Эйзенхауэр

Одиннадцатого ноября 1945 года Эйзенхауэр вылетел в Вашингтон. 20-го числа было объявлено об отставке Маршалла и назначении на его место Эйзенхауэра. Правда, еще около двух недель генерал с женой находился на лечении в курортном городке Сульфур-Спрингс.

Третьего декабря он приступил к работе в качестве начальника штаба армии и председателя Объединенного комитета начальников штабов родов войск, куда входили также начальник штаба военно-морских сил адмирал Уильям Честер Нимитц и начальник штаба военно-воздушных сил генерал Карл Спаатс. С обоими Эйзенхауэр поддерживал тесные связи еще во время войны.

Видимо, впервые Дуайт вошел в огромное пятиугольное сооружение, получившее в соответствии со своей формой название Пентагон, куда по мере завершения строительства постепенно переезжали сотрудники военных ведомств.

В очередной раз перед Эйзенхауэром встали совершенно новые задачи. Первой и главной задачей в начале его службы в Пентагоне явилась демобилизация. Миллионы солдат и тысячи офицеров должны были перейти на гражданскую службу, что было чревато невероятными житейскими трудностями, недовольством, обидами, а следовательно, жалобами в самые высокие инстанции.

Правовое положение демобилизуемых было определено принятым еще 12 июня 1944 года Актом о реадаптации военнослужащих (в обиходе его называли биллем о правах джиай), предусматривавшим выделение средств на образование, профессиональную подготовку рядовых и сержантов, предоставление им беспроцентных займов на покупку домов. Бывшие военнослужащие должны были получать по 20 долларов в неделю до поступления на работу (не более пятидесяти двух недель). Им гарантировалась бесплатная учеба от средней школы до получения ученой степени. Особые пункты предусматривали льготные условия лечения{421}.

Однако от принятия закона до его полной реализации была огромная дистанция. Непрерывно возникали конфликты демобилизованных с местными чиновниками — стороны по-разному трактовали положения закона, а иногда администрация просто не имела средств на обеспечение потребностей бывших воинов. Эйзенхауэр жаловался сыну в связи с огромной корреспонденцией, поступавшей на его имя: «Должен сказать, что по сравнению с последними весьма загруженными четырьмя военными годами последние три дня были гораздо более тяжелыми»{422}.

Конечно, это было преувеличение. Но, видимо, новая работа поначалу действительно казалась ему очень тяжелой. Приходилось за неделю подписывать более тысячи писем, причем значительную их часть он перед этим читал, а тексты некоторых уточнял и редактировал. Вначале он даже пытался читать всю поступавшую на его имя корреспонденцию, но, убедившись, что это ему не по силам, поручил помощникам резюмировать содержание писем в специальных рапортах, причем особо выделять вопросы, требовавшие срочного решения.

От подчиненных начальник штаба требовал строгой проверки фактов, содержавшихся в жалобах. Дуайт инструктировал своих помощников, чтобы они особенно внимательно относились к письмам матерей и вдов военнослужащих, и буквально умолял чиновников соответствующих ведомств помочь просителям, даже если не было достаточных законных оснований. Требуя соблюдать законность, Эйзенхауэр в некоторых случаях сам шел на нарушения в пользу рядовых граждан, проявляя не столько командно-административные, сколько человеческие качества. Например, в подписанном им ответе, адресованном некоей миссис Мерфи, подробно объяснялось, что ее просьба формально необоснованна, но тем не менее дано распоряжение оказать ей материальную помощь{423}.

Другой нелегкой заботой начальника штаба, на этот раз выходившей за пределы служебных обязанностей, было общение с различными группами американцев. Эйзенхауэр в среднем получал в день по шесть приглашений выступить, присутствовать на юбилее, открыть построенное здание и т. п.{424}

Разумеется, на подавляющее большинство приходилось отвечать отказом, но на некоторые он откликался — в первую очередь на инициативы по упрочению мира. В таких выступлениях Эйзенхауэр резко осуждал поджигателей войны и решительно подчеркивал, что неизбежность войны между США и СССР (обычно он употреблял название Россия) не существует. С наибольшей охотой он принимал приглашения учебных заведений.

Уже в январе 1946 года, выступая в Бостонском университете, Эйзенхауэр посвятил речь вопросу, как добиться, чтобы военные «остались без работы». Он доказывал, что надо покончить с таким огромным предрассудком, как вера в невозможность решить международные противоречия мирным путем{425}. Такой же характер носили его выступления в Пенсильванском университете и ряде других учебных заведений. И всё же в подавляющем большинстве случаев он отказывался от участия в показушных мероприятиях. «Я всегда ненавидел болтающих генералов»{426}, — как-то произнес он и с тех пор часто повторял понравившееся выражение.

Однако Эйзенхауэр хорошо понимал, что необходимо поддерживать тесные связи с влиятельными политиками и бизнесменами. Вначале такая необходимость диктовалась желанием быстро, без излишних хлопот решать текущие дела, но постепенно, по мере того как генерал волей-неволей вовлекался в большую политику, у него возникало вначале тщательно скрываемое, а затем всё более открытое желание попробовать себя в качестве руководителя государства.

Главным образом благодаря выступлениям в университетах или перед работниками крупнейших корпораций Дуайт установил связь, а затем и дружеские отношения с несколькими представителями большого бизнеса, как правило, занимавшими почетные должности президентов престижных университетов. Постепенно возник узкий круг весьма влиятельных людей, которые гордились дружбой с Эйзенхауэром, готовы были оказывать ему разного рода помощь, в том числе материальную (не деньгами, а, например, предоставлением в его распоряжение дорогой виллы, охотничьего лагеря или даже самолета), а пока с удовольствием предавались в свободное время общим развлечениям — охоте, рыбной ловле, игре в гольф и бридж. Естественно, во время таких встреч походя решались и сугубо деловые вопросы.

Благодаря богатым друзьям Эйзенхауэр, который в качестве государственного служащего получал сравнительно небольшую зарплату — 15 тысяч долларов в год (примерно 160 тысяч по современному курсу), мог позволить себе членство в таких клубах для высшей знати, как, например, Чиви-Чейс или национальный гольф-клуб «Аугуста», причем получал его бесплатно, «за заслуги». Формально он не выходил за пределы закона. Дуайту в голову не приходило, что он рисковал, ибо какое-то его случайное служебное действие могло быть оценено как ответная услуга. К счастью для него, такая опасность не возникла ни разу.

Именно в стенах клуба «Аугуста» богатые друзья сплотились вокруг Эйзенхауэра, не только оказывали ему помощь, но и давали советы, двигали его вперед. Сам Дуайт прозвал эту «группу поддержки» бандой, и вскоре такое не очень почтительное наименование прочно закрепилось за ней. Ее лидером считался Уильям Робинсон, генеральный менеджер успешной газеты «Нью-Йорк геральд трибюн». Другими влиятельными членами «банды» были нью-йоркский банкир Клиффорд Роберте, «опекавший» личные сбережения Эйзенхауэра, председатель наблюдательного совета компании «Кока-Кола» Роберт Вудрафф, президент компании «Ситиз сервиз» Олтон Джонс, президент компании «Франкфорт дистиллериз» Эллис Слейтер. Все они были членами Республиканской партии, что оказало бесспорное влияние на эволюцию политических взглядов Эйзенхауэра. Единственным демократом в группе являлся промышленник и корпоративный юрист из штата Миссисипи Джордж Аллен, с которым Дуайт встречался еще в годы войны, считавшийся личным другом президента Трумэна.