Страница 13 из 130
Ремесло взломщика требовало тщательного планирования, поэтому многие преступники объединялись в профессиональные банды и, что хуже всего, нападали на спящих, то есть беззащитных и безоружных, людей. Некоторые бандиты — их называли «черномазыми» (smudges) или «ночными воришками» (night-sneaks) — забирались днем в дома и оставались под кроватями до тех пор, пока семья не укладывалась спать. «Простак храпит» — на уличном жаргоне это означало, что жертва спит. Любая дверь в темное время суток представляла собой вход. Большие дома были особо заманчивыми для разбойников: в них проще попасть и из них можно больше унести с собой. «Мой дом очень опасен, — жаловался Пепис, — существует столько разных способов проникнуть в него»17.
Никто не давал гарантии тому, что во время кражи удастся избежать насилия, так как семья могла проснуться и попытаться оказать сопротивление незваным гостям. Не всякий взломщик легко проникал в дом: он не всегда мог взломать дверной замок (это искусство именовалось «черным ремеслом» (black art) или открыть окна железными прутьями. Как следует из самого термина «взлом» (housebreaking), двери иногда вышибали, а ставни ломали. Такие грабежи, как, например, случай в графстве Корк, когда воры бесшумно вытащили оконную раму из стены, были редки. После вторжения в лондонский дом в 1734 году один из злоумышленников рассказывал: «Я выдернул замок из двери в погреб с помощью долота, но это наделало много шуму. Посмотрев наверх, мы увидели свет в окнах и, испугавшись, что люди там встревожены, отошли немного». Воры вернулись, как только свеча погасла, а семья снова уснула18. Необычные звуки, несомненно, внушали ужас каждому обитателю дома. Как и «все богатые и скупые люди», Пепис начинал волноваться, как только в доме оказывалась крупная сумма денег. Однажды ночью, когда у него на руках была тысяча фунтов, он «покрылся холодным потом», едва заслышав какой-то шум, «вспотел еще сильнее», пока почти не «превратился в воду». Автор памфлета «Повешение не является достаточным наказанием» (Hanging, Not Punishment Enough; 1701) подтверждал, что взломщики наводят «ужас больший, чем можно себе вообразить»19.
Несмотря на риск быть казненным в случае поимки, кражи со взломом привлекали значительное количество жадных до быстрой наживы. В домах было много вещей, которые лотом охотно приобретали скупщики краденого, например столовое серебро и ювелирные украшения. В предместье Лондона, в Саррее, менее 10 процентов грабежей приносили доход в 10 фунтов каждый, тогда как четверть краж со взломами имела такую же и даже большую прибыль. Случалось добыть и воистину царские суммы — в несколько сотен фунтов. «Сегодня ночью у нас был хороший улов», — заверял сообщника лондонский взломщик в 1707 году, на что его товарищ выразил надежду, что «завтра ночью улов будет еще лучше». Банда взломщиков бахвалилась перед карманником Ричардом Оуки: «Мы навещаем „трущобы", когда все „беднячки" в высшем свете [то есть вламываются в дом, когда это безопасно], и получаем за одну ночь больше, чем ты за целый месяц». В Женеве один взломщик был настолько жаден, что совершил две кражи с интервалом в два часа из спальни с двумя хозяевами, несмотря на то что жертвы проснулись и преследовали его после первой попытки20.
В начале XVI века кражи со взломом стали считаться в Англии особым преступлением, отличным от краж из домов в дневное время, по причине того, что представляли повышенную угрозу. В Саррее в период между 1660 и 1800 годом соотношение между количеством привлеченных к суду взломщиков и количеством домушников было четыре к одному. В своем стихотворении «О темноте» Хамфри Милл высказывал мнение, что воры готовы «врываться в дом лишь по ночам, / Когда ты в доме сам, а все семейство спит». В XVII веке в Авиньоне говорили, что его жители «каждую ночь трясутся, как бы разбойники не залезли к ним в окно». В 1715 году посетивший Орлеан путешественник сообщал о частых кражах со взломом, о том же говорил и странствовавший по Испании Генри Суинберн21.
Кражи со взломом были известны и в сельской местности, хотя происходили реже. В Восточном Сассексе с 1592 по 1640 год в судах рассматривалось 67 таких случаев (9 процентов от всех краж). Эти преступления чаще принимали жестокие формы. Типичными были банды, состоящие из полудюжины и более членов, равно как и насильственные вторжения, которые иногда называли «пламя и буря» (faggot and storm). Деревянные двери выбивали таранами, ставни разносили вдребезги дубинами. В плетеных и мазаных стенах прорезались зияющие дыры. В 1647 году сразу девять воров ворвались в йоркширский дом Сэмюэла Сандерленда. Связав всех членов семьи и прислугу, они скрылись, прихватив 2500 фунтов стерлингов. Банда Хейлс — Берли в Мидландсс на пике своей мощи состояла не менее чем из сорока человек, вооруженных луками и пистолетами22.
Некоторые банды, орудующие на континенте, могли похвастаться несколькими сотнями членов. Французские бандиты, известные как «истопники» (chauffeurs), имели дурную славу в связи с тем, что пытали огнем. Даже деревни, расположенные далеко друг от друга, не были в безопасности от налетчиков. В сельской местности бандитам помогала скрыться не только темнота, но и расстояние. «Что толку кричать: „На помощь! Убивают!" — сетовал один писатель. — За то время, пока эта помощь подоспеет, можно совершить дюжину убийств». Показательно, что в урбанизированных провинциях Голландии ворам приходилось рыть туннели под дверями и прорезать дыры в крышах, но и в сельских районах Брабанта банды воров грабили дома и измывались над семьями совершенно безнаказанно. Голландский суд в 1620 году объявил, что кражи со взломом были более опасны в открытой сельской местности, «где люди менее способны защитить себя от воров и насилия, чем в замкнутом пространстве городов». Немецкий трактирщик с окраины Оберау приветствовал строительство кузницы неподалеку, поскольку, будучи «совсем один каждую ночь, он опасался нападения злых людей»23.
Наиболее часто кражи совершались в период с поздней осени до ранней весны, когда остро ощущалась нехватка продовольствия, а ночи были длинными. Еще в XIII веке венецианский служащий с беспокойством писал об «этом времени долгих ночей», и эта тревожная тенденция сохранялась на протяжении всего раннего Нового времени. «Сезон, когда в основном вламываются в дома, — это зима с ее долгими ночами», — обращал внимание Даниель Дефо. Прохожие, если им приходилось бежать куда-то по поручениям с закатом солнца или возвращаться в темноте домой, также становились привлекательными мишенями. «Именно тогда и совершается большая часть убийств, грабежей и других опасных „столкновений"», — заметил парижанин в 1643 году24.
Но воры в любое время года ценили ночь, когда естественного света было мало или не было совсем. На жаргоне матерых преступников выражение «добрая темень» (a good darky) означало «подходящую для их промысла ночь». Наименее желанными были ночи, когда светила полная луна — болтун» (tattler). Чарльз Доррингтон отказался участвовать в ограблении ночного дилижанса близ Ноттингема, поскольку «было слишком светло». В некоторых случаях «луна, светившая слишком ярко», заставляла преступников сомневаться в успешности взлома, как это было с лондонским вором Джозефом Дэвисом и его партнером. Они собрались с силами лишь однажды ночью, напившись допьяна бренди. Но даже в те вечера, когда ярко светила луна, городские воры всегда могли в качестве укрытия использовать переулки, дворы и ниши. «Действительно, была лунная ночь, — свидетельствовала жертва нападения в 1732 году, — но меня ограбили на темной стороне улицы». На печально знаменитой большим количеством грабежей Хэмпстедской дороге, ведущей из Лондона, банда стащила человека с лошади, чтобы обчистить его за стогом сена, «потому что тогда была лунная ночь»25.
Преступники предпринимали и дополнительные меры, чтобы остаться неузнанными. Они красили лица черным, а некоторые надевали шляпы и тяжелые плащи даже в теплые летние ночи. Йомен[17] из Пенрита Джон Нельсон, в спальню которого в августе 1738 года проникли двое взломщиков, описывал одного как «довольно высокого, в плаще темного цвета и в шляпе, надвинутой на глаза, а другого — меньше ростом, в белом плаще всадника и накидке, застегнутой под подбородком, а также в шляпе, надвинутой на глаза». Воры изменяли свои голоса и в самых крайних случаях использовали «темные фонари», которые пропускали свет только с одной стороны26. Если во время ограбления или кражи со взломом происходили стычки, то они немедленно гасили свет, которым располагали жертвы. «Мальчишек-проводников», освещавших пешеходам проход по улицам города, валили с ног в первую очередь. Лампы и фонари разбивали, свечи задували, факелы гасили. «Закрыть глаза, к черту, и погасить огонь, а не то вышибем мозги» — такова была часто повторяющаяся команда, равно как и требование молчать, чтобы крики о помощи не разнеслись в темноте27.
17
Йомен — свободный и владеющий земельной собственностью крестьянин, приближающийся по своему положению к низшему дворянству.