подходить к подбору советников и экспертов.

В то же время дискуссия, явно подогретая президентом, показала, насколько осмелели противники Маккарти. Приглашенный на сенатские слушания адвокат Пентагона Джозеф Уэлч произнес: «Есть ли у вас чувство собственного достоинства, в конце концов? Сохранились ли у вас остатки чувства достоинства?» Эти слова прогремели на всю Америку как орудийный залп. На следующий день Эйзенхауэр пригласил Уэлча к себе и поблагодарил за превосходное ведение дела. Авторитет Маккарти стал быстро падать, он всё больше проявлял слабость к крепким напиткам. Когда же он стал появляться на заседаниях сената, едва держась на ногах, и это попало в прессу, его судьба была решена.

Большая группа сенаторов, как республиканцев, так и демократов, опять-таки из-за кулис дирижируемая президентом, пришла к выводу, что Маккарти подрывает авторитет законодательного органа. Было принято решение создать комитет по расследованию его персональной деятельности. Заседания комитета, образованного в августе 1954 года, транслировались по телевидению. Голубой экран разнес по всей стране сведения о безответственном поведении Маккарти, который в начале заседаний также произносил хамские тирады, но, увидев, что ситуация склоняется не в его пользу, вскоре замолк. Тем не менее комитет пришел к выводу, что Маккарти отказывается с ним сотрудничать, оскорбляет конгрессменов и т. п. 2 декабря был оглашен вердикт с осуждением поведения сенатора. В итоговом документе ничего не было сказано о выпадах против исполнительной власти и армии, как и о том, что в последнее время Маккарти превратился в алкоголика, однако и то и другое достаточно легко читалось между строк{697}.