Страница 56 из 106
Весть о разгроме воздушного десанта ободрила Букоткина. Батарея прорвала кольцо окружения, путь к остальным частям гарнизона стал свободным. Теперь хоть можно будет связаться со штабом с помощью велосипедистов. Но этого сделать не пришлось. Взволнованный голос радиста принес вторую радость: радиосвязь со штабом восстановлена, на приеме комендант Береговой обороны Балтийского района.
Букоткин доложил о результатах боев и о потерях, умолчав о своем ранении. Генерал поблагодарил весь личный состав батареи и сказал, что все краснофлотцы и командиры будут награждены правительственными наградами. 43-я батарея представлялась к ордену Красного Знамени. Комендант предложил ночью отправить тяжелораненых на полуторке в курессарский госпиталь.
Когда с перешейка пришел измученный Карпенко, Букоткин передал ему разговор с Елисеевым.
— О своих одиннадцати ранах, значит, умолчал? — спросил Карпенко.
— Наше с тобой место здесь, на батарее, среди краснофлотцев. Мы же коммунисты…
— Твое место сейчас в госпитале.
— Мое место здесь, — упрямо повторил Букоткин.
Карпенко не стал спорить и, безнадежно махнув рукой, отошел к рации. Через полчаса он вернулся вместе с радистом. Яценко держал в руке бланк радиограммы.
— Вам, товарищ командир, от генерала Елисеева.
Букоткин прочитал радиограмму и в упор посмотрел на комиссара:
— Твоя работа?
Зная вспыльчивость командира, Карпенко молчал.
— Чего молчишь? Знаю, что твоих рук дело. — Букоткин вздохнул: — Ладно, готовь полуторку. Укладывайте тяжелораненых, — согласился Букоткин. — И пришли ко мне Мельниченко.
— Вот уезжаю в госпиталь, приказывают, — пожаловался он пришедшему с огневой позиции командиру взвода управления. — Вам, как артиллеристу, передаю батарею. Советуйтесь с комиссаром. Сколько осталось снарядов на батарее?
— Всего сорок восемь.
— Сорок пять выпустите по фашистам, остальные три оставьте для себя. Подрывать орудия. Понятно все?
— Понятно, Василий Георгиевич, — ответил Мельниченко.
Провожать командира батареи и тяжелораненых товарищей собрались все краснофлотцы. Они передавали шоферу письма, фотографии с просьбой при первой же возможности отправить по адресам. В темноте Букоткин не видел лиц своих подчиненных, но чувствовал на себе их взгляды. Как все они стали ему близки! Каждого из них он по-настоящему узнал только в этих боях. Вместе они делили невзгоды войны, честно выполняя свой служебный долг.
Прощались молча, обмениваясь короткими рукопожатиями. Букоткин, сидя в кузове, сказал:
— Держитесь, друзья, до конца. Бейте фашистов до полной победы! Я верю в вас…
Больше он говорить не мог. Отыскал глазами Карпенко, потянулся к нему. Карпенко перегнулся через борт, и они крепко поцеловались.
— Не поминай лихом, Вася…
Букоткин провел рукой по горлу, глухо кашлянул, хотел что-то сказать, но тот уже махнул рукой шоферу: «Давай!» И полуторка, плавно тронув с места, помчалась в темноту. Уткнувшись в душистое сено, Букоткин до крови закусил нижнюю губу и прикрыл левой ладонью влажные глаза. Он знал, что со многими из этих людей, с которыми его породнила война, никогда больше не встретится.
Остров Муху не удержать
В точение первого дня боев за Муху немецкие десантные войска в глубь острова проникнуть не смогли. Правда, им удалось захватить важные опорные пункты обороны моонзундцев: в северной части Муху — Каласте и деревню Кымкюля и в юго-восточной — пристань Куйвасту. С материка через пролив Муху-Вяйн к противнику подбрасывались все новые и новые подкрепления. Полковник Ключников знал, что долго его подразделения продержаться не смогут, они и так с трудом сдерживали натиск врага. Он запросил помощи у коменданта БОБРа. Елисеев приказал снять сводный батальон моряков с ориссарских позиций и перебросить его на Муху в распоряжение Ключникова, но форсировать мелководный пролив Вяйке-Вяйн по открытой трехкилометровой дамбе в дневное время не представлялось возможным. Немецкие самолеты беспрерывно кружили над проливом, обстреливая дамбу. Приходилось ждать ночи, а до этого любыми средствами удерживаться на занятых позициях.
Ключников приехал на машине в батальон Абдулхакова. Батальон оборонял юго-западную часть Муху. Абдулхаков выбежал из-за укрытия и доложил заместителю командира бригады о результатах боя. Впервые за всю свою службу капитан не приложил руку в фуражке при встрече начальника: его правая забинтованная рука висела на черной повязке, перекинутой через плечо. Глаза полковника потеплели. Он хотел сказать что-то душевное, по потом вдруг сердито нахмурил брови и обычным голосом сухо проговорил:
— До темноты осталось три часа. Ночью генерал Елисеев обещал прислать подкрепление. Нужно продержаться на старых позициях.
Абдулхаков тяжело вздохнул, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Что думает об этом командир батальона? Смогут бойцы продержаться до вечера?
— Людей мало, патронов мало, товарищ полковник. Но до темноты постараемся продержаться, — ответил Абдулхаков.
Ключников одобрительно кивнул головой и прошел к только что вырытому окопу, в котором находились красноармейцы.
— А как дела под Каласте? — поинтересовался Абдулхаков.
— Там труднее. Немцы пытаются окружить бойцов. Но они держатся молодцами, — похвалил Ключников. — Где сейчас подполковник Охтинский? — вдруг спросил он.
Абдулхаков наклонил голову и носком запыленного сапога начал рыть землю:
— Начальник штаба БОБРа погиб на Куйвасту.
Лицо Ключникова побледнело. Тонкие губы плотно сжались, глаза, не мигая, глядели в одну точку.
— Хороший был человек… — еле слышно проговорил он. — Где сержант, который вынес его с поля?
Абдулхаков подозвал связного и приказал:
— Сержанта Сычихина к полковнику.
Связной убежал. Ключников молчал, не трогаясь с места. Молчал и командир батальона, понимая состояние полковника. Начался монотонный обстрел позиций батальона. Почти одновременно три мины резко хлопнули позади окопов.
— В укрытие! — кто-то громко крикнул в окопе.
— Товарищ полковник, идемте в окоп. Фашисты будут обстреливать из минометов всю площадь, — предупредил Абдулхаков.
Ключников послушно направился к окопу. За спиной послышались еще три сухих взрыва, потом еще и еще. Одна из мин взорвалась совсем близко. Полковник почувствовал, что кто-то навалился на него и жмет к земле. Не выдержав, он скатился в окоп.
— Товарищ полковник, сержант Сычихин… — хотел было доложить Сычихин, но Ключников перебил его:
— Вы и есть Сычихин?
— Так точно.
— Спасибо, сержант, — поблагодарил Ключников, — Хотите служить при мне? — спросил он.
Сычихин, не ожидавший такого вопроса, растерялся и вопросительно поглядел на командира батальона. На его лице он прочел не меньшее удивление.
— Мне где прикажут. Я везде согласен…
— Значит, ждете приказа?
Абдулхаков закивал головой, давая понять сержанту, чтобы тот соглашался.
От Абдулхакова Ключников вернулся в деревню Лива, куда переместился штаб обороны острова. В штабе ему сообщили о захвате северной группировкой немцев деревни Пенкюля, в результате чего была окружена 202-я зенитная батарея. О наступлении сейчас нечего было и думать. Людей с трудом хватало на то, чтобы препятствовать продвижению немцев на запад по всему фронту. С нетерпением ждал Ключников темноты и, когда совсем стемнело, сам поехал к дамбе встречать сводный батальон, присланный комендантом БОБРа из Ориссаре. Ключников с ходу бросил его на усиление северо-восточной группы, намереваясь с утра развить наступление и попытаться сбросить немецкий десант в Муху-Вяйн.
Ночью гитлеровские солдаты активных действий не предпринимали. Не имея поддержки с воздуха, они отсиживались в окопах и думали за счет численного превосходства огневых средств выстоять до утра. Ключников понимал это и не давал противнику покоя. Подразделения гарнизона навязывали немцам ночной бой на всех участках, и в отдельных местах им удалось выбить противника с занятых позиций. Вновь прибывший сводный батальон потеснил гитлеровцев к востоку и вплотную приблизился к деревне Пенкюля.