Страница 14 из 14
Барона Александра Эдуардовича фон Роппа, потомка древнего рыцарского рода, Ризнич пригласил из «клуба самоубийц», как тогда называли дивизию траления Балтийского моря. Лейтенант фон Ропп командовал в ней тральщиком № 1 и весьма отличился при тралении Моонзунда. До того Ропп служил на крейсере «Аскольд», штурмовавшем вместе с английской эскадрой дарданелльские форты.
Еще раньше — в 1908 году—мичман Ропп вместе с другими моряками линейного корабля «Слава» и всей гардемаринской эскадры участвовал в спасении жителей Мессины, разрушенной мощным землетрясением. На мундире его рядом с орденом Станислава поблескивала серебряная итальянская медаль «За оказание помощи в 1908 году в Сицилии и Калабрии»...
На флоте служил и его родной брат фон Ропп 2-й, оставшийся после Гражданской войны в Бизерте.
Подводный стаж Александра фон Роппа был невелик: в январе 1915 года он был назначен в бригаду подводных лодок для прохождения краткосрочных офицерских курсов подплава. Затем стажировался на подводных лодках «Кайман» и «Крокодил». Однако полностью курс подготовки не прошел — был отчислен из бригады по состоянию здоровья и назначен на дивизион подводных лодок особого назначения.
Вахтенный начальник подпоручик по адмиралтейству Михаил Алексеевич Мычелкин прошел все ступени флотской службы: матрос, кондуктор, офицер. Немало морей избороздил он на своем веку. Воевал во время боксерского восстания в Китае на канонерской лодке «Сивуч». Участвовал в штурме крепости Таку в 1900 году. Первую мировую встретил на крейсере «Жемчуг», ходил на нем в Индийский океан и уцелел, когда в Пенанге немецкий рейдер «Эмден» торпедировал «Жемчуг» во время ночной стоянки. Однако опыта в подводном плавании почти не имел. В 1915 году занимал должность старшего баталера штаба командующего Сибирской флотилии. Затем перевод на Север. На дивизионе особого назначения он исполнял обязанности ревизора, то есть занимался хозяйственно-снабженческими делами. Так что из всех офицеров только один командир и был настоящим подводником. Его опыта должно было с лихвой хватить на весь экипаж.
Проблема сплоченности экипажа, психология взаимоотношений командира подводной лодки и членов команды волновали Ризнича не меньше, чем техническая сторона подводного плавания. «Что лучше, — задавался он вопросом, — будет ли командир отделен от команды и управлять лодкой отдельно или команда будет иметь возможность все время следить за командиром? Мне кажется, что где бы то ни было и что бы ни делалось, но если от действий другого зависит наше благосостояние, а тем более жизнь, то удивительно хочется быть в курсе дела и кажется очень тяжелым не иметь возможности следить за всеми действиями лица, в руках которого находится наша жизнь».
Команде «Святого Георгия» повезло: у нее был не просто отважный командир, но командир-психолог...
Командир был назначен, подобран был экипаж, а между тем вопрос о передаче лодки России все еще висел в воздухе. Истощенная затянувшейся войной царская казна не могла выплатить заводу те миллионы, которые оговаривались в контракте. Союзники-англичане обещали кредит, но не очень торопились.
Тем временем, ничего не зная о закулисной борьбе дипломатов и финансистов, экипаж подводников под командованием старшего лейтенанта Ризнича начал свою военную одиссею...
Дмитрий Быховский ошибался, прокладывая маршрут Ризнича в Италию через Персию, Египет, Тунис. Путь русских моряков пролегал через Англию, Францию, а затем — Средиземным морем — в Италию. Он известен с точность до каждого дня, благодаря чудом сохранившимся письмам старшины машинной команды унтер-офицера Кузьмы Александровича Ильяшенко.
СКРИПКА СТРАДИВАРИ НА БОРТУ «СВЯТОГО ГЕОРГИЯ»
Февральская революция грянула в разгар последних приготовлений к поездке в Италию. Ризнич полагал, что теперь все отменят дробь походу, но, несмотря на эйфорию «великой и бескровной», его небольшой экипаж, облаченный в бушлаты первого срока и новенькие ботинки (выдали для заграничного вояжа все новенькое), сел в Романове-на-Мурмане на борт английского парохода и 1 марта 1917 отбыли в Англию. В Ливерпуль прибыли ровно через неделю. А на следующий день — 10 марта — русских моряков отвезли в Лондон, где российские эмигранты и сочувствующие им англичане устроили митинг в поддержку революции в Петрограде. Русских моряков, только что прибывших из эпицентра событий, встретили в Альберт-холле восторженно. Унтера-офицера Ильяшенко, как имевшего революционный опыт в мятежах 1905 года, посадили в президиум, и он сидел рядом с Максимом Литвиновым, будущим министром иностранных дел СССР.
А старший лейтенант Ризнич, пока шел митинг, прогуливался со своими офицерами по Пикадилли. Они еще не догадывались, чем обернутся для них все эти революционные восторги.
Однако война продолжалась, и Россия под эгидой Керенского продолжала вести бои на суше и на море.
«14 марта 1917 года из Лондона в Генмор.
Старший лейтенант Ризнич прибыл в Лондон в пятницу вечером Просит перевести из команды “Пересвета” на подводную лодку одного телеграфиста и двух минных машинистов.
Морской агент контр-адмирал Волков».
15 марта русские подводники пересекли Ла-Манш и через Амьен прибыли в Париж, затем в Лион, а оттуда поездом — в Милан и далее электропоездом прибыли ночью 22 марта в Специю, где их поджидала новая подводная лодка.
Итальянские власти встретили моряков из мятежной России настороженно. Только что за революционные выступления им пришлось удалить из Специи экипаж ремонтирующегося русского парохода «Млада». Но подводники дружно занялись делом—изучением механизмов нового корабля и доводкой их до рабочего состояния. Старшина машинной команды унтер-офицер Ильяшенко уехал вместе с Ризничем в Турин принимать на заводе «Фиат» двигатели для своей субмарины, которая пока еще носила итальянское имя «Сцилла». Ризнич доверял толковому 32-летнему старшине-машинисту. Два года назад он вручил ему в Вологде серебряные именные часы с дарственной надписью: «За спускъ лодокъ въ Вологде. От Старш. Лейтен. Ризнич и Лейт. Шмидт». С этими часами Ильяшенко не расставался до конца жизни.
Была у унтер-офицера Ильяшенко одна страсть — скрипка. Он захватил с собой в Италию свой простецкий инструмент и скрашивал часы досуга команды весьма неплохой игрой. Слушали русского скрипача в морской форме и итальянцы. Однажды один из них, отозвав старшину в сторонку, предложил «маэстро» приобрести скрипку работы самого Страдивари. По случаю и по сходной цене Ильяшенко не поверил в такой подарок судьбы. Но под потемневшим лаком явно старинной скрипки проступал фирменный знак — «Antonius Stradiuarius. Cremonsis. Faciebat A
И сердце у Ильяшенко дрогнуло, отдал за драгоценный инструмент все свое заграничное жалованье за все месяцы вперед.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Кузьма Александрович Ильяшенко родился в 1885 году в Курской губернии, селе Глушково Рыльского уезда. Работал в Николаевском военном порту. Рассчитан в 1905 году за участие в забастовках. В 1907 году безработный Ильяшенко поступил на военную службу в Балтийский флот. Служил в Учебном отряде подводного плавания мотористом Совершил поход на подводной лодке «Святой Георгий» из Специи в Архангельск. В 1918 году вернулся в родной Николаев, откуда вскоре ушел с отрядом моряков-черноморцев воевать с белыми. После Гражданской работал на Черноморском судостроительном заводе. Попал под немецкую оккупацию. Был сбит немецким мотоциклистом, тяжело повредил ногу, долго болел. Скончался в послевоенные годы.
Все это открылось самым неожиданным образом. В начале 90-х грянула так называемая «перестройка» с приватизацией, ваучеризацией и прочей чертовщиной. И без того небогатый российский народ обнищал враз и надолго. Люди, как после «перестройки» 1917 года, понесли продавать вещи, чтобы свести концы с концами. У ворот того же Преображенского рынка, где когда-то на складе макулатуры я наткнулся на старые газеты с заметкой об угоне «русской подводной лодки», вытянулись предлинные шпалеры торговцев поневоле. Слезы наворачивались на глаза при виде бабулек, которые выставляли на продажу кто горшочек с геранью и пузырек валокордина, кто давно вышедшие из моды дочкины туфли, пластмассовые расчески, чашки, ложки, поварешки... Ложки отнюдь не серебряные, как в послецарские времена, а из нержавейки, а то и вовсе алюминиевые. Деды продавали старые армейские ремни, стираные гимнастерки, болты, гвозди, молотки, долота и прочий «струмент». На меня, как, впрочем, наверное, и на других москвичей, которые слыли состоятельными, как-никак, писатель, обрушился поток самых неожиданных предложений.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.