Страница 25 из 106
— Все очень хорошо! Так должно и быть, — проговорил Коккинаки.
Второй и третий ДБ-3 взлетели следом за ведущим группы. На взлетную полосу вырулила машина лейтенанта Богачева. Разбег. Взлет. Но что-то медленно самолет отрывается от земли. «Выше, выше!» — мысленно подсказывай ему Жаворонков и на секунду закрывает глаза. Страшный грохот потряс аэродром, ввысь взметнулся султан огня, земли и дыма. Видно было, как падали сверху расщепленные куски деревьев и обломки самолета.
— Взлет машинам с ФАБ-тысяча запрещаю! — приказал Жаворонков. Коккинаки не настаивал. Гибель экипажа лейтенанта Богачева он переживал не меньше генерала.
Через два дня пришла шифровка из Ставки. Жаворонкова и Коккинаки отзывали в Москву на доклад к Верховному Главнокомандующему. Удары по Берлину должны были осуществляться под командованием полковника Преображенского.
На маяке Вирелайд
Командир 43-й береговой батареи старший лейтенант Букоткин получил от начальника артиллерии БОБРа капитана Харламова приказ постоянно держать под обстрелом Виртсу, откуда враг вел артиллерийский огонь по восточному берегу острова Муху.
— Главное для вас — немецкие батареи, склады боеприпасов, скопление пехоты, танков или автомашин, — передал по телефону Харламов. — Как намерены корректировать огонь? — поинтересовался он.
— С армейцами придется договариваться, — неуверенно ответил Букоткин.
— Нет, лучше послать своего корректировщика. Армейцам будет не до нас. У них самих дел по горло. Советую своего помощника послать.
Помощник командира батареи лейтенант Смирнов дежурил на командном пункте — 22-метровой деревянной вышке. Букоткин поднялся в боевую рубку, чтобы сразу же решить все вопросы с предстоящей корректировкой огня батареи по Виртсу. С КП отчетливо просматривался весь клинообразный полуостров Кюбассар. Южная часть его с полосатым маяком на мысу вдавалась в Рижский залив, а северная уходила к Ориссаре, теряясь в зеленой шапке леса. На северо-востоке, на противоположной стороне мелководного пролива Вяйке-Вяйн, виднелся остров Муху, а еще дальше и чуть правее, за проливом Муху-Вяйн, тонул в сизой прозрачной дымке западный берег Эстонии, занятый врагом. Пестрый от ромашек пологий берег полуострова, усеянный серыми валунами, обрамлялся густо-синими водами Рижского залива. Остро ощущался знакомый солоноватый аромат моря и запах йодистой прели.
— Получен приказ на обстрел Виртсу, — сообщил своему помощнику Букоткин. — Давайте-ка согласуем все действия и завтра же в путь…
Рано утром, взяв с собой двух краснофлотцев, Смирнов выехал на пристань Куйвасту. Шофер уверенно вел полуторку по хорошо знакомой дороге и молчал. Смирнов, пригретый теплом от мотора, незаметно задремал. Очнулся он, когда машина стояла в кустах близ дороги. Сзади виднелись крыши домов маленького, потонувшего в зелени Ориссаре.
— В чем дело? Почему встали? — спросил Смирнов, протирая заспанные глаза.
— Лучше обождать немного, товарищ лейтенант, — ответил шофер. — «Юнкерсы» кружат над дамбой.
Только теперь Смирнов услышал отрывистый гул четырех «юнкерсов», которые терпеливо ожидали появления машин или людей на узкой трехкилометровой дамбе, соединяющей через мелководный пролив Вяйке-Вяйн острова Сарема и Муху. Он обошел несколько раз машину и направился к зеленой полянке, где сидели краснофлотцы. Минут через пятнадцать «юнкерсы» улетели, и путь через дамбу стал свободен.
По мере приближения к Куйвасту все чаще и громче слышались разрывы снарядов. Немецкая артиллерия с Виртсу производила очередной обстрел района пристани. Шофер сбавил ход и повел машину медленнее. В просветах между деревьями замелькала сверкающая гладь пролива Муху-Вяйн; вдоль побережья потянулись окопы, в них находились красноармейцы, оборудующие ходы сообщения и ячейки для стрельбы.
Опытным взглядом артиллериста Смирнов сразу же определил, что немцы ведут беспорядочный огонь, обстреливая огромную площадь. Оставив полуторку в прибрежной роще, он вместе с сигнальщиком Кудрявцевым взобрался на песчаный холмик и посмотрел в сторону Виртсу. Приплюснутый противоположный берег, двоясь, колыхался в теплом мареве, и это затрудняло наблюдение. Смирнов подумал было взобраться на крышу одноэтажного домика, но в такую погоду и оттуда вряд ли что можно было увидеть. Он направился к пристани с намерением отыскать коменданта Куйвасту.
Немецкие батареи неожиданно прекратили обстрел побережья, и, как перед грозой, установилась напряженная, гнетущая тишина. Остановив плечистого главстаршину, Смирнов спросил его о коменданте. Главстаршина указал на пирс, по которому о группой краснофлотцев расхаживал пожилой капитан-лейтенант. Смирнов подошел к коменданту, доложил о цели своего приезда.
— Чем помочь вам, не знаю, — ответил капитан-лейтенант, почесывая щетинистый, давно не бритый подбородок. — Катера у меня нет. Могу посоветовать только воспользоваться маяком на Вирелайде. Оттуда Виртсу видно как на ладони. А доставить вас туда не могу. Под рукой, как на грех, ни одной посудины. Что были, так разбили немцы. Ждите до вечера…
Мысль о маяке на острове Вирелайд очень понравилась Смирнову. Он отправил шофера обратно на батарею, а сам вместе с Кудрявцевым и радистом Кучеренко берегом пролива пошел на мыс, откуда было ближе всего до Вирелайда. Сначала хотели соорудить небольшой плотик, но на это потребовалось бы много времени, к тому же немцы принялись снова обстреливать побережье. Смирнов решил добираться вплавь. Оставив на берегу краснофлотцев со снаряжением и продуктами, он разделся, вошел в холодную воду и поплыл к скалистому островку.
Плыть с каждой минутой становилось труднее. Немецкие снаряды все чаще падали поблизости, поднимая белые султаны воды и разбрасывая вокруг мелкие свистящие осколки. При каждом разрыве Смирнов нырял, спасаясь от смертоносного дождя. Потом он понял, что так у него не хватит сил доплыть до маяка, и стал чаще ложиться на спину и отдыхать. Лежать на воде не двигаясь он мог долго. Еще в детстве в своем родном Иванове любил он с ватагой таких же, как он, загорелых и беззаботных ребят заплыть на середину мелководной речки Уводь и, повернувшись на спину, смотреть в небо. Лежал он обычно до тех пор, пока кто-либо из приятелей не подплывал незаметно сзади. Тогда начиналась игра в догонялки. В заключение друзья переплывали Уводь «по-чапаевски». Лихо выкидывая левую руку вперед, Анатолий резал головой теплую воду, представляя себя Чапаевым, переплывающим Урал под градом пуль беляков…
— Врешь, не возьмешь! — возбужденно, но так, чтобы никто не слышал, шептал он.
«Пролив — не Уводь, — с сожалением подумал Смирнов, — а товарищей рядом нет. Зато снаряды падают кругом настоящие, фашистские».
Он повернулся на бок, напрягая силы, выкинул руку вперед и быстро поплыл к острову.
— Врешь, не возьмешь! — со злобой шептал он, захлебываясь горько-соленой водой. — Врешь, не возьмешь!..
Обессиленный, доплыл он наконец до Вирелайда, уцепился руками за камень, покрытый зеленоватой слизью, и, тяжело дыша, в изнеможении повис на нем. Около островка было тихо и безопасно: немецкие снаряды сюда не залетали.
Из-за камня неожиданно вышел грозный старшина. Черные глаза его из-под широких, сросшихся на переносице бровей вопросительно смотрели на незнакомца, выражая тревогу и недоверие.
— Кто такой? Откуда?
От неожиданного окрика руки Смирнова разжали камень.
— Свои, — ответил он, с трудом поднимаясь на одеревеневшие ноги.
— Вы лейтенант Смирнов?
— Он самый.
Старшина привычным движением перекинул винтовку на плечо и помог Смирнову выбраться из воды.
— Мне капитан-лейтенант сообщил о вас, — рассказывал он на ходу. — Только сейчас. А то бы я помог вам.
В небольшой землянке, куда они вошли, было чисто и даже уютно. Свет керосинового фонаря, стоявшего на самодельном столе, тускло освещал потемневшие от времени массивные бетонные стены и потолок. Вдоль стен высились, наспех сбитые двухъярусные нары. На нижних ярусах были аккуратно заправлены три постели — по числу личного состава поста наблюдения. Около входа стояли самодельная пирамидка с оружием, покрытое листом фанеры ведро с водой и посуда. Раньше это был погреб, где хранились баллоны с ацетиленом для маяка. Пришедшие сюда с первого дня войны краснофлотцы превратили его в свое жилье, а на верхней площадке маяка, в высокой белой башне, они устроили пост наблюдения.