Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 13



Это маршал Тимошенко,

Пострадавший под Москвой

С ущемленною коленкой

И с разбитой головой

Уже сталинскую банду

Он не может защищать.

И его пора бы сдать

В инвалидную команду!..

Немецкая листовка с частушками о маршале Тимошенко и Сталине. 1942

<…> Так, радиогруппа “Восток” имела главный передатчик в Риге и вспомогательные — в Каунасе и Минске. Радиогруппа “Украина” располагала передатчиком в Виннице…

Значительное количество станций работало и в других областях. Так, например, на территории Белоруссии действовала радиостанция “Голос народа”, для населения Крыма вела ежедневные передачи радиостанция “Голос Крыма”, размещавшаяся в Симферополе, и т. д.

Программа передач немецких радиостанций была фактически стандартной: до шести раз в день — последние известия, сводки германского командования и чтение статей из оккупационных газет; три-четыре раза в день — концерты и записи на грампластинках.

<> О важности использования армейских радиосредств свидетельствует указание верховного командования германских войск, разосланное на места в мае 1942 года. В нем отмечалось: “Немецкие войска, участвующие в военных операциях на востоке, а также находящиеся в тыловых оккупированных районах, могут себе представить, как важен для дальнейшего ведения войны максимальный охват населения политической пропагандой. Одно из средств для проведения этого мероприятия — слушать радиопередачи на русском и украинском языках, которые передаются из Берлина целым рядом радиостанций… Поэтому необходимо учесть, что вся находящаяся в распоряжении части радиоаппаратура в те часы, когда она не используется для служебных целей, должна применяться для агитации населения”…»

Вот, к примеру, программа орловского радиоузла лета 1942 года[12]:

Понедельник, 20 июля:

13.00 — Политинформация.

17.00 — Концерт, цыганские романсы, колоратурное сопрано, солист-гармонист.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Инсценировка рассказа А. П. Чехова «Хирургия».

Вторник, 21 июля:

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Политобозрение.

Среда, 22 июля:



13.00 — Политинформация.

17.00 — Концерт: меццо-сопрано, бас, балалайка.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Литературная передача. «Театр у микрофона». «Волк». Радиопьеса

из современной жизни.

Пьесой из «современной жизни» оказалась дешевая агитка о переметнувшемся к немцам партизане.

Но пора вспомнить о главном действующем лице этой главы.

Мне неизвестно, какой конкретно эфир стал поводом, но 5 декабря 1941 года в газете «Комсомольская правда·» вышла большая статья Овадия Савича, посвященная самому популярному в предвоенные годы певцу-эмигранту Петру Константиновичу Лещенко под названием

«“ЧУБЧИК” У НЕМЕЦКОГО МИКРОФОНА»

Когда оборванный белогвардеец — бывший унтер Лещенко добрался до Праги, за душой у него не было ни гроша. Позади осталась томная и пьяная жизнь. Он разыскал друзей, они нашли ему занятие: Лещенко открыл скверный ресторан. Хозяин, он был одновременно и официантом и швейцаром. Он сам закупал мясо похуже и строго отмеривал его повару. Ни биточки, ни чаевые не помогали ему выбиться из нищеты. Кроме того ресторатор зашибал. По вечерам, выпив остатки из всех бокалов пива и рюмок водки, он оглашал вонючий двор звуками гнусавого тенорка: «Эх, ты, доля, моя доля…»

Кому-то из друзей пришла в голову блестящая идея: ресторатор, официант, швейцар и унтер должен стать певцом. Выпив для храбрости, Лещенко взял гитару и начал петь романсы. И тут случилось чудо: песенки возымели успех. Сочетание разухабистой цыганщины с фальшивыми, якобы народными мотивами и гнусавым тенорком показалось пражским мещанам истинно русской музыкой. Лещенко нанял швейцара, затем официанта и перестал ходить на базар. Он выступал теперь только в качестве кабацкого певца.

Слава постепенно росла. Белогвардейцы подняли его, что называется, на щит. Гнусавый тенорок был записан на пластинки. Унтер оказался, кстати, поэтом — он сам сочинял слова своих душещипательных романсов. С размером и рифмой он не очень стеснялся. Но слова подбирал по принципу: чем глупее, чем пошлее — тем лучше. Белогвардейцы слушали забытые кабацкие мотивы и плакали. Иностранцы слушали и умилялись: это и есть русская душа, если русские плачут. А Лещенко бил себя по бедрам и с пьяной слезой в голосе выкрикивал: «Эх, чубчик, чубчик, вьется удалой!»

Фрагмент статьи О. Савича из «Комсомольской правды». 1941

Пришла война. Казалось, мир мог забыть белогвардейского унтера и удалой чубчик, оказывается, курилка жив.

Захватив наши города, фашисты организовали в них радиопередачи. Несется из эфира на немецком языке: «Говорит Минск, говорит Киев. А затем раздается дребезжание гитары и гнусавый тенор развлекает слушателей: «Эх, чубчик, чубчик…»

Унтер нашел свое место — оно у немецкого микрофона. Украинцы и белорусы слышали лучшие в мире оперы, симфонические концерты, красноармейские ансамбли, народные хоры — все это, разумеется с фашистской точки зрения, было большевистской пропагандой. Теперь немцы принесли «подлинную культуру» — Лещенко.

В промежутке между двумя вариантами «Чубчика» — залихватским и жалостным — хриплый, пропитый голос, подозрительно похожий на голос самого Лещенко, обращается к русскому населению в прозе и без музыкального сопровождения. «Москва окружена, — вопит и рявкает унтер, — Ленинград взят, большевистские армии убежали за Урал». Потом дребезжит гитара, и Лещенко надрывно сообщает, что в его саду, как и следовало ожидать в виду наступивших порозов «отцвела сирень». Погрустив о сирени, унтер снова переходит на прозу: «Вся Красная армия состоит из чекистов, каждого красноармейца два чекиста ведут в бой под руки».

И опять дребезжит гитара. Лещенко поет: «Эх, глазки, какие глазки»… И, наконец, в полном подпитии, бия себя кулаками в грудь для убедительности, Лещенко восклицает: «Братцы красноармейцы! На какого хрена вам эта война? Ей-богу, Гитлер любит русский народ! Честное слово русского человека! Идите к нам в плен! Мы вас приголубим, мы вас приласкаем, обоймем и поцелуем». (Последняя строчка исполняется уже в сопровождении гитары.) «Убедительность» лещенковской пропаганды и ее «художественное достоинство», конечно, бесспорны. Но, если эффект полностью противоположен немецким ожиданиям, унтер не виноват: он старается вовсю, Чубчик вьется у микрофона — грязный, давно поседевший, поределый: сколько драли его пьяные гости в кабаках! Чубчик продал родину, свой народ, продал традиции вольного казачьего Дона и служит тому, кто кормит, — изображает русскую душу такой, какой хочет видеть ее Гитлер. Заплеванный трактир вместо искусства, пьяный бред вместо человеческого голоса, продажный лакей вместо свободного гражданина. Надо ровно ничего не понимать в психологии русского народы, чтобы надеяться, что икота кабацкого хама может соблазнить советских людей.

Появление этой статьи, несомненно, было ответом на некую радиопередачу (или даже серию программ) на вражеском радио.

Автор статьи песочит на все лады артиста, якобы агитировавшего за ценности Третьего рейха советских граждан. Исследователи творчества певца, родственники и просто поклонники всегда начисто отметают подобные обвинения: «Мол, не из тех он был! В эмиграции оказался поневоле (когда аннексированная Бессарабия стала частью Румынии), любил всей душой Россию — и вообще пел здорово. А что служил в румынской армии, воевавшей на стороне Германии, так то не по доброй воле. И что пел в оккупированном Крыму и Одессе — тоже не беда: песня нужна всякому».

12

Данные приводятся по книге: В. Мединский. «Война. Мифы СССР.1939–1945».