Страница 1 из 27
Я Амани-хумай, птица-удача. Моя суть – свобода и моя судьба – исполнение желаний.
***
В зеркале отражалась человеческая девушка: кожа благородного цвета слоновой кости, тёмные чарующие глаза, высокие скулы, правильной формы нос, манящие губы... Чёрная свободная рубашка до колен, длинные широкие рукава, золотая вышивка и капельки рубинов – галабея была прекрасна, как и девушка, на которой она была надета. По-человечески прекрасна.
Я пожелала не видеть, и красавица в зеркале взмахнула пушистыми ресницами, закрывая глаза.
О, Аллат!..
- Что ты наделал, колдун? – прошептала я. А хотелось кричать – так, чтобы весь мир содрогнулся от моего плача. - Что ты со мной сделал?!
В зеркале появилось ещё одно отражение: высокого, намного выше девушки, мужчины. Короткие тёмные завитки волос красиво падали на лоб, гармонировали с золотистой кожей. Раньше мне понравились бы такие волосы и такая кожа – цвета оливок с восточного побережья. А ещё эти жгучие, хищные глаза.
Сейчас же девушка в зеркале сморщила носик от отвращения.
- Ну что же ты, Амани? - протянул мужчина низким, бархатным голосом. Точно крадущийся в низовьях Джуманы, что за Великим морем, леопард. - Неужели тебе не нравится твоё тело? Ты прекрасна, моя хумай
- Я не твоя! – Как же меня раздражал этот мелодичный, совершенно не мой голос!
- Ну почему же? - улыбнулся мужчина. Холёные пальцы колдуна пробежались тёмным, почти чёрным волосам красавицы в зеркале, подцепили прядь. – Ты моя. Вся.
Лицо отражения исказилось.
- Не смей! - проскрипела я, пытаясь вернуть родной голос, а не эти певучие, человеческие оттенки. - Отпусти меня!
Пальцы с волос перебрались на шею, щёки. Девушка в зеркале замерла, дрожа. Во взгляде появилась мольба, и лишь глубоко, далеко за ней – откуда смотрела настоящая я – горела ярость.
- Ну уж нет, хумай, – рассмеялся мужчина, лаская нежную кожу красавицы, и я ярко чувствовала его прикосновения – они обжигали. Сквозь ярость и мольбу пробилось удивление: обычно обжигаю я. – Мне совсем не нравится, что ты исполняешь чужие желания. Я хочу, чтобы ты слушала только меня.
- Это желание я не могу исполнить.
- Можешь, - шепнул мне на ухо мужчина. - Можешь, Амани. Гляди, - он мягко повернул меня за подбородок, заставляя смотреть в сторону окна. - Скоро солнце сядет. Ночью, когда твоё превращение завершится, я овладею твоим новым телом. И тогда ты, хумай, будешь петь только для меня.
У девушки в зеркале задрожали губы.
- Нет! - севшим, совсем не моим – человеческим – голосом простонала я. – Нет...
Мужчина улыбнулся, убирая руки. Отступил к двери.
- Да, - и добавил, тягуче, бархатно: - Увидимся ночью, моя хумай.
В повисшей тишине стук засова прозвучал громом, и я содрогнулась.
В тёмных глазах отражения сгустками пламени горело отчаяние.
***
- О, сайеда, что вы делаете?!
Не выпуская из рук острый осколок, я обернулась.
Ифрит в облике девушки-служанки подбежала ко мне, лепеча:
- Сайеда, вы поранились!
Я пожала плечами – человеческое тело слушалось, будто я всегда его носила. И боль я чувствовала, точно человек. Раненый палец жгло, когда ифрит приложила к нему остро пахнущую лекарством повязку.
- Зачем же так, сайеда? Вы ещё не привыкли к боли…
- Пусть. У меня будет сотня лет, чтобы к ней привыкнуть. Сотня лет, пока Вадд не заберёт этого ничтожного смертного в своё царство теней, - мой голос дрожал от злости.
Ифрит подняла голову, и я осеклась. На обнажённой золотистой груди служанки горела печать подчинения.
- Ваша клетка быстро разрушится, сайеда, - тихо отозвалась ифрит. - Человеческие тела так... смертны.
Я покосилась на её печать и промолчала. Что какая-то жалкая сотня лет против её тысячелетия?
Ифрит молча поклонилась и принялась убирать осколки зеркала.
- Я могла бы освободить тебя, - мой голос журчал непривычно, но слова давались легко. - Пока я человек, - ифрит выронила осколки, обернулась. – Но колдун не даст мне это сделать... Отсюда можно сбежать?
Загоревшаяся в глазах служанки надежда погасла.
- Нет, сайеда.
- Неужели? Никаких потайных ходов, ничего? Люди же это любят.
Ифрит покачала головой. И грустно произнесла, указывая на окно.
- Гули.
- Гули? - изумилась я. - Какие-то гули помешают ифриту..?
- Посмотрите сами, сайеда, - перебила девушка, возвращаясь к уборке.
Теряясь в догадках, я подошла к окну. Что же там за гули... О, Иблис!
- Видите, сайеда, - девушка-ифрит поддержала меня, когда я пошатнулась, и тоже грустно глянула вниз. - Когтями они рвут нашу сущность, а волшебный ошейник развоплощает навсегда.
Я молча кивнула. Да, то, что гуляло внизу, с трудом можно было назвать гулями. Тело полуженщины-полукошки, лоснящаяся гладкая шерсть, громадные саблевидные клыки...
Одна из тварей, заметив мой взгляд, подняла голову и, зарычав, прыгнула на стену башни. Я отшатнулась.
- Не бойтесь, сайеда, - улыбнулась ифрит. - Здесь вы в безопасности. Но не советую выходить во двор.
- А вы... тоже не выходите? - пытаясь унять стучащее сердце, выдохнула я.
Грустная улыбка исчезла. Ифрит опустила голову.
- Дворец большой, сайеда. А к воротам подойти может только сайед.
Я тихо выругалась. Ифрит робко коснулась моего плеча и тут же убрала руку.
- Крепитесь, сайеда.
Да. Всего-то сотня лет рабства у какого-то чернокнижника.