Страница 56 из 83
Мы говорили долго... Когда в 10 часов пришел Пунин и удивленно взглянул на нас, оживленных, АА как-то сразу запнулась, как бы оглянувшись на свое увлечение разговором, рассмеялась и сказала: "Я даже охрипла - столько сейчас говорила...".
Вскоре после прихода Пунина я ушел домой.
Но еще до прихода Пунина, даже до разговора, было несколько моментов, которые я хочу записать.
Во-первых, как-то вскользь говорилось о материальном положении Шилейко и Пунина. Шилейко сейчас будет зарабатывать много - к зиме рублей до 200 в месяц. Так что он будет совершенно обеспечен.
"Вы понимаете, что одинокому человеку, который тратит только на себя, это должно хватать..." И совсем тихо, как бы про себя, АА промолвила: "Я ведь у него денег не беру". Сейчас же, как бы спохватившись в том, что она проговорилась, АА быстро заговорила о другом... Да, АА денег у Шилейко не берет. И не только не берет... Я не помню, записано ли это у меня в дневнике, - я знаю, что АА сама посылала весной деньги Шилейке в Москву. (Я читал письмо Шилейко, где он благодарит АА за материальную помощь.)
Я говорю: "Неужели Пунин получает только 36 рублей?".
АА ответила: "Ну, это - в одном месте, а у него ведь несколько служб... Со всех-то он больше получает!.."
Я не знаю - сколько, но знаю, что Пунин почти бедствует.
К теме о злоязычии Шилейко...
Его злоязычие доходит до того, что "намекает" АА по поводу полученного ею письма с адресом: "Марсово Поле", что АА находится в могилах жертв революции. Потому что какое же еще жилище есть на Марсовом Поле?
Был разговор - в котором участвовал и Пунин - О Гумилеве, о возможности или о невозможности его издать и т. д.
Происходил он в спальне. Между двумя кроватями Пунин поставил ломберный стол. Сидел за ним, писал статью. Мы вошли в комнату, АА села на кровать, я облокотился на спинку кровати... Вошла Аннушка. Пунин послал ее купить на ужин маринованную селедку и две груши: одну для АА, другую для Иринки.
На днях получено жалованье...
(Между прочим, Шилейко тоже получил жалованье и сегодня устраивает у себя пьянство. Когда АА уходила из Мр. дв., там на столе стояла солидная батарея бутылок. У него соберутся его приятели - ученые, профессора. АА по этому случаю сегодня ночует в Ш. д.)
По какому-то поводу я спросил АА об отношении Николая Степановича к Гойе и Штуку... "Душенька, разве можно ставить рядом эти имена! Вы не должны забывать, что Штук... очень плох, и его нельзя упоминать вместе с Гойей..."
И ответила, что больше других Николай Степанович, пожалуй, любил Делякруа.
Когда АА принесла в столовую свои листочки с работой по Н. С., развернула их... - то обнаружила исчезновение двух экземпляров "Огненного столпа". Стала искать. Не нашла. Решила, что потеряла их, когда ехала в трамвае сюда" жалела их - они именные и, кроме того, на них нанесены все ее соображения о стихах Николая Степановича. Я хотел искать еще. Но тут уже Ахматова остановила меня, сказав, что ничего плохого не случилось, - важно только что они не пропали. А в трамвае их кто-нибудь найдет, будет читать, и это уже оправдание потери. Но еще больше АА искала книжку Виньи - которую я достал ей из библиотеки. О ней очень беспокоилась, говоря, что если потеряется эта книжка - то это ей будет очень неприятно, потому что эта книга чужая. Когда теряется своя вещь - это совершенно незначительно. И очень всегда неприятно потерять чужую вещь.
Я дал АА читать дневник мой - остальное... АА прочла и, кажется, осталась довольной тем, что я не записывают всяких ее "улыбок" и прочих "глупостей"...
Я за столом в столовой дал ей две подаренные его фотографии. АА положила их рядом, смотрела на них. Наклонилась. Потом неожиданно протянула их мне: "Не хочу надписывать сегодня...".
Сегодня АА вернула мне книги В. Гюго и Банвилля.
Я заговорил о том, что во всех воспоминаниях о последних годах Николая Степановича сквозит: организовал то-то, принял участие в организации того-то, был инициатором в том-то и т. д.
АА очень серьезно заговорила, что нельзя говорить о том, что организаторские способности появились у Н. С. после революции. Они были и раньше - всегда. Вспомнить только о Цехе, об Академии, об "Острове", об "Аполлоне", о "поэтическом семинаре", о тысяче других вещей... Разница только в том, что, во-первых, условия проявления организаторских способностей до революции были неблагоприятны ("Пойти к министру народного просвещения и сказать: "Я хочу организовать студию по стихотворчеству!"), а во-вторых, до революции у Николая Степановича не было материальных побуждений ко всяким таким начинаниям... После революции - условия изменились. Это раз. И второе - все эти студии были предметом заработка для впервые нуждавшегося, обремененного семьей и другими заботами Николая Степановича. Они были единственной возможностью - чтобы не умереть с голоду.
Разговор об отражении революции в стихах Николая Степановича...
Одно - когда Николая Степанович упоминает о быте, так сказать, констатирует факт, описывает как зритель... Это - часто сквозит в стихах... И больше всего - в черновике "Канцоны"...
И совсем другое - осознание себя как действующего лица, как какого-то вершителя судеб...
Вспомните "Колчан", где в стихах Николая Степановича война отразилась именно так. Николай Степанович творит войну. Он - вершитель каких-то событий. Он участник их... Его "я" замешано в этих событиях...
Таких стихов в отношении революции нет. Николай Степанович еще не успел осознать себя так... Такие стихи несомненно были бы, проживи он еще год-два... Осознание неминуемо явилось бы. Указанием на это является стихотворение "После стольких лет". Это стихотворение - только росток, из которого должно было развиться дерево... Но смерть прекратила развитие этого ростка.
Николай Степанович в последние годы сказал Валерии Сергеевне про Лозинского: "Мы с ним, как два викинга, пьем из одного рога, курим из одной трубки. Лозинский это моя душа!". Фразу эту... (Обрыв.)
Строки Н. Г.:
. . . . . . . . . . . мизинце
Скрепляет важные дела
Ему доверенных провинций...