Эйзенхауэр

Из этих слов можно было сделать вывод, что сам он, Дуайт Эйзенхауэр, не будет выдвигать свою кандидатуру и активно бороться за президентский пост. Но если бы он был выдвинут авторитетными организациями и поддержан настолько большими массами населения, что существовала бы высокая вероятность избрания, он бы согласился участвовать в выборах. В 1947–1948 годах таких массовых инициатив не наблюдалось, и Дуайт, ни на что не претендуя, спокойно ожидал развития событий.

В том, что он был прав, Дуайта убеждало мнение такого мастера политической интриги, как Черчилль. Узнав, что Эйзенхауэр не собирается выдвигать свою кандидатуру в президенты в 1948 году, сэр Уинстон писал ему: «Если бы Вы выступили как демократ, это выглядело бы так, как будто Вы собираетесь спасать партию, которая так долго стояла у власти и теперь находится в затруднительном положении. С другой стороны, если бы Вы выступили как республиканец, это было бы нелегко для той партии, чьим президентом является человек, которому Вы служите. К счастью, у Вас достаточно времени»{442}.

План Маршалла и холодная война

Тем временем Эйзенхауэр продолжал уделять пристальное внимание укреплению экономической и боевой мощи западного мира. Важным рычагом этого дела являлось, по его убеждению, быстрое хозяйственное развитие и процветание стран Европы, которые продолжали испытывать послевоенные трудности в экономике. Наиболее здравые умы американского истеблишмента были уверены, что их страна должна дать мощный финансово-экономический толчок восстановлению Европы, благодаря которому она двигалась бы вперед быстрым темпом, опираясь на собственные силы, базируясь на частной собственности и контролируемых государствами рыночных отношениях.

Инициатором плана такой помощи выступил старый товарищ Дуайта, бывший начальник Генштаба Джордж Маршалл, который в начале 1947 года возвратился в США из Китая, так и не выполнив возложенной на него миссии — примирения чанкайшистов с коммунистами и прекращения гражданской войны. Вины Маршалла в этом не было — слишком непримиримыми оказались позиции сторон, а лидер Коммунистической партии Мао Цзэдун, получивший огромную военную помощь СССР, был полон решимости в скором времени взять весь Китай под свой контроль.

В то же время за год китайской миссии Маршалл значительно расширил свои дипломатические навыки, набрался международного опыта, расширив ту базу, которая у него уже была во время работы на высшем военном посту.

Почти сразу после прибытия на родину Маршалл был назначен государственным секретарем (министром иностранных дел) США и прежде всего приступил со своими помощниками к разработке плана экономического восстановления Европы при американской помощи. Итог этой работы он изложил 5 июня 1947 года в речи в Гарвардском университете. Почти тотчас комплекс предложенных мероприятий стали называть планом Маршалла. Ближайшие сотрудники президента настаивали, чтобы через находившиеся под их влиянием средства информации было запущено название «план Трумэна», но сам Трумэн, человек очень осторожный и не уверенный в успехе задуманного предприятия, предпочел сохранить уже закрепившееся название{443}.

Эйзенхауэр был осведомлен о подготовке плана с первых дней работы над ним. Маршалл неоднократно с ним советовался, прежде всего по военным аспектам восстановления европейской мощи. В определенном смысле Дуайт был соавтором плана. При этом он обращал внимание Маршалла и его советников на проблемы обеспечения общей безопасности стран, которым предполагалось оказывать помощь.

Эйзенхауэр настаивал на акцентировании в плане Маршалла военно-политической составляющей. Он был убежден, что СССР откажется от помощи и ее даже не надо предлагать, но необходимо найти некие причины, напрямую не связанные с политикой. Среди условий оказания материальной поддержки было отсутствие в стране бюджетного дефицита. В Советском Союзе, учитывая почти полностью государственный и плановый характер экономики, в соответствующих законах, утверждавшихся Верховным Советом, бюджет аккуратно сводился с небольшим превышением доходов над расходами. Неприемлемым оказалось другое условие плана — контроль за расходованием средств со стороны американской администрации. В то же время план Маршалла был предложен восточноевропейским странам, уже ставшим советскими сателлитами.

Эйзенхауэр непосредственно не участвовал в подготовке совещания представителей шестнадцати стран Европы, согласившихся на принятие американской помощи (под давлением СССР от нее отказались страны Восточной Европы, а также Финляндия).

Совещание одобрило условия предоставления помощи, а затем были подписаны соответствующие двусторонние соглашения. Сумма ассигнований по плану Маршалла до декабря 1951 года составила около тринадцати миллиардов долларов. В соответствии с законом о помощи иностранным государствам (апрель 1948 года) условиями предоставления помощи были отказ от национализации промышленности, предоставление свободы частному предпринимательству, одностороннее снижение таможенных тарифов на импорт американских товаров, вывод коммунистов из состава правительств, ограничение торговли со странами «социалистической ориентации». План способствовал ускоренному производству промышленной продукции и развитию межотраслевой и межгосударственной кооперации, быстрому развитию внутриевропейской торговли, укреплению национальных валют. Это было мощное средство возрождения и подъема экономики и в то же время экономической интеграции и политического сплочения стран Западной Европы через созданную на основании плана Организацию европейского экономического сотрудничества. К 1951 году производство стали в странах сотрудничества увеличилось на 70 процентов, транспортных средств — на 150 процентов, нефтепродуктов — вдвое. Вместе с тем в ходе осуществления плана росла зависимость европейских стран от США, усиливался раскол Европы, стимулировалось состояние холодной войны{444}. За разработку и проведение в жизнь плана Маршалла его автору в 1953 году была присуждена Нобелевская премия мира.

Касательно периода составления и принятия плана, занявшего примерно полтора года, надо отметить, что на всём его протяжении Маршалл продолжал сотрудничество с Эйзенхауэром. Кроме того, они вместе занялись еще одним, несравненно менее масштабным, но интересным и важным для обоих проектом. Это был проведенный в 1947 году опрос ветеранов боевых пехотных частей Второй мировой войны с целью определить поведение солдат и офицеров в реальных военных действиях. Оказалось, что только около четверти военнослужащих армии США во время боя стреляли в сторону противника и всего лишь два процента сознательно целились во врага{445}. Это был ошеломляющий результат, который оба инициатора опроса оценили как признак человеколюбия, присущего американцам. Они учитывали итоги опроса, настойчиво добиваясь умеренности во внешней политике, готовности идти на переговоры с потенциальным противником во имя предотвращения войн, чреватых массовой гибелью людей.

В то же время Эйзенхауэр всё глубже вовлекался в тенета холодной войны, хотя оставался одним из наиболее осторожных ее сторонников. Он отнюдь не считал неизбежной новую мировую войну, тем более в близком будущем, с иронией и вместе с тем с серьезными опасениями относился к той атмосфере страха, которая в 1947–1948 годах воздействовала на значительную часть американских обывателей, когда крушение самолета или лесной пожар становились причиной газетной истерии, объявлялись результатом «коммунистического саботажа». Он писал другу, послу США в СССР Уолтеру Беделлу Смиту: «Глубокое заблуждение забывать хотя бы на одну секунду могущество и силу нашей великой республики», — подчеркивая, что если Америка будет твердо стоять на ногах, ей нечего бояться{446}.