Страница 18 из 130
В большинстве случаев поджигатели руководствовались не социальными или политическими мотивами, а личными обидами. Но если речь шла о слугах и рабах, то эти мотивы порой переплетались. В 1538 году в Германии сгорела община Лутц, после того как бывший узник городской тюрьмы поджег собственный дом. «Сегодня ночью я должен отплатить за дружбу жителям Дутца», — предварительно оповестил он свою семью. В результате пожара, поглотившего однажды поздней ночью амбар в Глостершире, была арестована девушка-служанка: в ее фартуке оказалась спрятанная головешка. Признавшись в преступлении, она заявила, что ей не нравилось ее «место» и она хотела, чтобы ее отпустили71.
Пожар потушен, но на этом страдания погорельцев не заканчивались. Решающий удар наносился следом. Сумев глубокой ночью избежать гибели от дыма и огня, выжившие сталкивались с тем, что те немногие пожитки, которые они смогли спасти, попросту разворовывались. Кражи на пожарищах были повсеместны и чаще совершались не поджигателями, а просто зеваками — «воришками по случаю» (fire-priggers), которые тащили ценности под предлогом помощи в спасении имущества смятенных жертв. Этот вид воровства был настолько распространенным, что в 1707 году парламент издал закон против тех «злонамеренных личностей», которых застают за «воровством и мародерством обитателей» сгоревших домов. Поколением позже ситуация не изменилась, подобного рода кражи были обычным делом и для американских колоний. «На пожаре многое было украдено», — сообщала в 1730 году Pe
Таким был ночной ландшафт в раннее Новое время — отталкивающее зрелище, где царили четыре всадника ночного апокалипсиса: смертоносные пары, дьявольские духи, природные бедствия и человеческая порочность. Они составляли основу самых страшных ночных кошмаров человека. В отличие от войны, голода и эпидемии, то есть катастроф, имеющих периодическую природу с длительными интервалами, эти угрозы были непрерывным источником тревоги для большинства семей.
Разумеется, насилие, огонь и другие ужасы не были cyгубo ночными явлениями; ясно, что в ту суровую эпоху жизнь и имущество подвергались риску в любое время суток. Однако не оставляет сомнения то, что самая страшная угроза личной безопасности возникала в ночные часы. Опасности, которые днем были спорадическими, ночью возрастали числом и отличались своей жестокостью. «Ужасы ночи, — объяснял Томас Нэш, — больше ужасов дня, ибо грехи ночи превосходят грехи дня»73. Никогда раньше в истории Запада, по крайней мере со времен Христа, ночь не казалась такой зловещей. В эпоху, сменившую Средние века, сохранялась постоянная угроза стать жертвой преступников, но при этом увеличились масштабы опасности, исходившей от злых духов и огня.
Удивительно, но с первыми признаками наступления сумерек мужчины и женщины не мчались сломя голову в свои постели, предварительно погасив из предосторожности все огни. Несмотря на ночные кошмары, на страх перед демонами, разбойниками и ядовитыми испарениями, многие люди не укрывались не только в своих спальнях, но даже в своих домах. Вместо этого ночью они работали и развлекались. В 1696 году один швейцарский пастор жаловался: «Вечером, когда садится солнце, скот возвращается с полей в стойла, птицы в лесах умолкают, один лишь человек действует глупо вопреки природе и общему порядку вещей»74.
Часть вторая
Законы природы
Сцена в воровском притоне (Проститутка выдает своего сообщника властям). Из серии «Прилежание и леность» (1747). Гравюра Г. Фернелла с живописного оригинала У. Хогарта.
Прелюдия
Не будь тьмы, человек не ощутил бы своего порочного состояния.
В эпоху раннего Нового времени на чреватое опасностями царство ночи едва ли распространялась дежурная бдительность Церкви и государства. Большинство важнейших светских и религиозных институтов, жизненно необходимых для поддержания общественного порядка в европейских городах и деревнях, с наступлением ночи уже не действовали. Суды, городские советы и церкви, куда простой люд обращался, чтобы разрешить свои споры и защитить жизнь и имущество, закрывались; судьи, олдермены[22] и церковные старосты, придя домой, скидывали свои облачения, а вместе с ними и груз дневных обязанностей. «Недвижная деревня спит, в дрему погрузившись», — писал поэт Томас Оокстон2.
С наступлением сумерек, по мнению светских и церковных властей, прекращалось и время дневных работ. В повседневной жизни, во избежание опасности пожара или возможного ущерба качеству изделий, большинству ремесленников приходилось тушить свечи и гасить огонь в очагах. Но, кроме того, следовало подчиняться и небесной воле. Ночь требовала отбросить житейские заботы мира земного. Люди, как полагали власти, должны обратиться к Богу посредством молитв и размышлений. На ценность ночной молитвы указывали Отцы Церкви — Игнатий, Иероним и Кирилл Иерусалимский. О том же говорил и испанский мистик XVI века святой Хуан де ла Крус. В стихотворении «Темной ночью» он провозглашал: «Вожатый мой, о ночь, / Ночь, что желанней рассвета». Тьма и одиночество, закрывая людям глаза и уши, открывали их умы и сердца Божиему слову. Вечером, повествует епископ Джеймс Пилкингтон, «чувства не увлекаются фантазиями, а ум пребывает в покое». Ночью молитва обретала особую значимость, ибо в это время царствует Сатана, и люди, отправляясь в постели, вверяют себя попечению Создателя3.
Тьма предназначена в основном для отдыха. «День видит труд с заботой, а ночь — покой и мир», — писал иезуит Даниэлло Бартоли в своей работе «Досуги мудреца» (La Ricreazione del Savio; 1656). Ночной сон придавал верующим силы для дневных трудов. Один пуританский священник наставлял свою паству, утверждая, что сон не должен избегать «положенной ему поры», дабы «мы могли лучше служить Господу и своим ближним». Отвергать отдых — значит бросать вызов Божественному провидению, а также вредить собственному здоровью. Те, кто превращает ночь в день, утверждал преподобный Джон Клейтон, подвергают опасности как свои «принципы», так и свое «тело»4. В равной мере опасно пускаться в неоправданно рискованные путешествия, отправляясь навстречу «всем злоключениям и напастям, которые случаются ежеминутно». «Постарайтесь не покидать дом ночью, — советовал монсеньор Сабба да Кастильоне, — разве только в случае крайней необходимости»5.
Для властей предержащих высшее предназначение ночи состояло в возможности ощутить великолепие земного рая Господнего. Есть ли иной, лучший путь осознания того, сколь чудесна дневная жизнь, чем созерцание черного мрака ночи? Для людей той эпохи самым плодотворным способом исследования предмета было изучение его противоположности. По наблюдениям писателей, в соответствии с Божественным замыслом, ужасы тьмы ярче оттеняют жизненные блага. «Хранимое от опасностей ночной поры» человечество просыпается каждое утро, дабы лицезреть «красоту и порядок мироздания». «Не будь на свете ночи, я полагаю, что никто / Не знал бы точно, что такое день», — утверждалось в "Видении о Петре Пахаре». Позже эти слова не раз повторялись последующими поколениями. «Бог посылает нам ночь, чтобы сделать нас детьми дня» (курсив мой. — А. Р. Э.), — объявлял священник из Новой Англии6.
Таким образом, основное значение ночи, если не брать в расчет молитву и отдых, состояло в отрицании мира бодрствования. Поэтому неудивительно, что на лунатиков исстари смотрели со священным трепетом. Неудивительно и то, что никто особенно не заботился, чтобы ночью сделать большие дороги безопаснее и пригоднее для путешествий. И дело здесь не в безразличии или бездействии со стороны властей, поскольку, так или иначе, ночь все же вызывала серьезную озабоченность. Однако, вместо того чтобы превратить ночь во время более пригодное для существования, власти намеренно предпочитали ограничения и запреты. Чем меньше людей на улице, тем лучше. Ночь — ничейная «земля». Такой, по крайней мере, она виделась светским и религиозным властям.
22
Олдермен — выборный член городского Совета.