Страница 35 из 106
— Знаю, знаю, — улыбнулся Елисеев. — Сам вчера смотрел концерт красноармейской художественной самодеятельности 46-го полка. Поэт у них есть свой, хлесткие стихи сочиняет.
— Красноармеец Ладонщиков, — подсказал Зайцев.
— Да, да, Ладонщиков, Надо, чтобы почаще они в подразделениях выступали.
— Ни одно подразделение не забыто, Алексей Борисович, — ответил Зайцев. — Концертных бригад у нас достаточно.
В первые дни войны на Сарему и Хиуму прибыли из Таллина две фронтовые артистические бригады драматического театра Балтфлота. Кроме них в гарнизоне имелись еще три самодеятельные бригады, лучшей из которых являлась бригада 46-го стрелкового полка, руководимая начальником клуба политруком Василевским. Зайцев всегда ставил ее в пример, а их машину с броскими стихотворными лозунгами на бортах, сочиненными Ладонщиковым, считал агитлетучкой.
Концерты, как правило, проводились днем, на открытой площадке пли просто на небольшой лужайке. Иногда они прерывались налетом вражеской авиации.
«Обязательно надо навестить ребят, — выходя из кабинета коменданта, подумал Зайцев. — Да и не только их. К артистам надо почаще ездить. Мыкаются по островам. Даже спят в машинах. А ведь среди них много женщин…»
Зайцев бывал на концертах бригады артистов драмтеатра Балтфлота. «Гвоздем» программы были неизменные частушки, исполняемые заслуженной артисткой республики Богдановой и киноактрисой Телегиной. Этих актрис знали и горячо любили все и с нетерпением ждали их появления. Частушки, сочиненные поэтом Фогельсоном, обычно посвящались бойцам тех подразделений, где проходил концерт. В дивизионе торпедных катеров капитан-лейтенанта Богданова, маленькие быстроходные кораблики которого в гарнизоне прозвали «богданчиками», под аплодисменты катерников пели:
Больше всего, пожалуй, повезло командиру героической 315-й башенной береговой батареи капитану Стебелю. Частушки о нем вскоре стали самыми популярными на Сареме.
Известно было Зайцеву, что наряду с ежедневными концертами артистам драмтеатра Балтфлота приходилось, и довольно часто, сопровождать машины с боеприпасами, помогать строить оборонительные сооружения, нести вахту по охране складов.
Положение на окруженных островах осложнялось. И потому каждый человек вне зависимости от ранга, занимаемой должности и профессии, сознавая личную ответственность, делал все возможное для защиты ставшего родным Моонзунда.
Особое внимание Зайцев уделял островной газете «На страже», которая в то время была единственным печатным органом, регулярно поступающим в роты, батареи, батальоны и полки. Он удивлялся находчивости и неутомимости редактора политрука Крылова и его немногочисленных сотрудников. В последние дни не хватало краски и особенно типографской бумаги. Но газета выходила всегда регулярно. Краснофлотцы и красноармейцы любили свою боевую газету. Ее обычно читали вслух агитаторы. Читали все, что было напечатано в ней. Зайцев сам слышал, как день назад после одной из таких коллективных читок кто-то из бойцов с досадой произнес:
— Жаль, мала наша газета. Увеличить бы ее! Может, в политотдел написать?
Зайцев приехал в редакцию и рассказал об этом Крылову.
— Жалуются бойцы на вас, товарищ редактор, — улыбнулся он. — Хотят, чтобы ваша газета была как «Правда».
Крылов тяжело вздохнул:
— Справедливо жалуются, но скоро «На страже» вообще на боевой листок будет походить. Я не говорю уже о тираже. Бумаги на складе нет. Краску, где хочешь, там и бери.
— Вы, газетчики, народ ушлый. Из-под земли все достанете! — рассмеялся Зайцев. — «На страже» нужна бойцам как хлеб, как воздух. И мы ее будем выпускать до конца. Даже если придется печатать на тетрадных листках, — сказал он.
Зайцев и Крылов прошли в типографию, где заканчивали печатать очередной тираж. Зайцев взял лист прямо из машины.
— Только не испачкайтесь краской, товарищ дивизионный комиссар, — предупредил Крылов. — Не высохла еще.
Зайцев просмотрел первую полосу. Броскими буквами было набрано: «От Советского информбюро». Дальше помещались материалы ТАСС. Вся вторая полоса посвящалась событиям на островах. Корреспонденция о боях моонзундцев за Виртсу, очерк о летчиках Преображенского, заметка о катерниках Богданова. Тронула сердце «Песня Эзеля»:
— Хорошо! Очень хорошо! — растроганно произнес Зайцев. — Побольше бы нам таких прекрасных песен!
Немецкие бомбардировщики и истребители с раннего утра и до позднего вечера висели над Кагулом и Асте, обрабатывая границы аэродромов в надежде уничтожить советские самолеты, летавшие на Берлин. Приказ Гитлера требовал незамедлительного уничтожения авиации на островах. Поэтому даже ночью «Юнкерсы-88» пытались бомбить ДБ-3, ориентируясь по сигналам, подаваемым с земли агентами немецкой разведки.
Количество самолетов, участвовавших в ударах по Берлину, сокращалось. Частично в бомбардировщики попадали осколки вражеских бомб, но чаще всего моторы выходили из строя из-за перегрузки и выработки положенных летных ресурсов. Починить их в условиях полевых аэродромов не представлялось возможным. К тому же кончался авиационный бензин; подвозить его из Ленинграда на транспортах не могли: немецкие подводные лодки не выпускали из Финского залива ни один советский корабль.
Жаворонков вынужден был отдать приказ об эвакуации с Саремы группы майора Щелкунова. На бомбардировку Берлина должны были летать лишь ДБ-3 полковника Преображенского.
Едва ли не самыми опасными для морских летчиков стали частые ночные вылазки в районе аэродрома вооруженных кайтселитов, пытавшихся сигналами указать немецким бомбардировщикам стоянки ДБ-3. Небольшая группа кайтселитов даже хотела проникнуть на аэродром, но была отогнана морскими летчиками. Преображенский тут же позвонил начальнику штаба БОБРа Охтинскому, который вызвал начальника особого отдела Павловского и передал ему содержание разговора с Преображенским.
— Забирайте своих истребителей, и к Преображенскому. Машины уже готовы, — сказал он. — И постарайтесь взять хотя бы одного живым. Очевидно, гитлеровцы задумали большую операцию. «Язык» нам нужен. Да, в общем, не мне вас учить.
Павловский с истребительным отрядом уехал в Кагул. Утром Охтинский узнал от него, что ночью произошел бой возле аэродрома. Начальник штаба БОБРа, посоветовавшись с Елисеевым, выехал на аэродром. Павловского он встретил в землянке Преображенского, Командир минно-торпедного авиационного полка был непривычно хмур и задумчив.
— За моими бомбардировщиками пришли посыльные от фашистов, не иначе, — пожал он руку Охтинскому.
— Надо ждать немецкого парашютиста с рацией, — сказал Павловский. — Кайтселиты только должны были обеспечивать его безопасность.
— Значит, своего корректировщика присылают, — раздумывая, проговорил Охтинский. — Что ж, Михаил Петрович, — повернулся он к Павловскому, — организуйте достойную встречу «дорогому гостю»!