Страница 46 из 106
— Начальник штаба подполковник Охтинский приказал сбросить фашистов в море.
— Где находится подполковник? — спросил командир роты.
— Подполковник… погиб…
— Выполним, — сказал командир роты. — Подкрепление прибыло. Приготовиться к контратаке, — передал он по окопам.
Сычихину показалось, что прошла целая вечность, когда наконец командир роты появился на бруствере окопа и призывно крикнул:
— За Родину, товарищи! Ура!
В потоке бегущих красноармейцев Сычихин вырвался вперед и первым врезался в толпу врагов. Яростно нанося удары штыком, он прокладывал себе путь к воде, пока не споткнулся обо что-то мягкое и не упал на землю.
Не выдержав стремительной рукопашной схватки, гитлеровцы отступали к воде и добирались вплавь до своих катеров. Но успех контратаки закрепить не удалось. Противник уцепился за берег по другую сторону пристани и стремился окружить Куйвасту. Сбросить его в воду не хватило сил, и красноармейцы вынуждены были отступить на вторую линию обороны.
Высадка гитлеровцев на косу и контратака красноармейцев происходили у Смирнова на глазах. Он все еще пытался наладить по радио связь с батареей, но все усилия Кучеренко ни к чему не привели. От пристани, из-за деревянного забора, группа немецких солдат бежала к ним. Оценив положение, Смирнов приказал Кучеренко разбить радиостанцию и укрыться в землянке.
В землянке оказался ящик с гранатами. Стоя в дверях, Смирнов одну за другой бросал их в гитлеровцев. Кучеренко едва успевал подавать гранаты. Двое красноармейцев, находившиеся здесь, вели прицельный огонь из винтовок.
— Последняя, — тихо сказал Кучеренко, задержав в руке гранату.
— Побережем ее, — остановился разгоряченный Смирнов, хотел добавить: «Для себя», но сдержался.
Гитлеровцы, видя, что землянку так просто не взять, начали в ответ забрасывать ее гранатами.
— Бегом к лесу! — крикнул Смирнов.
Благополучно перевалив через холм, артиллеристы укрылись в низком кустарнике на краю болотистой лощины, за которой виднелась большая роща. В кустарнике оказалось восемь красноармейцев.
— Отстали от своих. В лапы чуть не попали к фашистам, — объяснил Смирнову высокий красноармеец в разорванной на груди гимнастерке. — Надо уходить отсюда, товарищ лейтенант. Накроют тут нас. Канава здесь есть, по ней до рощи доползем, а там — наши.
— Пошли, — согласился Смирнов, пропуская вперед красноармейца.
Канаву они отыскали быстро и гуськом поползли по ней к роще. Смирнов полз вторым за высоким красноармейцем, часто оглядываясь назад. По мере продвижения вперед канава становилась глубже и шире, на дне ее появилась покрытая зеленью вода. Местами приходилось плыть, цепляясь руками за шершавую колючую траву. Над головой то и дело со свистом проносились пули: стреляли где-то сзади. Одна из пуль сразила красноармейца, который полз первым.
— Убили! — крикнул он и ткнулся головой в воду.
Теперь Смирнов полз первым. Примерно на середине лощины канава раздваивалась, один рукав ее уходил вправо. Услышав немецкую речь, Смирнов осторожно приподнялся над травой и осмотрелся. Впереди, метрах в сорока, были немцы, дальше виднелась огромная яма.
«Хоть бы до нее добраться», — подумал он, не зная, на что решиться. Находиться здесь было опасно: еще немного — и немцы заметят. Идти назад — тоже, оставалось одно — попытаться силой прорваться хотя бы к той яме. Но какая это сила? Одиннадцать человек — усталых, измученных…
Подполз Кучеренко и, посмотрев на гитлеровцев, ужаснулся:
— Тут нам не пройти! Надо роту, чтобы пробиться.
— Роту? — шепотом повторил Смирнов. — Мы все будем рота. — Он повернулся к бойцам: — Товарищи, дело серьезное. Надо идти на прорыв, другого выхода нет. Мы — рота. Больше шума. Бежать быстрее к яме, попытаемся организовать оборону.
Распределив поровну гранаты, бойцы расползлись по канаве в цепь и приготовились к шумовой атаке.
— Рота, — скомандовал Смирнов, поднимаясь во весь рост, — за мной, в атаку! Ура-а! — И, бросив в немцев гранату, выскочил из канавы и побежал вперед.
Бойцы с криком бросились за ним. Гитлеровцы, не ожидавшие нападения сзади, разбежались в стороны. Но тут откуда-то с фланга застрочил немецкий пулемет, потом второй. Один из бойцов, взмахнув руками, покатился по траве. Еще пять рухнули на землю. Остальные по-пластунски поползли к яме. Пулеметы, захлебываясь, били, преграждая путь к отступлению. Смирнов уже приближался к яме, когда почувствовал режущую боль в правой ноге. В следующий момент он очутился в сырой яме.
Оглянулся. Гитлеровцы были почти рядом.
Смирнов выбрался из ямы и уполз в высокую траву, потом пополз дальше — к заветной роще.
С каждой минутой становилось тяжелее. Изрезанные осокой руки слабели, приходилось часто отдыхать. От потери крови кружилась голова, мутило. Но он упорно продолжал ползти…
Когда до рощи оставалось метров сто пятьдесят, перед Смирновым неожиданно появился немецкий офицер. Торопливо вынув из кобуры пистолет, Смирнов выстрелил, но промахнулся. Рука дрожала, пистолет казался слишком тяжелым, и он никак не мог поймать на мушку лицо фашиста. Прицелился второй раз, но офицер опередил его. Короткая автоматная очередь пригвоздила Смирнова к земле: пули прошили правую голень.
«Теперь конец», — подумал он и закрыл глаза.
К офицеру подбежали солдаты, потом все вместе они подошли к Смирнову. Один из них подобрал его пистолет, другой брезгливо пошевелил лейтенанта носком кованого сапога. Смирнов, затаив дыхание, лежал без движения.
Когда затихли их голоса, Смирнов глубоко вздохнул и открыл глаза. Он увидел покрытое белесыми облаками небо, из просветов между ними выбивались желто-розовые пучки света. Приближался вечер. Надо было скорее укрыться в роще, иначе его заметят. Он попытался подняться, но силы совсем покинули его. Правая нога как будто налилась свинцом и мешала двигаться, руки тяжелели и становились непослушными, голова кружилась, а по вискам словно кто-то часто стучал деревянным молоточком…
— Хальт! Стоять! — послышался оклик.
Не успел Смирнов опомниться, как на него насели несколько человек и скрутили ему руки.
— Лейтенант, — уловил он и потерял сознание.
Очнулся от тупой боли в правой ноге. Над ним склонился какой-то краснофлотец.
— Сарапин? — узнав старшину 2-й статьи, обрадовался он.
— Лежите спокойно, товарищ лейтенант, — перебил Сарапин. — Я жгутом перевязал вам ногу. Кровь остановил. Иначе труба.
— Где мы? Как вы сюда попали?
— В Куйвасту, — ответил старшина. — Контузило меня на Вирелайде… Вот и попал к ним. А краснофлотцы мои погибли героями… Три шаланды подошли утром к нам, человек пятьдесят фашистов. Половину мы уничтожили. Жаль, гранат было мало, а то бы и остальным крышка.
— Еще не все кончено, старшина, — глубоко вздохнув, проговорил Смирнов и закрыл глаза руками.
Им предстоял тяжелый, изнурительный и долгий плен в фашистских концлагерях.
76-миллиметровая четырехорудийная батарея старшего лейтенанта Лукина, огневая позиция которой находилась в трех километрах севернее Куйвасту, с максимальной скорострельностью вела огонь по немецким десантным кораблям, упорно шедшим к пологому берегу. Непроходимая стена высоких всплесков грозно стояла перед ними. За несколько минут боя пролив Муху-Вяйн поседел: он стал совсем белым, как во время сильного шторма. Вода кипела в нем, словно в гигантском котле, извергая пенистые смерчи. Корабли метались между всплесками. Нарушая строй, они поворачивали обратно, но здесь на них наседали самолеты и заставляли идти на штурм острова.
С наблюдательного пункта — построенной на опушке леса деревянной вышки — Лукин видел в стереотрубу, как один из катеров, потеряв управление, завертелся в водовороте, а потом и загорелся. Другой катер медленно погружался в воду. Еще две баржи потеряли ход: их прямой наводкой расстреливали два орудия второго огневого взвода. Первый огневой взвод младшего лейтенанта Спирина стрелял с закрытой позиции, с НП Лукин управлял его огнем. Сами орудия, скрытые лесом, он не видел и лишь замечал справа от себя два сизых клуба дыма, появлявшихся над вершинами деревьев. Зато весь второй взвод у него был как на ладони: он простым глазом мог наблюдать за слаженной и четкой работой орудийных расчетов.