Страница 35 из 55
Слова его будоражили воображение. Перед ней открылось множество манящих картин. Все зависит сейчас от ее энергии.
С новой радостью любовалась она нарядной солнечностью шумных улиц. Ветер толкал в спину, делал шаг легким, летящим.
Прощаясь, Ипполитов поцеловал ей руку. Впервые в жизни ей целовали руку. Это было необычно и радостно, так же, как и весь этот счастливый и тревожный день, и солнце, и город, и пришедшая к ней решимость.
После совещания у директора положение Лосева на заводе заметно пошатнулось.
Это было одно из обычных рабочих совещаний, и в числе прочего там разбирался вопрос о ходе работы над «Ропагом».
Логинов выслушал главного инженера, затем Лосева, затем технологов, которые всячески оправдывались, сваливали вину на Сизову. Кое-кто, в частности технолог механического Колесов, пытался защитить Сизову, искал смягчающих обстоятельств, но это не произвело впечатления.
Вопрос казался предрешенным. Лосева теперь занимало одно: каким образом станет выворачиваться директор? Будет ли он оправдываться, каяться, сманеврирует, пойдет на мировую? При всех случаях Лосев считал свою победу обеспеченной.
Стоило объявить действия Сизовой вредными, опасными, и никто не рискнет показать то полезное и нужное, что есть в ее работе. Критиковать любое новшество всегда безопасней, чем защищать его. Тот, кто требует строгости и наказания, находится в более выгодном положении, нежели тот, кто требует внимания и помощи.
Выслушав всех. Логинов как ни в чем не бывало подытожил техническую сторону дела и пришел к выводу, что схема себя оправдает, надо придать группе Сизовой инженеров из центральной лаборатории, работы форсировать. Программник — это не прихоть Сизовой или институтских ученых. Это требование стремительно растущей техники. Производство все чаще нуждается в быстрой перестройке для перехода с одного вида продукции на другой. Нужно маневренное, гибкое оборудование.
Лосев все еще не понимал, чем это кончится, но тут Леонид Прокофьевич улыбнулся и сказал:
— Что же касается Сизовой, то после всех неудач ее можно вместо врио утвердить руководителем группы. Поскольку она многому научилась. Опыт неудач в технике — тоже ценный опыт. Кроме того, она имеет мужество рисковать. Без риска нет творчества. Мы излишне страшимся риска, поэтому следует поощрять таких инженеров, как Сизова.
И вдруг все заулыбались, обрадованные внезапным поворотом дела. Никаких расследований, взысканий, последствий… Все, что случилось, предстало обычным, естественным: во всяком новом деле бывают производственные трудности. Каждый невольно припоминал собственные неудачи.
Возникло какое-то веселое и смущенное недоумение: как они могли поддаться подозрительности, скандалу, когда, в сущности, с самого начала все было просто и ясно: автоматизация должна продолжаться как можно шире, и никто лучше Сизовой эти работы вести не сможет.
Уверенность Логинова словно парализовала Лосева. Он никак не мог понять, заручился ли Логинов поддержкой в обкоме, либо он действует на свой страх и риск? Почему он не использовал удобного случая обрушиться на Лосева? К защите Лосев был готов, но неожиданно он получил удар с другой стороны.
Нападение произвел Ипполитов: отдел главного механика безобразно обеспечивает работы материалами: если бы не цеховые комсомольцы, которые героически проштурмовали заказ, план завода мог сорваться, и соцобязательства провалились бы. Он скромно подчеркнул: «цеховой комсомол», — но получилось так, как будто за всем этим стоял он, начальник цеха. Ипполитов вспомнил о первом совещании по «Ропагу». Уже тогда отдел главного механика выступал против проекта («Леонид Прокофьич помнит, как мы там спорили с Лосевым»). Таким образом, эта линия тянется давно. Отдел боится внедрять всякую сколько-нибудь сложную технику…
…И Лосев тоже вспомнил то совещание. Как все страшно переменилось с тех пор! Логинов стоял тогда перед ним в куртке мастера, и Лосев мог кричать на него и выставить его из кабинета. Но, может быть, самым грозным признаком перемены было отступничество Ипполитова. С тем же нагло-ясным лицом, с той же задушевной болью в мягком голосе Ипполитов говорил сейчас совершенно обратное тому, что говорил до сих пор. Он беззастенчиво смотрел на Лосева, и взгляд его был осуждающе-сочувствующий, точь-в-точь такой же, каким он несколько дней назад смотрел на Сизову.
Претензии Ипполитова к отделу главного механика подхватили начальники других цехов. То и дело раздавалось: «Правильно требует Ипполитов», «Пора заняться механизацией», «Ипполитов прав!» И таким образом Ипполитов снова оказался впереди.
Когда совещание кончилось, Лосев попробовал было усовестить Ипполитова. Тот нисколько не смутился. «Я вас должен ругать, — спокойно возразил он, — вы меня вовлекли в это грязное дело. Вы совершенно не учитываете обстановки, вы раб своей ненависти к Логинову и Сизовой».
Лосев не спорил, не угрожал, — не к чему увеличивать число своих врагов.
С тех пор началось.
Цеха настойчиво выдвигали проекты, в свое время забракованные и отставленные Лосевым. Внутри отдела группа молодых инженеров подняла шум по поводу новых суппортов, забракованных Лосевым еще полгода назад. Даже Абрамов, конфузливо комкая в руках свой заячий треух, заявил, что вряд ли стоило заказывать специализированный шлифовальный станок, поскольку есть возможность приспособить старый.
Логинов молчал. Но Лосев постоянно чувствовал на себе его внимательный, выжидающий взгляд. Лосев жаждал, чтобы Леонид Прокофьевич вмешался, тогда Лосев мог бы заявить, что директор ему мстит за прошлое. Но Логинов молчал, и Лосев раскусил его дьявольский план: уничтожить Лосева чужими руками, создать условия, при которых Лосев не сможет работать, показать его техническую несостоятельность, выжить с завода.
Руководя отделом, Лосев выработал для себя правила, которые он применял в своей борьбе за существование: нельзя допускать появления конкурентов, то есть знающих, хороших механиков: выдвигать надо людей бесталанных, малосведущих или чем-то подмоченных, такие будут держаться за свою должность, исполнять все, что угодно. Сила состоит в том, чтобы пользоваться слабостями других. Важны не знания станков, технологии и т. п., важны отношения с начальством: как ты расцениваешь своих подчиненных, так и главный инженер и директор расценивают тебя, поэтому до поры до времени не высовывайся, не старайся блеснуть своей инициативой и эрудицией. Посредственность всегда всем приятна. Важно исполнять, а не предлагать. Нововведения, рационализация — все хорошо, все надо поддержать, если их можно засчитать себе в актив, подключить к ним начальство. Работать надо так, чтобы никого там, наверху, не беспокоить: важно мнение сверху вниз, а не снизу вверх…
Лосев выработал себе немало этих правил и успешно пользовался ими при старом директоре. Еще полгода назад они срабатывали и на нынешнего главного инженера. Однако с тех пор, как секретарем выбрали Юрьева, как вернулся Логинов, правила все чаще оборачивались против Лосева. Он утешал себя: все это временно, все вернется к прежнему.
Но время шло, а он терял одну позицию за другой. Цеха расширялись, вводились новые производства, на отдел главного механика наседали со всех сторон. Лосев бросился в партком — советоваться, согласовывать. Раньше в затруднительных случаях ему всегда помогала ссылка на партком, на установки, на указания. Уже то, что он ходил, спрашивал мнения, советовался, пускай по мелочам, создавало какую-то взаимную ответственность.
Раз-другой Юрьев терпеливо выслушал Лосева, подсказал, а потом ошарашил: «Если тебе так трудно, что даже с этой чепухой не справишься, то давай обсудим на парткоме, что там у тебя творится».
Лосев отлично понимал, чем грозит обсуждение на парткоме в присутствии инженеров его отдела. Необходимо было найти какой-то иной ход.
Беспечно улыбаясь, он выдержал испытующий взгляд Юрьева. Какое счастье, что можно укрыться за перегородкой лба! И никто понятия не имеет, что происходит там, внутри: опасения, мстительные расчеты, ненависть…