Страница 53 из 53
Я снова присмотрелся к ним. Да, пожалуй! Если бы стереть с лица эту красноту, которую навели степные ветры; если бы немного смягчить лесную суровость, иногда мелькающую во взгляде; немного изогнуть спину; если бы вместо кнута дать ему зонтик, а вместо кубанки напялить широкополый котелок, — да, пожалуй, старший был бы похож на местечкового еврея.
Младшего трудней вернуть к местечковому облику. Разве потушить эти задорные глаза? Разве стереть с лица выражение какой-то новой решительности? Как заменить эти скупые, медлительные движения суетливой жестикуляцией?
Девушка внесла здоровенный самовар, ведра в два, — старинный, томпаковый пузан с шариками: бабушкино приданое. Затем она унесла заснувшего братишку, мальчугана лег восьми. Она взвалила его себе на плечи, как мешок, бойко отнесла через комнату и, вернувшись, снова стала танцовать, тряся кудрями. Затем, среди танцев, она вспомнила о больной корове и побежала в хлев. Да! Она хозяйка!
Пожалуй, уже и ее надо было бы очень долго гримировать, чтобы вернуть ей обычный вид местечковой девушки, какой она приехала сюда полтора года назад.
Пришел новый гость, долговязый, здоровенный парень с белокурым чубом.
— Возьми, Федька, гармонь! Грянь веселую! — стали просить его со всех сторон.
Гармонист, уставший за целый вечер, сам протянул Федьке инструмент, и парень, без отнекиваний, сел играть. Он попробовал ряды и сразу грохнул правильную плясовую. Сумасшедшие, веселые и наивные звуки высыпались, как горох из мешка. В неудержимом грохоте гармошки, среди стука и топота обезумевших ног, в тумане пыли и веселья молодежь кружилась плясала и гикала.
До поздней ночи не давали мне спать танцоры— сыновья местечковых портных и водовозов, дочери искателей «еврейского счастья», дети голытьбы, сутулой от нищеты и горя.
Рука могучей эпохи вырвала их из недр унизительного убожества, где жили и умирали их отцы. Она подняла их и высоко швырнула, и они летели над тревожным миром. И вот они упали у края земли, — там, где начинается неведомое и страшное — тайга. Они не отступили перед ее грозным и зловещим гудением, не бросились назад, столкнувшись с ее суровостью. Они выстояли в первой, самой решительной схватке.