Дикий барин (сборник)

С другой стороны, без иллюзий. Итак, без нравоучений и упреков, без нытья, мол, когда стареющие силы нас начинают оставлять и мы должны, как старожилы, пришельцам новым место дать, – безо всякого этого перехожу к теме, весело помахивая мешком.

Итак, весело помахивая мешком со сменной обувью, двинулся в гараж нехоженой тропой.

А там собаки! У меня, не поверите, за городом живут собаки.

Первоначально эти уголовницы были презентованы мне в небольшой картонной коробке, где они слабо шевелились от последствий переупотребления маминого молока. Они были прекрасны – два собачьих дитяти без видов на будущность. Мама – немецкая овчарка из Венгрии, с родословной длиной в голубой Дунай. Папа – ара, а чито о папе гаварит, э?! Папа бил как папа, в полный уровень, да. Деликатно определенный как кавказский алабай, ну! И что, я тебе отвечаю, за дэло – кто, не побоюсь этого слова, кого?! Стали дети, да. Кровинки.

В этих двух комках умиления и слабого повизгивания трудно было заподозрить расчетливых негодяек, которые по-сестрински начнут сеять вокруг себя страх и ненависть. Если на двух моих псевдонемецких овчарок нацепить джинсовые мини-юбки и сапоги, то отличить их от девачек с рабочего раёна будет непросто. Наиболее подходящая атмосфера для двух моих мерзких сторожих – это угар танцевального клуба «Полет», где девушки подороже продают жизнь свою, а мама у окна волнуется – с милицией в этот раз или только в подъезде отметелят, а мама у соседей переночует, немигающе глядя на ковер с оленями?

Собаки-уголовницы знают, что их номинальный хозяин – я это, я – никому никуда не вперся капризно выгнутым рогом. Никто не будет на него покушаться в диких масках, через колючку, разрывным отравленным патроном, никто не ринется со штыком мне наперерез. Настолько я всем необходим, что тратиться никто не подумает. Собаки эту ситуацию четко секут. Цинично подмигивают, наверное, у мисок. Мол, родная, неплохо мы тут? Спрашиваешь, милая! И этот, в бобровом пальто, – он как? Ну, как-как? При деле!

Но ритуалы соблюдать надо. Надо мчаться со всех лап, со всеми своими килограммами, радоваться мне – оптыть, увидели, а? а?! посмотри, а? а?! давай я теперь с этого бока! Надо валить меня в грязь, надо упираться мне в грудь (будем реалистами, кашемировую «Вейлер и сыновья») и облизывать мое красивое, сдержанное, немого ужаса лицо в два языка.

Люблю их теперь еще сильнее, сволочей закормленных.

Дядя Толик

У моей первой женытм, дай ей Божечка всяческого благополучия и мужа хорошего, есть дядя.

Обычный такой дядя, зовут которого, по счастливому произволу сильфид, Толик.

Дядя Толик – собственно, на этом повествование можно и заканчивать. Но я продолжу.

Он тут возьми и шутку выкини: чем-то закусил таким, и в больницу его отвезли, потому как врачам тоже интересно стало, а чего это дядя Анатолий стал закусывать? с какой стати? и нет ли в этом признаков Толикиной психической болезни? Дядя одинок (вы потом, возможно, поймете, почему я педалирую это обстоятельство). И зажиточен, хотя очень сильно пьющ.

А это я к чему?..

А. Вот.

Сижу вечером над клавирами. Звонок первой жены. Эти звонки я люблю так, как можно любить, например, фильмы В. Аллена, то есть непонятно за что, и непонятно, кто все эти люди, но так принято. Вдобавок первая жена за меня волнуется. Одно время сватала мне свою двоюродную сестру, которая оказалась кредитной мошенницей, потом рекомендовала дизайнера Сорокоумову, потом однажды слабым голосом сказала, что у нее рак груди, и три минуты молча ждала от меня сочувствия. И все в таком духе. Поженились молодыми, по взаимному томлению, так что удивляться нечему.

Кстати, с раком все обошлось очень удачно – стеснялась говорить по телефону про необходимые затраты на увеличение груди, поэтому ляпнула про рак. В ее стиле.

Ну, ладно. У больничного страдальца дяди Толика в загородном домике осталось много домашней живности, при которой дядя состоит на положении порученца и сторожа. Много – это шесть омерзительно жирных котов. За которыми теперь надо бдить, а то подохнут, и дядя Толик забьется в истерике на маленьком кошачьем кладбище, которое может появиться в любой момент, если я не возьму к себе парочку. Или троечку. Или всех.

Первая жена еще щебетала в трубку, расписывая прелесть моей неизбежной встречи с этими тварями, наше с тварями первое робкое узнавание друг друга, веселую возню на ковре, слезы умиления, а я тут же вспомнил, что все эти коты у дяди Толика кастрированные. Зачем кастрировать кота, когда живешь за городом? Но факт остается фактом. Болезненный Анатолий сбирал всех котят в округе, кастрировал их в дорогой клинике и оставлял у себя жить. Немудрено, что я к дяде этому всегда относился с разумной долей ужаса и в гости к нему ездил крайне неохотно. Как, впрочем, и остальные его родственники. Хрен его знает, этого даррелла, рука-то набита. Разметаешься на мешковине после обеда, и все.

Позвонил Анатолию. Сказал, не представляясь: «Женись, урод!» – и дал отбой.

Семейная этнография

Макдоналды

Что такое история моей семьи? Что такое взаимосвязь поколений и славные традиции нашего рода? Что такое воздаяние, карма, возмездие и прочее веселье в моей бодрой фамилии?

Объяснить можно только на примере.

Объясняю.

13 февраля 1692 года мои родственники поучаствовали в одном из самых радостных событий шотландской истории. Мы резали в составе других гостей клан Макдоналдов у них же на дому. Нас позвали в гости, мы пришли, а потом зарезали хозяев. За дело, конечно. Макдоналды были практически мятежниками, не хотели присягать новому королю, плюс мы им еще денег были должны. Как тут удержаться от того, чтобы, попив и поев, не вырезать хозяев к чертовой матери? Я и сейчас не удержался бы.

В семейном кругу часто вспоминаем это дело, одобрительно похлопывая друг друга по спинам. Мол, неплохо так погуляли тогда, а? – спрашиваем друг у друга. И сами же себе отвечаем: да какой там неплохо?! Отлично выступили!

Резня в Гленко, послужившая основой для нездоровых фантазий писателя Джорджа Мартина с его «Красной свадьбой», лютоволками, Старками и прочим заснеженным ужасом, для нашего семейства прекрасный повод вспомнить славные денечки.

И тут наступает момент рассказать о воздаянии за произошедшее.

Как это почти всегда бывает, воздаяние за грехи всего рода обрушилось на меня. Резали Макдоналдов все вместе, а расхлебываю последствия только я.

К огромному сожалению, вырезать весь выводок Макдоналдов зимой 1692 года не удалось. Некоторые утырки вырвались из нашего веселого хоровода. Затаились и размножились.

Последствия? Главное последствие стоит напротив моего самарского дома и заливает округу канцерогенными запахами гамбургеров, роял-чизбургеров и прочего ада. Это то, что я называю наследственное воздаяние как оно есть. Резали предки Макдоналдов – вот тебе миллион промасленных пакетов под ногами, вонь, толпы под окнами и всякая такая кромешность. Насладись.

А теперь про взаимосвязь и злую иронию. Кто открывал этот элитный ресторан? Кто резал ленточку в коротких штанишках, хищно полосовал ножом с себя размером огромный торт и катался верхом на страшном клоуне Роналде, этой квинтэссенции зла? Кто купался в лучах проплаченной славы? Кто, раздувая младенческие, но чувственные ноздри, совершил первый в Самаре заказ «большой картошки»?!

Правильно! Мой сын, Георгий Джонович.

Прямой потомок упырей, резавших Макдоналдов 13 февраля 1692 года.

Вот что такое историческая взаимосвязь в моей семье.

И как после всего этого оставаться в разуме?!

Эволюция

Я представляю собой боковую ветвь эволюции нашей семьи.

В принципе, я тупиковая ее ветвь, хотя породил целую популяцию. Я – носитель картошконосого гена, картошконос обыкновенный.