Страница 47 из 62
Через несколько минут Тэюнэ очутилась в каком-то затишье. Не валил с ног ветер, не хлестало снегом в лицо. Захотелось, не сходя с места, повалиться на землю и уснуть. Но тут отворилась дверь, и Тэюнэ увидела освещенную, теплую, уютную комнату. Тэюнэ, как во сне, перешагнула порог и замерла, пораженная: она узнала дом Гэмаля.
«Что это? Может, я замерзаю?» — с испугом оглянулась она вокруг.
— Раздевайтесь, скорее раздевайтесь, — донесся до ее слуха голос матери Гэмаля. Тэюнэ быстро повернулась в сторону человека, который нашел ее в пурге.
— Гэмаль! — тихо воскликнула она. — Так это был ты?
Гэмаль снял малахай и радостно сверкнул своей белозубой улыбкой.
— Да, я, — ответил он, снимая со спины Тэюнэ песца. — Ехал с самой дальней охотничьей избушки и вот тебя нашел.
Гэмаль не сознался, что выехал специально на поиски Тэюнэ.
— Раздевайся, сейчас чайку попьем, — ласково обратилась к Тэюнэ мать Гэмаля.
— Нет, нет! — испуганно замахала руками Тэюнэ, хотя раздеться и остаться в этом чистом, уютном доме навсегда казалось ей ни с чем не сравнимым счастьем. Гэмаль укоризненно посмотрел на нее и, тяжело вздохнув, сказал, снова надевая на голову свой огромный волчий малахай:
— Ну что ж, идем, я отвезу тебя к Иляю.
— К Иляю не надо! Нет, нет! — снова замахала руками Тэюнэ. — Вези меня к Оле, сейчас же вези.
В разогретое, размякшее лицо снова безжалостно хлестнуло снегом. Тэюнэ закрыла лицо рукавицами, уселась на нарту. Собаки тронулись. Удаляясь от дома Гэмаля, Тэюнэ чувствовала, что внутри у нее что-то обрывается.
«Почему я не осталась там! Надо было остаться, — думала она. — Я бы согрелась, поела и там же легла бы спать. А что, если вернуться?! Он не удивится, поймет. Он тоже любит меня, сильно любит! И тогда мы уже навсегда остались бы вместе…»
Сердце Тэюнэ билось необыкновенно часто. Дыхание захватывало. Тэюнэ уже дотронулась рукой до плеча Гэмаля, чтобы крикнуть ему на ухо: «Поворачивай назад!» Но нарта остановилась, и Гэмаль прокричал ей в самое лицо, пытаясь пересилить шум пурги:
— Школа! Идем к Оле!
«А что, если сказать, чтобы он повернул нарту назад? — Сердце у Тэюнэ упало. Несколько секунд она отчаянно боролась с собой. — Нет. Нельзя назад! Надо к Оле!»
Солнцева обрадовалась, захлопотала около Тэюнэ.
— Сейчас, сейчас согреешься… Сейчас чайку вскипячу. Я так ждала тебя! Раздевайся. Вон там мой теплый халат висит. Да что же это я… Не вставай, сама подам!
Тэюнэ, опустошенная еще не закончившейся душевной борьбой, неподвижно сидела на стуле.
15
Гулко трескалась от мороза земля. Трещали скалы, лед на реках и озерах. Декабрьские морозы доходили до пятидесяти градусов. Утренние сумерки сразу сменялись вечерними, и снова наступала тьма. Полярная ночь стояла над окоченевшей землей. Луна заменяла людям солнце.
Холодная, надменная, она не покидала неба круглые сутки, словно упиваясь своей безграничной властью. Иногда по небу метались легкие, как дыхание, всполохи северного сияния. Внизу, по бескрайным просторам тундры и скованного льдами моря, тянулись, шипя и извиваясь, бесконечные ленты поземки. А сверху, из далекого звездного мира, сыпался и сыпался мельчайший порошок изморози, невидимый, но раскаленный, как опилки железа.
Коченея от стужи, янрайцы пробивали пешнями лунки на реке, протягивали подо льдом сети.
Трудный был подледный лов рыбы в эти жгучие морозы, но колхозникам нужно было много свежей рыбы. С появлением мышей песец стал очень привередлив. Пока он еще охотно шел на свежую рыбу, реже — на свежую нерпу, на все остальные приманки не хотел и смотреть. А план и фронтовое задание нужно было выполнить во что бы то ни стало.
Стучат пешни, со звоном отскакивая ото льда, словно это не лед, а твердейшая сталь.
В руках Гэмаля самая тяжелая пешня. Он с силой врубается в лед, чуть оскалив свои крепкие зубы. Мелкие ледяшки брызгами разлетаются во все стороны. Айгинто оглядывается на Гэмаля и с еще большей энергией продолжает орудовать пешней. Не обращая внимания на нестерпимую боль в усталых плечах, он думает о том, что его колхоз отстал от илирнэйского колхоза на целых сорок песцов.
«Надо их догнать, — думает Айгинто. — Время еще есть, но торопиться все равно надо. Вот наловим сегодня рыбы, поставим новые приманки, и тогда за несколько дней можно будет догнать илирнэйцев. Вчера на свежую рыбу попало восемь песцов. Если илирнэйцы до сих пор только на нерпу ловят песцов, то возможно, что они далеко позади останутся…»
От этой мысли Айгинто даже улыбнулся, но тут же что-то неприятное кольнуло его.
«Но почему илирнэйцы подо льдом рыбу не ловят? У них тоже близко река, хорошая, рыбная река. Написать, что ли?..» Другой внутренний голос сердито возразил: «Пусть сами догадываются, не маленькие. А то, если обгонят нас, опять смеяться будут. Опять скажут нам: «Разве может худой, слабый детеныш здорового, сильного мужчину победить?»
Как ни отгонял Айгинто эту мысль прочь, она назойливо приходила на ум.
Разозлившись, Айгинто с такой силой ударил пешней о лед, что даже расколол у самого основания древко. Отбросив поломанную пешню в сторону, председатель пошел к палаткам за второй, но по пути остановился возле Гэмаля.
— Как думаешь, почему илирнэйцы до сих пор рыбу для приманок не ловят? — сердито спросил он. — Надо написать им, пусть у нас учатся…
Гэмаль расправил ноющую спину, вытер рукой вспотевший под малахаем лоб и сказал:
— Хорошая мысль пришла тебе в голову. Надо обязательно сообщить им, что за один день мы на рыбных приманках восемь песцов поймали.
Взяв новую пешню, Айгинто снова принялся за работу. От сознания, что он поборол в себе подлые чувства, как он их назвал, Айгинто стало весело и легко:
«Ничего! Пусть смеются илирнэйцы. Как бы потом не пришлось им стыдиться своего смеха. Еще все может быть!»
Мысли Айгинто прервал звонкий голос Эттына:
— Рультын едет! И с ним еще кто-то, на второй упряжке.
Председатель повернулся и увидел подъезжающего к палатке Рультына, которого он посылал в Янрай за продовольствием и запасной меховой одеждой для охотников. Чуть дальше ехала вторая упряжка, которой правил Митенко.
— Ну, как дела, рыбаки? — громко спросил Петр Иванович, останавливая свою упряжку. — Что-то у тебя, Иляй, нос сильно посинел?
Иляй погрел оголенной рукой нос, затем подул на окоченевшие пальцы и, болезненно поморщившись, быстро надел захолодевшую на морозе рукавицу.
— Приехал помочь, вам, — обратился Митенко к председателю колхоза, слезая с нарты и уже торопясь осмотреть, правильно ли охотники протягивают подо льдом сети.
— Сможешь ли ты, Айгинто, сейчас охотника три выделить? Пусть со мной едут. Пока вы ловите рыбу, надо здесь вблизи больше приманок поставить.
— Верно, верно, Петр Иванович! Эй, Тиркин, Ногат, Эттын, идите сюда!
Охотники прибежали на зов председателя.
— Поезжайте с Петром Ивановичем приманки рыбные ставить.
Рультын между тем раздавал охотникам запасную меховую одежду, переданную их женами и матерями. Отозвав в сторону Гэмаля, он протянул сверток.
— Тэюнэ прислала. Сказано было так отдать, чтобы Иляй не знал.
Гэмаль был готов провалиться сквозь землю. Впервые он страшно разозлился на Тэюнэ, но сверток взял, развернул и увидел сшитые из белоснежного камуса рукавицы и новенькие меховые чулки. Гэмалю приятно было смотреть на эти вещи, но в то же время горькое чувство досады и острого стыда, что приходится от кого-то таиться, совсем испортило ему настроение.
— Ну что же я буду делать с этими рукавицами и чулками? — невесело спросил он себя и, оглянувшись на Иляя, сбивавшего с пешни лед, торопливо подошел к нему.
— На вот, возьми, — сказал он, отводя от Иляя взгляд. — Это тебе Тэюнэ прислала.
Иляй подозрительно покосился на Гэмаля, недоверчиво покрутил в руках поданные ему вещи и, шмыгнув посиневшим носом, ответил: