На исходе дня. История ночи

Все виды искусственного освещения — лампы, фонари, свечи — помогали ослабить ночные тревоги. «Злые духи не любят запаха зажженных ламп», — провозглашал Платон. Но дело было не только в технических достижениях. Тот факт, что одни народы избегали военных действий в ночное время, а другие — нет, объясняется, без сомнения, различиями культур. Допустим, викинги имели пристрастие к ночным набегам, в чем жители европейского побережья убедились на собственном печальном опыте. Вероятно, умение противостоять ночному ужасу у древних скандинавов появилось не столько благодаря искусственному освещению, сколько из-за постоянного пребывания в темноте в долгие северные зимы. Столетия спустя английские поселенцы удивлялись тому, как необычно реагировали на темноту индейцы, обитающие на землях, расположенных вдоль восточного побережья Северной Америки. В Новой Англии Уильям Вуд советовал товарищам-колонистам не опасаться индейских атак ночью: «Они не покинут своих жилищ из-за страха перед Аббамочо (дьяволом), которого они боятся особенно тогда, когда сами имеют дурные намерения». Однако посетивший Северную Каролину Джон Лоусон сообщал, что некое местное племя «никогда не боится ночи, и их никогда не тревожат мысли о духах, как нас тревожат всевозможные страшилища и пугала, усвоенные нами с материнским молоком». В последнем, как и Локк, он винил «глупость наших нянек и слуг», которые «запугали нас в нежном возрасте своими пустыми россказнями о феях и ведьмах»8.

Множество факторов формировало общее отношение к ночи в предшествующих культурах, и в частности способы знакомства маленьких детей с опасностями темноты. Более других на восприятие темноты влияли реальные угрозы, которые веками таила ночь. Очевидно также, что с трудом поддается реконструкции хронологический порядок появления наших страхов. Нет никакой простой линейной эволюции: адреналин человеческих страхов то прибывал, то убывал. В эпоху Нового времени антипатия человека по отношению к темноте, конечно, постоянно уменьшалась, особенно в индустриальном обществе — благодаря электрическому освещению, работе профессиональной полиции и распространению научного рационализма. Но до начала промышленной революции вечер казался преисполненным угрозы. В раннее Новое время темнота пробуждала самое худшее в людях, природе и космосе. Убийцы и воры, ужасные катастрофы и адские духи таились повсюду.

Глава первая

Ужасы ночи: небесные и земные

I

Когда ночь запирает наше зрение в своем угрюмом подземелье и нам, заточенным в своих домах, нет спасения, дьявол ведет счет грехам в нашем нечестивом сознании.

 То была эра зловещих апокалипсических видений. «Наш жуткий век, о нем столь очевидно повествует Писание», — сокрушался французский писатель XVII столетия Жан-Николя де Париваль. Голод, эпидемии, смерть и проклятия. Уже в конце XV века в европейскую живопись и литературу начали проникать мрачные предположения, что физический мир столь же безжалостен, сколь мучительно непредсказуем; перефразируя слова одного более позднего писателя, скажем: мир — вечная борьба между прихотями небес и земными нуждами. Пословица XVII века с горечью это подтверждает: «Судьба человека всегда покрыта мраком». Простой смертный не мог найти спасения от преследующих его кошмаров в царстве людей, существовала лишь надежда на спасение в царстве Господа. Это была не робкая дрожь, порожденная неуверенностью, а глубокое беспокойство, вызванное опасностями и непредсказуемостью мира, что сознавали последующие поколения. «Наши предки, — отмечала одна лондонская газета в 1767 году, — полжизни проводили в борьбе за выживание… они боялись огня, воров, голода, копили богатство для жен и детей, а некоторые из них пребывали в ужасной тревоге относительно собственной судьбы в мире ином»2.

Трудно преувеличить чувство беззащитности и подозрительности, порождаемое темнотой. «Ночью мы пребываем в тени смерти, столь велики опасности», — писал автор книги «Занятия женатого мужчины» (The Husbandmans Calling; 1670). Многочисленные шекспировские персонажи пытались измерить «недра хмурой ночи» (night's «foul womb»)[6]. Лукреция восклицает после сцены изнасилования:

Тогда как небеса излучали Божественный свет, тьма предвещала мучения, ожидающие преступников после смерти. Ночь, черная как смола, кишащая чертями и демонами, зачастую приравнивалась к аду («вечной ночи») и как бы предвосхищала загробное царство хаоса и отчаяния. В «Бесплодных усилиях любви» (1598) король Наварры выражается так:

Действительно, некоторые богословы были убеждены, что Бог создал ночь как доказательство существования ада. «Словно лик преисподней», — описывал наступление сумерек венецианец XVII века.

Ночь безжалостно лишала мужчин и женщин зрения, самого ценного из всех органов чувств. Даже слух или осязание не позволяют человеку управлять ситуацией в той мере, в какой это допускает зрение5. Возможно, значимость его была бы не столь исключительна, будь человеческие сообщества раннего Нового времени менее зависимы от личных взаимодействий. Но общины, как в сельской местности, так и в городской среде, представляли собой небольшие традиционные сообщества, в которых ведущую роль непосредственно играли личные связи. Зрение позволяло людям оценивать характер и поведение — жизненно важные аспекты личности. Манера держаться, осанка и выразительность взгляда обнаруживали внутреннюю сущность человека. Один польский аристократ XVII века утверждал: «Что вы видите, когда простак или трус пытается сказать нечто дельное? Он ерзает, вертит руками, теребит бороду, кривит лицо, стреляет глазами и разбивает каждое слово на три. Благородный человек, напротив, отличается ясным умом и хорошей осанкой; ему нечего стыдиться»6. Одежда делала социальные различия более контрастными. В некоторых городах законодательством, регулирующим расходы, носить шелк и атлас разрешалось только знати. Да и не важно, была ли одежда простой или экстравагантной: ее фасон и цвет несли информацию о возрасте, роде занятий, социальном статусе владельца7.

6

Перев. Е. Бируковой.

7

Перев. Б. Томашевского.

8

Перев. М. Кузмина.