Клиника любви

Он открыл шкаф, достал оттуда кожаную куртку и стал неловко укладывать в пакет.

— Я помогу, — прошептала Наташа, чувствуя, как внутри ее разливается серная кислота.

— Спасибо, справлюсь сам.

— Митя, прошу тебя, давай поговорим…

Он пожал плечами:

— О чем говорить? Или ты хочешь рассказать, что сделала это ради спасения ребенка от голодной смерти? А как еще можно оправдать тебя, я не знаю.

— Голодная смерть Петьке не угрожает, но я действительно сделала это ради него! Не хочу, чтобы он нуждался…

Не зря ей так не хотелось сниматься в этой рекламе!.. Но ей и в голову не приходило, что фотографию может увидеть Митя!

Наташа села на диван и закурила. Ей хотелось закричать, броситься Мите под ноги, не выпустить его из дома, но она знала: все это бесполезно.

Какая ужасная насмешка судьбы! Если бы Митя решил уйти от нее хотя бы на месяц раньше, до того как сделал ей предложение! Если бы у них не было последних недель, как солнечным светом, наполненных нежностью! Она узнала, что такое счастье, только для того чтобы немедленно потерять его.

— Митя, прости меня, — тихо попросила она.

Он уставился в распахнутый шкаф.

— Ты ни в чем не виновата, — глухо сказал он, не оборачиваясь. — Просто раньше я не знал, что ты способна сниматься в порнухе, а теперь узнал. И принять этого не могу. Я очень прошу тебя, Наташа, обойдемся без истерик. Что бы ты ни сказала, это не изменит моего решения.

Сейчас он был прежним Митей, холодным и безжалостным человеком, тем мужчиной, с которым она познакомилась и которого полюбила. Словно и не было в нем никогда этой нежности последних недель, когда он целовал Наташин живот, смеялся и шептал, как сильно любит ее… Неужели все это ей просто приснилось? Тот Митя простил бы ее. Или тогда он примерял на себя чей-то чужой облик и прикидывал, сможет ли измениться, стать таким на самом деле?..

Докурив, она поднялась с дивана и достала из шкафа аккуратную стопку отглаженных Митиных рубашек. Сложила в дорожную сумку, сверху положила его рабочие бумаги.

— Спасибо.

— Митя, умоляю тебя, — не выдержав, Наташа схватила его за руки, — если ты хоть немного любишь меня…

Он отвернулся и поджал губы.

— Еще раз прошу не устраивать сцен. Поверь, я хотел простить тебя, правда, хотел. Но не смог.

Он стряхнул с себя Наташу, взял сумку и вышел в прихожую.

Она побежала за ним, но Митя шел прямо к двери.

Когда дверь за ним захлопнулась, Наташа увидела оставленные у зеркала Митины ключи от ее квартиры. Она села на пол и дала волю слезам.

Нарыдавшись, Наташа немножко побилась головой о стенку, чтобы прийти в себя. Ей было нечем дышать, казалось, что из квартиры внезапно выкачали воздух. А ведь нужно было идти за Петькой, кормить его, слушать рассказы о школьной жизни и при этом улыбаться! Вместо этого ей хотелось выть, может быть, кататься по полу, царапая себя за горло… Наверное, тогда ей стало бы легче, но ничего подобного она себе позволить не могла.

Как сомнамбула, она добрела до кухни, достала из холодильника бутылку какого-то алкоголя и сделала несколько больших глотков.

…Нет, сейчас она никого не может видеть!

Она с трудом вспомнила и набрала Санин номер. К счастью, подруга была не на дежурстве.

— Ты не могла бы сегодня забрать Петьку из школы и посидеть с ним? Я хочу напиться.

— Конечно, заберу. Что-нибудь случилось?

— Да… Митя меня бросил.

— Наташа!

— Я пока не готова это обсуждать. Поэтому без комментариев, хорошо?

— Ну конечно, Наташа!

— Спасибо.

Положив трубку, она допила то, что оставалось в бутылке, оделась и отправилась на улицу. Злосчастный журнал Наташа сунула в сумку. Чтобы он не попался на глаза еще и Петьке, она собиралась выбросить его в первую же урну.

Достав ключи от машины, Наташа повертела их в руках. Перспектива сесть за руль пьяной и попасть в аварию со смертельным исходом показалась ей очень заманчивой. Ведь жить с такой болью в сердце невыносимо!..

А что ее ждет в будущем? Одинокие дни и ночи, случайные ухажеры, безденежье, какая-нибудь дурацкая работа… Да, она отвечает за своего ребенка, но что она может дать ему теперь? А Елошевичи Петьку не оставят, за это она спокойна.

Но все же она была недостаточно пьяной, чтобы осуществить свое намерение. К тому же, если она устроит ДТП, могут пострадать другие люди — довольные жизнью и вовсе не собирающиеся сводить с ней счеты…

В результате она остановила такси и отправилась на Большую Конюшенную. Там было ее любимое тихое кафе, стилизованное под чайный домик и посещаемое в основном студентами. В этом кафе Наташа собиралась напиться.

Когда Саня позвонила ей на мобильный, Наташа, прежде чем найти его в своей сумке, несколько раз ее уронила. Судя по голосу, она была абсолютно пьяна. Все же Сане удалось выяснить, где находится ее подруга. Потом она перезвонила отцу и обрисовала ему ситуацию, правда, не объясняя причин Наташиного экстремального поведения. Анатолий Васильевич как раз принял душ и собирался усесться в халате перед телевизором, но, выслушав взволнованное сообщение дочери, только вздохнул и обреченно уточнил местонахождение Наташи.

Кафе располагалось в подвале жилого дома и имело очень скромную вывеску, поэтому Елошевичу пришлось побегать по кварталу, прежде чем он обнаружил вход.

Он опасался, что для возлияний Наташа выбрала какое-нибудь пафосное место с охранниками и фейс-контролем, куда его могут попросту не пустить. Но нет, по виду кафе оказалось не слишком дорогим, с уютным интерьером и тихой психоделической музыкой. Что-то похожее он видел в американских фильмах про Вьетнам.

Наташа сидела в углу. На столике перед ней стоял стакан, содержимое которого она не глядя яростно перемешивала соломинкой. Наташин взгляд был неподвижно устремлен вперед. Вместо глаз были две черные дыры.

Рядом с ней ерзал молодой, но уже потасканный хмырь. Повернувшись к Наташе, он что-то говорил, при этом избыточно жестикулируя. Судя по выражению Наташиного лица, она его не слышала.

Анатолий Васильевич пару минут понаблюдал за этой сценой и решительно подошел к столику.

— Отвали, убогий, — бросил он хмырю, сел и достал сигареты.

Наташа стала молча разглядывать Елошевича.

— Дядя Толя? Что вы здесь делаете? — нетвердо выдавила она из себя после продолжительной паузы.

После этих слов пребывавший в раздумье хмырь счел за лучшее тихо ретироваться.

— Я приехал за тобой. Собирайся.

Наташа откинулась на спинку кресла и вообще как-то растеклась по нему.

— Нет, я останусь здесь. А вы идите. От меня все уходят. Митя ушел… Так что свадьбы не будет.

— Все образуется. — Анатолий Васильевич так и думал, что Наташины «неприятности», как выразилась его дочь, связаны с женихом. — Это у него предсвадебная лихорадка, такое бывает. Побесится и вернется. Может, он уже ждет тебя дома, а ты здесь сидишь.

Она энергично покачала головой и в три глотка выхлебала содержимое своего стакана.

— Он не вернется. Никогда. И я сама в этом виновата… Пойду возьму еще выпить. Вы будете?

— Сиди уж, я сам принесу.

Подойдя к стойке, первым делом Анатолий Васильевич попросил Наташин счет и внимательно изучил его. Она весь вечер пила какие-то дикие коктейли, и сумма набежала большая. Вздохнув, Елошевич расплатился по счету и заказал сто граммов сухого мартини для Наташи и кофе для себя.

— Я снялась в порнухе, — с вызовом сообщила Наташа, когда он вернулся. — И Митя меня не простил.

Не зная, что сказать на это, Елошевич погладил Наташу по руке. Он всегда знал, что карьера модели до добра не доведет, но какой смысл говорить это теперь?

— Не рассказывай, если не хочешь.

— Да что там! Я еще и показать могу! — Неловким жестом она выхватила из сумочки журнал.

Услышав слово «порнуха», он ожидал чего-то гораздо худшего, чем эта фотография в журнале. Но, взглянув на нее, почувствовал настоящую боль. Он и не подозревал, что ему будет так больно на это смотреть…