Страница 7 из 14
— И хорошо жили?
— Очень хорошо, счастливо… Верьте, или не верьте, не помню ни одного серьезного конфликта в семье… Длительное недовольство домашним укладом было одно время, лет пятнадцать назад, когда сын женился и к нам жену молодую привел жить. Он, когда объявил нам о намерении жениться, мы это без восторга восприняли, не считали, что он готов для самостоятельной жизни. Он у нас и умный получился, и здоровый, и умелый, но какой-то… вечный ребенок. Отец ему сказал: «А как же аспирантура, наука? Семья, особенно в начале, требует много времени…» А он отвечает: «Подумаешь, какой-нибудь час в сутки…» И девчонку привел такую же, чашки за собой не помоет. Но добрая, все смеялась. А для Семена новый человек в доме доставлял большие неудобства. Понимаете, Семен привык ходить дома в трусах и в майке, домашние штаны натягивал, только если ждали кого-то. А тут сноха, в трусах не походишь. Квартира у нас хоть и хорошая, но советская, туалет, извините, один. Семен заберется туда с книжкой и не выходит сорок минут, да еще дверь забудет запереть… Мы с сыном приспособились к его «туалетному расписанию», а тут в доме появилась молодая женщина, нет-нет да и забудет, толкнет дверь, а там свекор сидит, то ли тужится, то ли до конца главы еще не дочитал. Или придет с работы серый от усталости, тут ему надо быстренько поесть и поспать пятнадцать минут в большой комнате на диване, а как? Уходил в спальню, ему это непривычно, заснуть не мог… Такая вот «бытовуха». Продолжалось год с небольшим. Потом мы сына с невесткой все-таки отселили, поднапряглись с ее родителями.
— После этого второй туалет сделали… — добавил я.
— Ну, да, — Майя Михайловна стрельнула в меня глазами: не много ли семейных подробностей она мне сообщила?
— Извините, но я про доходы не закончил, отвлек вас своими вопросами. При советской власти Перельмутер хорошо зарабатывал, а потом, когда все кончилось, когда зарплата была совсем маленькая? Помню, родители мои перестали масло есть, чтобы меня не объесть.
— У нас на книжке было двадцать тысяч. Как только система начала рушиться, Семен все наши деньги снял, купил правдами, неправдами американские доллары и спрятал их дома на антресолях в лыжных ботинках. Все люди свои последние заначки в МММ несли, а он в тяжелую минуту лез на антресоли.
— Мои родители в «Чару» отнесли, там деньги и остались. А я был студент-юрист и со знанием дела ваучеры всей семьи отнес в «Гермес-Союз» с тем же итогом, — поучаствовал я в рассказе о 90-х годах.
— Ну, да, про «Чару» я помню, считалось, что туда московская интеллигенция деньги сдавала, — ответила Майя Михайловна. Она помолчала, перелистнула страницу своей жизни. — А потом появились иностранные заказы и загранкомандировки. Семен сначала, как все, вез мне и невестке шубы из козьего меха, дешевый жемчуг и сувениры для украшения квартиры. А потом стал валютные командировочные домой привозить. В общем, мы не бедствовали, как другие инженеры. И сейчас у меня деньги есть, не страдаю от того, что внукам не могу ничего подарить, и у сына денег не беру.
Эту линию я подробно проработал. Ничего нет, да мне и не хотелось, чтобы тут что-нибудь было — я ловил крупную рыбу, которая на мелководье не заходит. Уж больно компактно все ложилось, все в пределах одного предприятия: и Перельмутер, и его жена, и мелкий злодей. Кстати, на этом же предприятии моя жена когда-то работала, и я на нем лекцию читал, и знакомец мой Коля Трясенков там. Все, выходим за рамки «охраняемого периметра». Начнем исследовать следующий аспект дела.
— Скажите, Майя Михайловна, вы, когда просились на работу к Перельмутеру, думали о нем, как о муже в перспективе?
— Совсем не думала, искала работу по душе, больше ничего… Когда увидела Семена, удивилась, что он такой молодой и симпатичный, и все. Думала, что и с работой-то не получится. К тому же, у меня был жених. Вернее, все считали, что этот парень — мой жених, он со школы за мной ходил. А мне он не нравился, не воспринимала его как мужчину. Не думайте, никакой близости между нами не было. Он был школьным товарищем, привыкла к нему, но замуж я за него не собиралась. Вышла бы за него, наверное, если бы не влюбилась в Семена. Так многие замуж выходят. Плохо, если к этим женщинам любовь приходит потом. Но мне повезло.
— А кто он, ваш несостоявшийся жених, что за человек?
— Фамилия его была Гусаров, он был наполовину еврей. Меня почему-то евреи любили. Сергей Маркович Гусаров. Его теперь рукой не достанешь большим человеком стал! Мальчиком он был красивым, высоким, спортивным. Но, как бы это поточнее сформулировать, внутренне суетливым. Стержня морального не было, искал где лучше, не стеснялся ничего, и был уверен, что все такие же, как он, только маскируются и стесняются. А он не стеснялся. Бросил легкоатлетическую секцию перед соревнованиями, перешел в велосипедную. Его просили подождать, говорили, что он подводит команду, стыдили. «Вы что? Там же мне гоночный велосипед дадут, если я сейчас перейду!» В конце 9-го класса стал бегать в райком комсомола, мелкие поручения выполнял, в школу записки на бланке райкома приносил с просьбой освободить активиста от той или иной учебной нагрузки. Один раз притащил удостоверение из Министерства культуры, дающее право прохода на все зрелищные мероприятия города Москвы. Мы с ним поехали в Москву, пошли в Театр на Таганке на «10 дней, которые потрясли мир» с Высоцким. По дороге учил меня: «Ты билетерше ничего не объясняй. Сунула в нос красную книжечку, и иди себе. С таким удостоверением ты настолько выше их, что вообще…»
— А где сидели?
— Стояли наверху, на балконе. Но зал в театре маленький был, все было видно и слышно. В 10-м классе Гусаров исчез на два месяца, потом в школу справку принес из военкомата. Со мной вел себя загадочно, как будто где-то большую рыбу поймал, но ничего не рассказывал, хоть и очень ему хотелось.
«Вот и Майя Михайловна про большую рыбу! — подумал я. — Кажется, «тепло», посмотрим, что будет дальше».
— Весной на улице подошли ко мне два парня, известные у нас в школе бандиты Чипок и Боряша. Подошли грозно, но спросили ласково: «Майка, ты Серегу Гусарова любишь?» — «Вы, что, говорю, это ж мой одноклассник, да он меня младше на полгода!» К такому ответу они не были готовы, смутились, сказали: «Да?..» — и ушли…
Да, похоже, Майю Михайловну мне удалось разговорить. Я стал ждать, пока она продолжит, не поторапливал.
— Гусарова от выпускных экзаменов освободили, потом мы узнали, что он поступил в МГИМО. В студенческие годы приезжал ко мне домой примерно раз в месяц. Бывало, к родителям своим не заходил, прямиком с электрички — ко мне, а меня дома нет! Сидел, с мамой моей беседовал за чаем. Удивительно, но ему, похоже, этого хватало. На третьем… или на четвертом курсе заявил маме: «Мне такая жена, как ваша Майя, очень подходит!» Мама почувствовала в этих словах такое непонятное и чужое, что вечером сказала мне: «Может, тебе и вправду не идти за него, анчутка какой-то!» То есть, черт. Гусаров говорил: кончим институты и поженимся, а пока рано. Уверен был во мне, непонятно, на каком основании. После института исчез. Прислал письмо: уезжаю в командировку на год, жди. Появился через полтора года, а я за Семена выхожу замуж. Вот тут он активизировался. По ночам орал под окнами нашей квартиры, беспокоил соседей.