Страница 44 из 106
…Ночь с 13 на 14 сентября выдалась темная. С материка восточный ветер нагонял на пролив сгустки тумана, поднятые с низин и болот. Лучи прожекторов с Муху периодически прорезали темноту и как бы нехотя ползли по маслянистой поверхности, обшаривая Муху-Вяйн. Иногда луч упирался в причалы порта Виртсу, и полковник Мельцер, командир 151-го пехотного полка, опасался, как бы русские с Муху не заметили посадки его солдат на десантные суда.
Полковник был уверен в успешной высадке десанта. Все рассчитано, проверено, учтено до мелочей. Подписан приказ, в котором поставлена боевая задача каждому подразделению, вплоть до командира мотобота и походной кухни. Составлены графики движения плавсредств, очередность и порядок переправы через пролив.
Разработанный им план боя предусматривал десантирование полка тремя волнами. Первая волна должна была высадиться на наименее укрепленный, по сведениям разведки, участок Муху в районе Канси, Тусти и захватить плацдарм. Вторая волна высаживается на захваченном плацдарме и ведет наступление на юг, чтобы занять хорошо укрепленную русскими пристань Куйвасту. Высадка третьей волны производится в том же районе, после чего развивается наступление на север для соединения с 161-м усиленным разведывательным батальоном, высаженным десантными судами капитана 3 ранга Целариуса в северной части Муху.
С переправой на остров 162-го пехотного полка дивизии и артиллерии поддержки следовало создать мощную ударную группу и пробиться к дамбе, соединяющей Муху с Саремой, и тем самым отрезать путь к отступлению русских, обороняющихся в северной и южной частях острова.
Посадка 1-го батальона на штурмовые боты проходила планомерно, без шума и суеты. Мельцер, стоя на пирсе, терпеливо наблюдал за подготовкой к выходу в пролив первой волны. Русский остров Моонзунд дважды встал на его жизненном пути. 12 октября 1917 года он, тогда еще неопытный офицер, высаживался в составе кайзеровского десантного корпуса на западе острова Сарема, в бухте Тагалахт. 14 сентября 1941 года ему, уже командиру пехотного полка, надлежало брать Моонзунд с востока, с острова Муху.
Отваливали от причалов штурмовые боты в полной темноте. Мельцер посмотрел на часы: ровно четыре. Приказ генерала Кунце выполнен с точностью до минуты. Надо надеяться, что в ходе операции график движения судов будет выполняться.
Постепенно шум моторов десантной флотилии затихал. Полковник уже хотел вернуться в штаб полка, как вдруг слева от пирса раздались пулеметные очереди. «Неужели русские опередили нас и высаживают свой десант на Виртсу?»
Стрельба продолжалась несколько минут. Огонь вели с залива и берега. Наконец все затихло. Оказывается, потеряв в темноте ориентировку, суда прошли по дуге и, уткнувшись в берег, начали высадку десанта на собственной территории. Произошла стычка с охранным взводом, принявшим штурмовые боты за русские корабли. Несколько человек убито и ранено.
Полковник Мельцер был вне себя от гнева. Резко отчитав за беспечность командиров первой роты и штурмовых ботов, он приказал сейчас же выходить в море. Страшно было даже подумать, что первая волна теперь может не выполнить боевую задачу из-за нелепой задержки первой роты. Ведь фактически по огневой мощи она не уступает русскому стрелковому батальону. На вооружении немецкой усиленной стрелковой роты имелись два противотанковых орудия и две горные пушки, три легких и два тяжелых миномета, шесть станковых пулеметов, три огнемета и противотанковое ружье. Требовалось только 65 штурмовых ботов, чтобы переправить эту, роту на вражеский берег.
Мельцер ушел с пирса лишь после того, как затих шум моторов штурмовых ботов, на предельной скорости идущих к вражескому берегу. Сам он со штабом полка намеревался переправиться на Муху со второй волной.
14 сентября на рассвете наблюдатели с Муху заметили в редеющем тумане десантные корабли: катера, баржи, самоходные боты, шаланды и шлюпки. На противоположном берегу пролива заухали немецкие орудия, снаряды стали все чаще рваться в районе пристани Куйвасту. Из-за серых облаков появились первые «юнкерсы» и, рассыпавшись над побережьем цепью, стали бомбить передний край обороны островного гарнизона, подготавливая место высадки своего десанта.
— Начинается… Держись, — бросил Смирнову на ходу Абдулхаков и стремглав выскочил из дзота. Смирнов вышел вслед за ним.
Над островом стоял сплошной гул от разрывов вражеских снарядов и авиабомб. Артиллерия гарнизона молчала, терпеливо ожидая подхода десантных кораблей на прямой выстрел.
Смирнов быстро установил стереотрубу и впился глазами в мутно-серый пролив, разглядывая выплывающие из тумана десантные катера. Они заполнили собой весь пролив и шли на небольшом расстоянии один от другого. Над ними кружили истребители, прикрывая их с воздуха.
Из леса к Смирнову подошел Охтинский с биноклем в руках. Став поодаль, он внимательно осмотрел весь горизонт, отыскивая основное направление удара врага. Группа, идущая прямо на Куйвасту, была наиболее многочисленной, да и «юнкерсы» с особой тщательностью обрабатывали пристань.
В небе неожиданно повисла одна ракета, за ней вторая, третья. Гул над побережьем Муху усиливался резкими залпами советских батарей. В воздухе стоял пронзительный свист падающих бомб и снарядов, сухой треск разрывов и вой кружащих над пристанью самолетов.
Охтинский и Смирнов прильнули к окулярам: снаряды, вздымая пенистые султаны воды, падали перед вражескими судами, преграждая им путь к берегу.
К дзоту подбежал связной командира батальона. Абдулхаков в начале боя перебрался на южный участок обороны и командовал своими людьми оттуда. Приложив руку к каске, связной стал что-то говорит, но Смирнов не расслышал его слов в сплошном грохоте и подошел к нему вплотную. В следующее мгновение земля под его ногами задрожала, воздух заколебался, и он, потеряв равновесие, ткнулся лицом в жесткую траву. Резкий, напористый звук ударил в уши, посыпались комья земли — в нескольких метрах от землянки разорвался немецкий снаряд. Смирнов в страхе пошевелил сначала ногами, потом руками. Кажется, все в порядке. Вспомнив о начальнике штаба, он торопливо поднялся и шагнул к нему. Но Охтинский уже встал сам, отряхивая китель. Лицо его побледнело, на щеках выступили красные пятна.
— Не задело вас, товарищ подполковник? — спросил Смирнов.
— Пронесло, — ответил Охтинский.
Смирнов оглянулся. В пяти шагах от него на боку лежал связной с полуоткрытым ртом. По лицу его стекали две струйки крови. Губы застыли на полуслове; даже мертвый, он, казалось, силился передать приказ командира. Но Смирнов и без слов знал, зачем был послан связной. Абдулхаков просил огня 43-й батареи, которая не один раз выручала его батальон.
— Не вижу всплесков снарядов вашей батареи, товарищ лейтенант, — не отрывая глаз от бинокля, сказал Охтинский.
Слова начальника штаба подхлестнули Смирнова. Он наклонился к Кучеренко и на ухо во весь голос прокричал:
— Открывайте немедленно огонь! Почему не открываете огня? Передайте еще раз!
Трясущимися руками Кучеренко хватался то за одну ручку настройки, то за другую. Смирнов понял: случилось что-то неладное.
— Есть связь с батареей? — леденеющим голосом спросил он.
Краснофлотец отрицательно замотал головой. Глаза его наполнились слезами, верхняя губа дрожала, он готов был расплакаться от обиды и беспомощности. Взрыв снаряда вывел радиостанцию из строя. От волнения Кучеренко никак не мог найти поломку и шарил всюду окровавленными руками: осколком ему задело левую руку чуть повыше кисти. Смирнова охватило отчаяние: его товарищи, с которыми он не раз был на краю гибели, сражаются сейчас с врагом, умирают, а 43-я батарея молчит. Разве Абдулхаков простит ему это? И телефонной связи здесь нет, поэтому он вынужден был отослать Кудрявцева обратно на батарею. Смирнову захотелось сорвать на Кучеренко злобу, но он понимал, что краснофлотец не виноват. Подавленный, Смирнов глядел на бурлящий от разрывов пролив, не зная, что делать. Кругом, насколько хватало глаз, были видны немецкие катера, баржи, мотоботы, шаланды и шлюпки; они напористо шли к берегу Муху. Возле острова Вирелайд стояли три шаланды.