Банши

Потому как, покатали меня по асфальту знатно…

— Где она? — голос Киана заставил меня вздрогнуть, а затем — не без беспокойства вспомнить о том, при каких обстоятельствах мы пересеклись в последний раз.

— Чёёёёрт, — уже вслух прошипела я и начала быстренько смывать с себя гель для душа.

— Она вся продрогла, и, кажется, сильно напугана, — я ослышалась, или это голос Шона? Того самого Шона, который не хотел, чтоб я своими продрогшими грязными ногами пачкала его паркет?..

— Почему она продрогла? Ты что, вез её без шлема, всю вымокшую — на большой скорости?.. Ты вообще в курсе, что, если её кровь засыпает, она становится обычным человеком?!

— А я что, должен был её в плед укутать? Или зонтик с собой захватить? Я вообще не обязан за ней следить! Какого черта, Киан? Это твои проблемы! Она — твоя проблема! Не впутывай меня в это!

— Тая! — дверь в ванную открылась, судя по голосу — старшим братом.

— Я моюсь! Идите все на хрен! — завопила я, совершенно наплевав на все приличия.

Как ни странно, дверь после этого прикрылась.

А когда я, ведомая инстинктом самосохранения, выждала пару минут и, наконец, вышла в коридор, обмотанная полотенцем, — оба брата встретили меня хмурыми взглядами, стоя рядом с моей комнатой.

— Знать ничего не хочу! — сделав морду кирпичом и пройдя в свои «покои», сказала я, а затем — быстро закрылась внутри спальни.

— Тая, нам нужно поговорить, — через дверь обратился ко мне Киан.

— Тебе нужно вспомнить, зачем ты меня привёз, и на чьих плечах лежит обязанность следить за мной, — парировала я.

Выслушивать, как они высказывают друг другу претензии, не желая брать на себя ответственность, было просто смешно. И неприятно — чего уж тут…

— Я не думал, что тебя понесёт в первый же день, — чуть спокойнее ответил Киан.

— Ты о многом не думал, когда вёз меня в дом своего брата, — заметила я, вытирая волосы полотенцем.

А потом неожиданно чихнула… Нет-нет-нет! Только не это! Я не хочу болеть в Италии! Я хочу изучать Италию, хочу гулять по Италии, хочу общаться с итальянцами, но никак не лежать в кровати с температурой!

— Тая, ты простыла? — слегка взволнованно спросил Киан.

— Нет, блин, я прям лучусь здоровьем и хорошим настроением! — огрызнулась я, — И вообще — оставьте меня! Я хочу спать!

Через несколько секунд от двери кто-то отошёл — не стану утверждать, но, кажется, это был Шон. Через минуту звук повторился — должно быть, теперь сдался и Киан. А я просто упала на кровать и начала думать.

А поводов для думы было много…

Во-первых, что за Бог Смерти, о котором я вспоминала, пока бежала в бреду на зов чужого сердца? Во-вторых, почему именно меня он должен услышать? Мы как-то связаны? В-третьих — как он выглядит? Если он вообще имеет какую-то форму… И что я буду делать в Ирландии, когда весь народ будет знать меня в глаза и при этом понимать — что если я появлюсь у их дома, то кто-то из семьи точно умрёт?!

Да будь я на месте тех людей, я бы дежурила у окна с дробовиком! Нет Банши — не придёт и Бог Смерти! По-моему, вывод очевиден! Ведь я отмечаю своим криком не абы кого, а конкретных людей, душа которых меня зовёт! Душа которых хочет вернуться к Создателю… Чёрт, всё это слишком сложно для одной хрупкой и маленькой меня!

Я ещё раз чихнула, с какой-то дикой тоской подумав о завтрашней температуре, соплях и всех радостях простуды, как дверь в мою комнату раскрылась, и внутрь вошёл Шон.

— Что, будешь сетовать о заразном воздухе в доме? Или сразу выселишь меня на улицу — чтоб глаза не мозолила? — проворчала я, прячась под простынёй и даже не успевая отреагировать на то, что дверь в общем-то была заперта…

— Ни черта не понимаю, что ты говоришь, — выругался парень.

Он подошёл к моей кровати, замер надо мной на пару секунд, затем резко наклонился, поднял на руки вместе с простынёй, в которую было завёрнуто моё тело, и вынес из комнаты.

— Что? Куда?! — пискнула я, испугавшись, что меня и впрямь понесли на улицу.

— Лучше закрой рот, иначе так и оставлю тебя в самой холодной комнате дома, — «по-хорошему» предупредил Шон, неся меня по коридору куда-то в другой конец крыла.

Так меня ещё и поселили в самой холодной комнате? Ну, спасибо! Киан просто душка — так обо мне заботится! Я аж прослезилась от его заботы! Да на его фоне хамство его младшего братика — милые недостатки! Этот меня из России нечестным путём не вывозил, по дороге не крал, жизнь не портил… ну, в общем и целом…

Так! А куда это меня несут?!.

— В моей комнате есть камин, — процедил Шон, внося меня внутрь очень странного помещения…

Я даже не сразу сообразила, что это и есть его комната, и что меня, собственно, в неё и несли… без моего на то согласия…

Стены здесь были чёрные, мебель из дорогого дерева или кожи… всё натуральное… огонь в камине — натуральный… занавески на окнах — льняные, плотные, практически не пропускающие свет… никакой техники, кроме какой-то музыкальной установки с мощными колонками…

А у парня реально — депрессия!

Зачем он меня сюда принёс? У камина посидеть — погреться?

А Шон тем временем довольно грубо уложил меня на огромную кровать, отошёл на пару шагов, взял с тумбы открытую бутылку пива и опустошил её почти на половину, не отрывая от меня недовольных глаз.

И до меня, наконец, дошло…

Это он так вину свою «искупает»! Чтобы не напрягать себя муками совести за то, что я простыла, (хотя какое там?.. Шон?! И муки совести?!..), мне позволили провести эту ночь в царских хоромах! Не удивлюсь, если мне…

— Пей, — вручили мне стакан с какой-то горячей терпкой по запаху жидкостью.

Да он просто мысли мои читает!

— Думаешь, таким образом карму подправишь? — невзначай спросила я, даже не думая удобно располагаться на его шикарной кровати.

Да и сложно это было сделать — он умудрился так замотать меня в простынь, что практически лишил свободы передвижения.

Шон словно понял, о чём я говорю, и недобро прищурился, глядя на моё лицо. То, что мы разговаривали на разных языках — теперь было очевидно. И по какой-то причине его «ирландский» я понимала замечательно! Хотя никогда не баловала себя изучением иных иностранных языков, кроме английского…

— А как твоя ненаглядная девушка отнесётся к тому, что я здесь ночую? — даже не надеясь, что меня поймут, но продолжая изливать на него свой яд, так же невзначай спросила я.

Однако, что-то в моих интонациях навело Шона на верную мысль о моём подколе. Он подошёл к кровати, нагнулся надо мной и с предостережением прошептал:

— Даже не надейся, крошка. Ты здесь только на одну ночь.

В ответ на эти слова я готова была зашипеть, как кошка, — но сдержалась.

Отхлебнула дивной жидкости из стакана, оказавшейся каким-то донельзя любопытным отваром из неизвестных мне трав, имбиря, мяты, мёда и лимона, и, отставив кружку в сторонку, подтянулась на локтях, приближаясь своим телом к нему, и выдохнула в губы:

— Мудак.

Прозвучало почти нежно. Шон нахмурился, пытаясь понять смысл фразы, а я безмолвно ликовала — теперь я могла крыть его с головой, абсолютно не переживая из-за перспективы быть понятой! О, как это тешило моё самолюбие!

— Сейчас ты, должно быть, думаешь, что я тебе сказала? — продолжила я томно, — Ломаешь голову, что за слова можно произнести с такой интонацией? — я немного отклонила лицо, касаясь тёплым дыханием края его губ, — Так вот иди ты к чёрту вместе со своей не сгорающей подружкой, — почти ласково закончила я.

Хотела сказать больше, но понимала — глаза и интонация выдадут меня со всеми потрохами. А Шон словно почувствовал, что я на пределе (том самом пределе желания послать куда дальше, чем в просторы адова пламени): он отстранился от меня, продолжая вглядываться в моё лицо своими глазами с расширившимися (и совсем не от злости) зрачками, а затем и вовсе выпрямился над кроватью.

Ничего не говоря, взял с тумбы свою недопитую бутылку, подошёл к стене, вырубил свет и закрыл за собой дверь — с другой стороны.