Страница 74 из 80
С «Буслаева» пустили ракету. Описав дугу, не догорев, она шлепнулась в отдалении на льдину, разбрызгивая яркие осколки.
«Вот так и наше плавание!» — вздохнув, подумал Сапунов.
Ледокол еще тянул «Северянку» на коротком буксире, пробиваясь к большой полынье, темнеющей за острым мысом. Там обрисовывались громоздкие надстройки транспорта, стоящего на рейде, под разгрузкой. Сновала с берега самоходка. Игрушечный рейдовый катерок нахально лез на льдину, загородившую ему дорогу.
Дошли.
10
От радуги красок, от блеска и восторга первых минут прибытия, прочно утвердились только два цвета — белый и черный. Белые конуса дальних сопок, напоминающие египетские пирамиды, будто сдвинутые кучно огромным бульдозером, и черная дорога вдоль близкого берега, по которой хлопотливо бегут и бегут в поселок машины.
Сам поселок, чернея кубиками строений, стоит и молчит неколебимо.
Духовой оркестр, «районные адмиралы» и прочие почести, о которых говорили в пути, конечно же голубой треп. И все это понимали! И говорили о том с иронией. Но…
«Северянка», кажется, уже прочно обосновалась на рейде. «Буслаев» и «Решительный» отшвартовались с левого борта, и палубная команда вскоре ушла в гости к своим, к морякам. Обслуга «Северянки» осталась одна на притихшем судне и уныло, не зная чем заняться — все валится из рук, слоняется из угла в угол.
Ночью нагнало с моря льда, и якорная цепь скрипела и жаловалась голосом лешего, загнанного в холодный трюм. Утром же, рискуя топкой обшивкой, пробился с берега нахальный рейдовый катерок. Он героически обошел суда, забрал на «Северянке» Борисова и Глушакова, вновь протолкался к пристани.
Вернулись начальник и дед после полудня, не застав районного начальства на месте, зато на палубу стремительно взлетел фотокорреспондент по фамилии Шульман. С аппаратами и аккуратной бородкой.
Борисов увел Шульмана в свою каюту, и лишь потом, после полуторачасовой беседы, аккуратная бородка фотокорреспондента опять возникла на палубе и увесистый, похожий на ротный миномет, объектив нацелился на Пятницу. Ваня привычно почесал затылок и, усмехаясь, попросил:
— Карточку пришлите.
Борисов не отпускал гостя ни на шаг, прошел с ним в турбинное отделение станции, к дизелям, позировал у главного распределительного щита, в рубке, на палубе… И когда минометная труба стала искать новую мишень, начальник предостерег:
— Я полагаю, достаточно.
Об этом рассказывал потом Виктору Пятница, краем глаза наблюдавший и за гостем, и за начальником, пока они вновь не уединились в каюте Борисова.
— Уработались, проголодались, небось! — кивнул Виктор, поднимая трубку телефона кают — компании. — Ты иди, Ваня, а я приму гостя, как положено на корабле…
За трапезой Шульман сыпал одесскими анекдотами, и начальник вдруг засмущался, передернул плечами, глянул в сторону кока.
— Ха — ха: — произнес кок из амбразуры, на что маленький фотокор бросил беглый взгляд и спокойно прикончил глазунью. Держался он уверенно. Так же уверенно и лихо спустился он по трапу в ялик, который перенесли на руках на свободный ото льда борт и вручную спустили на воду.
— Может, успею еще со снимками в номер! — торопился Шульман, и матрос, вызвавшийся идти к берегу, оттолкнулся веслом от льдины, прилепившейся ночью к станции.
На другой день к вечеру Бузенков носился с газетой. Привезли ее с берега начальник и дед, опять устроившие хождение по береговым инстанциям.
— Я окончательно разуверился в правдивости прессы и прочей журналистики! — кипел Гена и тыкал пальцем в заметку. Заверстанную рядом с передовицей, перепечатанной из «Правды», заметку выучили почти наизусть. Сообщала она о приходе «Северянки» в поселок, расписывала качества станции, обозвала ее «дизель — генераторной», но о дальнейшей судьбе промолчала.
— Будет дизель — генераторной! Пусть хоть на старое ведро там переделают, какая теперь разница? Дошли! — посматривал Пятница на свой, подпорченный ретушью, портрет. — Хай назовут хоть горшком, лишь бы на место поставили к берегу. Верно я толкую? А, студент?
— Так ведь это ж несправедливо и обидно: дизель — генераторная! — горевал Бузенков.
Гена все еще неисправим.
— У нас в колхозе после войны ЗИС был, на чурочках ездил, газогенераторным назывался, а работал — дай бог каждой машине! — потешался Пятница.
— В колхозе… На чурочках! — мотал головой Гена.
— Заметка редакционная, без подписи, Гена, — заметил Виктор. — Шульман ни при чем.
— А чего бы ему три часа околачиваться у нас? Наснимал вон, полюбуйтесь: Вова Крант… «Хорошо зарекомендовал себя во время перегона турбинист Владимир Лапузин…» Как это все понимать? Зарекомендовал! Ну ладно, порошок — порошком. Простили. Но я ему еще в Салехарде напомнил, чтоб хоть турбины время от времени прокручивал, кончишь, мол, подшипники! Он и ухом не повел. Зарекомендовал… А начальник наш тоже, глядите, орел! Взгляд устремлен в будущее, прямо ударник комтруда!..
Пятница недовольно покашлял. Гена примолк.
Виктор пошел к деду и застал его в глухой печали.
— Что, Валентин Григорьевич, тоску разводите?
Тот поднялся с дивана, просунул босые ноги в тапочки, зашлепал как-то совсем по-стариковски по каюте, словно чего-то разыскивал, наконец махнул рукой:
— Не пойму я, Витя, вот старой своей лысой головой не пойму, за каким чертом мы сюда так торопились? Ну за каким?.. Приходим мы с Борисовым в райисполком. Так и так, мы такие и сякие. Здравствуйте, говорят, рады видеть! Поспрашивали, как и что, как прошли во льдах. Словом, уважительно приняли. Мы на свое нажимаем: станция, мол, в полном порядке, определяйте на место к береговым коммуникациям! Подождите, говорят, все понимаем, что зима на носу, что подвижка льдов начинается. Посовещаемся, мол, в областных инстанциях, определим. А пока советуем съездить на строительство котлована… Он что, еще строится? — спрашиваем… Найдите прораба, говорят, он все объяснит! Нашли прораба, договорились съездить. Пока то да се, вышли на улицу, ни прораба, ни его «газика»…
— Подозреваю, что мы как снег на голову! — сказал Виктор.
— Подозреваешь! — невесело проговорил дед. — Как это ты там написал: «Моржам наступая на пятки, идем мы…» Куда идем-то, запамятовал?
— Идем мы по лезвию дня. В экзотике нет недостатка. Любимая, ждешь ли меня?
— Вот — вот. Тебе все равно, Виктор Александрович, насочиняешь о моржах и экзотике — будет новая книжка! А я человек прозаический, мне бы дело до конца сделать. Душа болит за электростанцию.
— Таким оптимистом были в последние дни!
— Что? Да — да, Витя. — И Глушаков устало прилег на диван.
— Ладно. Отдыхайте, Валентин Григорьевич. А мне, как всегда, на любимый камбуз.
— Думаешь, — дед кивнул на дверь каюты, — они есть сегодня запросят? На берегу народ побывал, разговеются и без тебя…
К вечеру «Северянка» гудела… Из каюты Коли Сокола раздавались песни. Ожили Вовины «мурки». Напрасно терзал Виктор микрофон в радиорубке и прельщал макаронами по-флотски. К ужину заявились только Пятница, Заплаткин и Гена Бузенков.
Иван принес еще два ведра квашеной капусты, водрузив на разделочный стол, довольный, зябко потер ладони.
— Откуда, Иван?
— Сходи, возле кормы самоходка стоит. Лук забери, я там приготовил в мешке у трапа.
Ну, Пятница!
Виктор побежал на корму. Матрос самоходки подал полмешка луку и спросил, не надо ли соленых помидоров.
— Надо!
Подошел Ваня с пустым ведерком:
— Это тебе не стишки сочинять!
— Купил, что ли?
— Купил, купил, — усмехнулся Пятница.
Ваня всерьез готовился к зимовке.
Самоходка, лавируя меж льдин, ушла к пристани разгружаться. Видели потом, как она снова пробивалась к транспорту, стоящему на якоре поодаль. Иван ждал, что она подрулит опять — договорился со шкипером, но напрасно — широкая льдина загородила самоходке дорогу, кажется, до будущей весны.