Хроника расстрелянных островов

Комендант вызвал к себе майора Навагина.

— Прошу вас, Сергей Сергеевич, взять на себя руководство по эвакуации гарнизона, — сказал он.

— Добро, Александр Сильвестрович, — согласился Навагин. — Я сейчас же еду на пристань Лехтма.

— Поедем вместе, — предложил Константинов.

Переброска раненых на корабли продвигалась медленно. Переполненные шлюпки с трудом двигались навстречу волнам. Гребцы выбивались из сил, стараясь удержаться на бурлящей воде. К тому же немцы с Кярдлы засекли советские суда и открыли по берегу артиллерийский огонь.

К Константинову подбежал связной от майора Столярова и сообщил о наступлении противника по всему фронту.

— Держаться! Во что бы то ни стало держаться! Передайте командиру батальона, — приказал он.

Связной убежал.

— Только бы до вечера удержаться, — сказал комендант полковому комиссару Биленко, который с двумя краснофлотцами подошел из леса к пристани. — Немцы начали наступление. Эвакуацию не закончим.

— Я к Столярову, — повернул обратно Биленко.

Он разыскал командира батальона, приполз к нему в окоп.

— На ваш батальон вся надежда, — сказал полковой комиссар.

— Какой это батальон, — усмехнулся Столяров. — Одна рота лейтенанта Боданина осталась, да и в той половина покалеченных.

— Так что же теперь, отступать? — в упор спросил Биленко. — А куда отступать?

— Отступать некуда: за спиной — море, — согласился Столяров.

— Нам бы огонька артиллерийского побольше, товарищ полковой комиссар, — попросил Боданин. — Тогда бы фашистам и шагу не шагнуть.

— Будет вам морской огонек, — пообещал Биленко и поспешил на батарею Галанина…

Там он увидел Селиванова, который вместе с краснофлотцами тащил во дворик два пороховых заряда, обшитых серой парусиной.

— Руби! — скомандовал Селиванов.

Один из краснофлотцев взял топор и рассек трубчатый пироксилиновый порох на две равные части.

— Это чтобы поближе снаряд падал, — объяснил младший сержант Биленко. — Фашисты же рядом. Ближе, чем на прямой выстрел… Орудие зарядить! — подал он команду, и краснофлотцы дослали в камору увесистый снаряд и затем половинку отрубленного заряда.

— Поставить на залп!

Галанин приказал стрелять поорудийно. Один за другим выдыхали стволы орудий алые языки пламени. Звуки выстрелов больно били в уши. Рядом в лесу в гуще врагов рвались снаряды.

«Помощь Столярову оказана, — думает Биленко. — Теперь главное — удержать пристань…»

— Пошлите половину краснофлотцев на оборону Лехтмы, — приказал он Галанину.

— Мой помощник лейтенант Федоровский пойдет, — ответил Галанин. — Возьмет все вторые номера.

Биленко собрался уходить.

— Кончатся снаряды — батарею взорвать, — распорядился он.

…Бои за пристань Лехтма не прекращались ни на минуту. Красноармейцы заняли оборону в лесу. Все проселочные дороги и тропы были завалены спиленными соснами, на главных направлениях начальник артиллерии установил зенитные пушки. Противник стремился ликвидировать завалы, чтобы пустить по дорогам к пристани танкетки, но зенитчики всякий раз отбивали атаки врага.

Лейтенант Федоровский прибыл в район пристани с отрядом краснофлотцев 26-й береговой батареи в разгар боя. Противник усиленно обстреливал из минометов и орудий позиции моонзундцев.

Федоровского вызвал к себе Константинов, приехавший на пристань.

— Будете со своим отрядом обеспечивать эвакуацию, товарищ лейтенант, — приказал он. — Ваша главная задача — не допустить прорыва немцев к пристани.

— Понял, товарищ полковник.

— А прорываться они будут, — продолжал Константинов. — Так что глядите в оба. На вашей совести сотни жизней.

— Снаряды кончаются, — сказал Федоровский.

— У Никифорова тоже, — потупился Константинов и заторопился к своей машине. — До ночи держитесь любой ценой!

Краснофлотцы заняли оборону слева от дороги вместе с красноармейцами инженерного батальона.

Возле зенитного орудия Федоровский увидел начальника артиллерии. Вместе с командиром он осматривал раскаленный ствол. Федоровский подошел к зенитчикам.

— Голенький ствол, — показал ему Бранчевский. — Сгорели нарезы, расплавились.

— У нас на батарее то же самое.

— Ни в какие нормы не входит, а стрелять надо, — горестно согласился Бранчевский.

— Комендант приказал до ночи выстоять любой ценой, — передал Федоровский.

Немцы прекратили минометный и артиллерийский обстрел, взрывы слышались лишь сзади, в районе пристани Лехтма.

— Сейчас в атаку попрут, — произнес командир зенитного орудия и скомандовал: — Расчет, к бою!

Действительно, вскоре послышался шум моторов.

— Танкетки идут первыми, а за ними пехота прикрывается, — пояснил Федоровский.

Шум нарастал с каждой секундой. Открыли огонь прямой наводкой. Послышалась ответная стрельба. Застрекотали пулеметы и автоматы. Лес наполнялся гудящим шумом затяжного жаркого боя.

…К вечеру уже больше половины раненых было переправлено на корабли. На самой пристани по указанию майора Навагина погрузкой распоряжался старший лейтенант Катаев. Ему помогали краснофлотцы с 44-й береговой батареи. Противник, видя, что моонзундцы грузятся на суда, усилил прицельный огонь по пристани. Один из снарядов угодил в грузовую машину, та на ходу опрокинулась и загородила узкую лесную дорогу к Лехтме. Создалась пробка. Навагин взял с собой трех краснофлотцев и побежал к месту аварии. Машина горела, ее невозможно было стащить с дороги. Оставалось прорубать объезд лесом.

— Рубите, — приказал Навагин краснофлотцам, а сам пошел к другим машинам, чтобы успокоить тяжелораненых. До машин он не дошел: перед глазами дважды встали земляные смерчи, взрывная волна отбросила его далеко в лес…

— Майор Навагин убит! — прибежал к Катаеву на пирс краснофлотец. — Снарядом его…

Катаева ошеломило это известие. Возле пирса плюхнулся в воду снаряд, брызги залили Катаеву лицо.

— Быстрее, быстрее отходите! — поторопил он шлюпку, до отказа наполненную ранеными.

Шлюпка отвалила от пирса и тяжело пошла по узкому фарватеру в море, к катерам. Вокруг нее выросли всплески от взрывов. Один из снарядов угодил в борт, и шлюпка опрокинулась. Над пенистой волной мелькнуло несколько голов краснофлотцев — и все пропало. Только одному краснофлотцу удалось добраться до берега: волны выбросили его на покатую скалу.

У пирса грузилась еще одна шлюпка. Тяжелораненые, кто мог, сами прыгали в шлюпку. Командир шлюпки, высоченный старшина 2-й статьи, протянул руку Катаеву:

— Скорее, товарищ старший лейтенант! Приказано вас забрать.

Катаев обернулся: рядом стоял военком батареи Паршаев. Он схватил его за руку, подтолкнул к шлюпке:

— Прыгай, Иван! Быстрее…

Паршаев пытался освободиться из цепких рук командира батареи.

— Ты уходи.

— У тебя же дети, жена, — толкнул Катаев военкома на шлюпку. — А я на следующей приду…

Больше шлюпок к пристани не подходило. Немцы открыли огонь по кораблям, и те вынуждены были сняться с якорей и уйти в море на северо-запад, ближе к маяку Тахкуна.

Катаев собрал своих артиллеристов.

— Здесь нам больше делать нечего. Гитлеровцы вот-вот появятся на пристани. Идемте к маяку. Возможно, там удастся добраться до катеров.

Все, кто был на пристани, потянулись на запад. Едва отошли метров двести, как на опушке соснового леса появился Навагин. Майор, пошатываясь, брел к воде, держась руками за голову.

— Вы?! — радостно закричал Катаев, не веря собственным глазам.

— Что ж, пошли вместе к маяку, удивляться будем потом, — сказал Навагин.

…Штаб Северного укрепленного сектора спешно готовился к эвакуации.

— Жгите документы, — приказал Савельев своему шоферу краснофлотцу Доронину.

Доронин схватил в охапку бумаги и вынес их на улицу. Бросил смятые листы возле своей машины, облил их из ведра бензином и поджег.

— Кажется, все отобрано, — проговорил Савельев и вышел на улицу. — Машину тоже сожгите.

— Как?! — не понял Доронин. — Это же наша машина!